Собрание сочинений. Том 4. Рикша-призрак. Сказки и легенды. Труды дня
Шрифт:
— Правда. Это правда, — пробормотал Гануман. — К Шиве и другим возвращаются они, мать. Я проникаю из храма в храм на севере, где поклоняются одному Богу и Его Пророку; и теперь в их храмах видно только мое изображение.
— Не за что тебя благодарить, — сказал олень, медленно поворачивая голову. — Я — этот единый и его пророк также.
— Вот именно, отец, — сказал Гануман. — А на юг еду я, старейший из всех богов, с тех пор как люди знают богов, и я проникаю в храмы новой религии, где изображают нашу двенадцатирукую женщину, которую они зовут Марией.
— Я знаю, — сказала тигрица. — Ведь эта женщина — я.
— Именно так, сестра. Я иду
— Так я, значит, одна, небожители? Не успокоить ли разве мой поток, чтобы как-нибудь не снести их стен? Не иссушит ли Индра мои источники в горах и не заставит ли меня смиренно ползти вдоль их набережных? Не зарыться ли мне в пески, чтобы не сделать чего-нибудь неприятного для них?
— И все из-за небольшой полосы железа с огненной колесницей наверху? Право, матушка Гунга вечно молода! — сказал слон. — Ребенок не мог бы говорить глупее. Пусть прах копается в прахе, прежде чем обратится в прах. Я знаю только, что мой народ богатеет и возносит хвалы мне. Шива сказал, что люди в школах его не забывают; Бхайрон доволен своей толпой простого народа; а Гануман смеется.
— Конечно, я смеюсь, — сказала обезьяна. — Мои алтари немногочисленны в сравнении с алтарями Ганесы или Бхайрона, но огненные колесницы привозят и мне новых поклонников из-за Черной Воды — людей, которые верят, что их бог — труд. Я бегу перед ними, призывая их, а они следуют за мной.
— Так дай им труд, которого они так желают. Устрой плотину поперек моего течения и отбрось воду назад на мост. Некогда ты был искусен в этом, Гануман. Спустись и подними мое русло.
— Кто дает жизнь, может и взять жизнь, — обезьяна поцарапала длинным указательным пальцем грязь. — Но кому будет польза от убийств? Очень многие хотели бы умереть.
С воды донесся отрывок любовной песни, какую поют юноши, пасущие скот в жаркие полуденные часы поздней весны. Попугай радостно закричал и стал спускаться вниз головой по ветке все ниже и ниже, по мере того как песня становилась громче, и вдруг, освещенный лунным светом, предстал молодой пастух, любимец гопи, [8] идол мечтательных девушек и матерей, еще не родивших ребенка, — Кришна, возлюбленный. Он остановился, чтобы подобрать свои длинные мокрые волосы, и попугай вспорхнул ему на плечо.
8
Гопи (по-санскритски — пастушка) — мифические существа, влюбленные в бога Кришну.
— Летаешь и поешь, поешь и летаешь, — икая, проговорил Бхайрон. — Оттого ты и опаздываешь на совет, брат.
— Ну так что же? — со смехом сказал Кришна, откидывая голову. — Вы мало что можете сделать без меня или Кармы. — Он погладил попугая и снова засмеялся. — Что означает это собрание, эта беседа? Я услышал рев матушки Гунги во тьме и быстро вышел из хижины, где лежал в тепле. А что вы сделали Карме, что он так мокр и молчалив? А что делает здесь матушка Гунга? Разве небеса так переполнены, что вы приходите сюда расхаживать по грязи, как звери? Карма, что они делают?
— Гунга просила отомстить строителям моста,
— А небожители ничего не сказали? Разве Гунга и Мать Печалей переговорили их? Разве никто не замолвил слово за мой народ?
— Ну, — сказал Ганеса, беспокойно переступая с ноги на ногу, — я говорил, что это забавляет прах и нам незачем губить его.
— Я был доволен, что дал им возможность трудиться, — очень доволен, — сказал Гануман.
— Что мне за дело до гнева Гунги? — сказал бык.
— Я Бхайрон простого народа и этот мой посох — котваль Каши. И я защищал простой народ.
— Ты?
Глаза молодого бога засверкали.
— Разве теперь я не первый из богов на их устах? — возразил, не смутившись, Бхайрон. — В защиту простого народа говорил я; много мудрых вещей сказал я, которые уже позабыл теперь. Но этот мой посох…
Кришна нетерпеливо обернулся, увидел крокодила у своих ног и, встав на колени, обвил руками холодную шею.
— Мать, — нежно сказал он, — иди опять в свою воду. Это дело не для тебя. Как может этот живой прах повредить твоей чести? Ты давала их полям урожай год за годом, и они стали сильны благодаря твоему разливу. В конце концов, они все приходят к тебе. Зачем убивать их теперь? Сжалься, мать, ненадолго — ведь это ненадолго.
— Если это ненадолго… — начало медлительное животное.
— А разве они боги? — возразил со смехом Кришна; его глаза глядели в тусклые глаза реки. — Будь уверена, что это ненадолго. Небожители слышали тебя, и правосудие свершится. Иди, мать, снова в воду. Много людей и зверей теперь в водах — берега рушатся, — села исчезают из-за тебя.
— Но мост — мост стоит!
Меггер, ворча, вернулся в заросли, когда Кришна встал.
— Кончено! — злобно сказала тигрица — У небожителей нет более правосудия. Вы пристыдили Гунгу и насмеялись над ней, когда она просила только несколько десятков жизней.
— Моего народа — тех, что лежат под кровлями из листьев вон в том селении; молодых девушек и юношей, которые поют им песни во тьме; ребенка, который родится на следующее утро, — того, что зародился ночью! — сказал Кришна. — А какая польза, что это будет сделано? Завтрашнее утро застанет их за работой. Да если бы вы даже унесли весь мост от одного конца до другого, они начали бы снова. Выслушайте меня. Бхайрон всегда пьян. Гануман со своими новыми загадками насмехается над своим народом.
— Ну какие же они новые! — смеясь, сказала обезьяна.
— Шива слушает толкования разных школ и мечтания святых людей; Ганеса думает только о своих толстых купцах; но я, я живу с моим народом, не требуя даров, и потому получаю их ежедневно.
— Очень уж ты нежен со своим народом, — сказала тигрица.
— Он мой. Старухи грезят мною, ворочаясь во сне; девушки прислушиваются, поджидая меня, когда идут наполнять свои кувшины к реке. Я хожу с молодыми людьми, ожидающими у ворот в сумерки, и кличу седобородых. Вы знаете, небожители, что я один из всех нас не нахожу удовольствия на наших небесах, когда здесь на земле пробивается зеленая былинка или хотя бы два голоса раздаются в сумерках среди подрастающих колосьев. Мудры вы, но живете слишком далеко, забывая, откуда вы появились. А я не забываю. Вы говорите, что огненные колесницы питают ваши храмы? И огненные колесницы привозят тысячи пилигримов туда, куда в былое время приходили десятки? Верно. Верно, но только на сегодняшний день.