Собрание сочинений. Том 1. Ким: Роман. Три солдата: Рассказы
Шрифт:
— Не буду слушать, пока стою на ногах, — пробормотал он уголком рта. Тут я снова кинулся на него, бросил его на землю, слепого, немого, ослабевшего, и вправил ему челюсть.
— Вы старый дурак, мистер Брегин, — сказал я.
— А вы молодой разбойник, — ответил он, — вы с Энни разбили мое сердце.
И, лежа на земле, он заплакал, точно ребенок. Мне было так грустно, как еще никогда в жизни. Ужасно видеть слезы сильного человека.
— Я готов поклясться на кресте, — сказал я.
— Мне нет дела до ваших клятв, — ответил он.
— Вернемся к вам домой, — сказал я, — если вы не верите живым, вы
Я поднял Брегина и потащил его к нему в квартиру.
— Миссис Брегин, — говорю, — вот человек, которого вы, может быть, вылечите скорее, чем я.
— Вы опозорили меня в глазах моей жены, — прохныкал он.
— Разве? — спросил я. — Глядя на лицо миссис Брегин, я думаю, что мне попадет больше, чем попало вам.
И действительно попало! Энни Брегин рассвирепела от негодования. Нет ни одного известного приличной женщине ругательного названия, которым она не наградила бы меня. Однажды в дежурной комнате полковник минут пятнадцать расхаживал вокруг меня, как обруч вокруг бочонка, и бранил за то, что я, полураздетый идиот, отправился в лавку; но все, что когда-либо сходило ради меня с его острого языка, было мягко, как стакан имбирного пива, в сравнении со словами, которые сказала мне Энни. И заметьте, так всегда поступают женщины.
Когда она замолчала, чтобы перевести дух, и наклонилась над своим мужем, я сказал:
— Все это правда: я негодяй и вы честная женщина, но неужели вы не скажете Брегину о маленькой услуге, которую я оказал вам?
Как только я это проговорил, в ту же самую минуту капрал опять подошел к веранде; Энни Брегин вскрикнула. Луна поднялась, и мы могли разглядеть лицо призрака.
— Я не могу найти ее, — сказал капрал и вдруг рассеялся, как дым от свечки.
— Святые, защитите нас от зла! — прошептал Брегин и перекрестился. — Это Флехи из полка тайронцев.
— Кто он? — спросил я. — Ведь он порядочно-таки поборолся со мной сегодня.
Брегин рассказал нам, что Флехи был капралом; что три года тому назад в этих комнатах его жена умерла от холеры; что он сошел с ума и, когда его похоронили, стал расхаживать, отыскивая ее.
— Ну, — сказал я Брегину, — последние две недели он выходил из Чистилища, чтобы каждый вечер бывать в обществе миссис Брегин. Итак, скажите миссис Кин (я знаю, она болтала вам, а вы слушали), что ей следует понимать разницу между живым человеком и привидением. Она была три раза замужем, а ваша жена слишком хороша для вас. Между тем вы бросаете ее, предоставляя привидениям и всяким там злым духам надоедать ей. Никогда больше не буду я из вежливости разговаривать с чьей-либо женой. Покойной ночи вам обоим. — Так я ушел после борьбы с женщиной, с мужчиной и с дьяволом — все в течение одного часа. Я дал отцу Виктору одну рупию за мессу, за упокой души Флехи, ведь я потревожил его, двинув кулаком его особу.
— У вас широкие взгляды на вежливость, Мельваней, — заметил я.
— Это зависит от точки зрения, — спокойно произнес он, — Энни Брегин никогда меня не любила. Тем не менее я не хотел оставить что-нибудь невыясненное, за что Брегин, пожалуй, опять вздумал бы зацепиться и снова рассердился бы на нее, раз откровенное замечание могло разъяснить дело. Лучше всего в мире — откровенность. Орзирис, дай-ка мне заглянуть вон в ту бутылку, потому что у меня в горле пересохло совершенно
С часовыми
— Святая Мария, милосердная Матерь небесная, зачем дьявол занес нас сюда и зачем мы торчим в этой унылой стране? Скажите, сэр!
Так говорил Мельваней. Время действия — час душной июньской ночи; место действия — главные ворота Форта Амара, самой унылой и наименее привлекательной крепости во всей Индии. Что я там делал в то время — касается только сержанта м-ра Греса и часовых.
— Сон, — продолжал Мельваней, — вещь излишняя. Часовые бодро простоят до смены.
Сам Мельваней был обнажен до пояса; на соседней койке лежал Леройд, и с него стекали струйки воды, которой одетый только в белое нижнее платье Орзирис полил его из меха; четвертый рядовой, лежа с открытым ртом в полосе света, падавшего из большого фонаря, что-то беспокойно бормотал. Под огромной кирпичной аркой стояла страшная жара.
— Не припомню ночи хуже. Ох! Не выволокли ли на землю весь ад? — продолжал Мельваней.
Порыв раскаленного, обжигающего кожу ветра прорвался сквозь решетчатые ворота, точно морская волна; Орзирис выругался.
— Легче ли тебе, Джек? — спросил он Леройда. — Положи голову между коленями, и через минуту все пройдет.
— Мне все равно; ах, мне было бы все равно, но мое сердце выбивает трель о мои ребра. Дайте мне умереть. Ой, дайте мне умереть, — простонал огромный йоркширец. Будучи мясист, он плохо переносил зной.
Спавший под фонарем на мгновение проснулся и приподнялся на локте.
— Умри же и будь проклят! — сказал он. — Я проклят и не могу умереть.
— Кто это? — прошептал я, так как не знал только что прозвучавшего голоса.
— Прирожденный джентльмен, — ответил Мельваней, — с первого же года — капрал, затем — сержант. До белого каления жаждет офицерского чина, но пьет, как рыба. Еще до наступления холода он отправится на тот свет. Так-то.
Мельваней скинул сапог и голым пальцем дотронулся до спускового крючка своего ружья. Орзирис неправильно истолковал его движение, и в следующую секунду ружье ирландца было отодвинуто.
Орзирис остановился перед ним с глазами, в которых светился упрек.
— Ты! — сказал Орзирис. — Боже мой, это ты-то! Уж если так поступаешь ты, Мельваней, что же нам-то делать?
— Спокойнее, малыш, — ответил ему Мельваней и не очень нежно оттолкнул его, — пока Дина Шад жива, я не сделаю ничего подобного. Я просто хотел показать кое-что.
Леройд, лежа на своей койке, кивнул головой и простонал, а джентльмен-рядовой вздохнул во сне. Орзирис взял протянутый ему кисет Мельванея, и мы, все трое, некоторое время молча курили, а пыльные дьяволы плясали на гласисе [24] и проносились по докрасна раскаленной равнине.
— Стаканчик? — сказал Орзирис, отирая свой влажный лоб.
24
Гласис — пространство перед крепостным рвом.