Собрание сочинений. Том 4. Рикша-призрак. Сказки и легенды. Труды дня
Шрифт:
Офицеры с завистью заскрежетали зубами. Букта, если бы захотел, мог пригласить всех их. Но он поехал один с Чинном. Два дня они ехали в охотничьем кабриолете, а потом шли день пешком, пока не дошли до каменистой, залитой солнцем долины с озером хорошей воды. День был знойный; юноша, естественно, разделся и пошел купаться, оставив Букту сторожить его одежду. Белая кожа ясно выступает на темном фоне джунглей, и то, что увидел Букта на спине и правом плече Чинна, заставило его идти вперед, шаг за шагом, с выпученными глазами.
— Я забыл, что неприлично раздеваться перед человеком его положения, — сказал Чинн, ныряя
— Знак! — послышался ответ шепотом.
— Это ничего! Вы знаете, что это бывает у нас в роду. — Чинну было неприятно. Он совершенно забыл о темно-красном родимом пятне на плече, не то он не стал бы купаться. Дома говорили, что оно появляется через поколение и, что удивительно, через восемь или девять лет после рождения. Не будь это пятно частью наследственности Чиннов, его нельзя было бы считать красивым. Молодой человек быстро оделся и пошел с Буктой. Дорогой они встретили двух-трех бхилей, которые мгновенно пали ниц.
— Мой народ, — проворчал Букта, не удостаивая их своим вниманием, — а потому и ваш народ, сахиб. Когда я был молодым человеком, нас было меньше, но мы были не так слабы. Теперь нас много, но мы плохи. Как вы будете стрелять в него, сахиб? С дерева? Или из-за прикрытия, которое выстроят мои люди?.. Днем или ночью?
— Пешком и днем, — сказал молодой Чинн.
— Таков был ваш обычай, насколько я слышал, — проговорил про себя Букта. — Я соберу вести о нем. Тогда мы с вами пойдем на него. Я понесу одно ружье. Вы возьмете свое. Больше не нужно. Какой тигр устоит против тебя?
Тигра нашли у маленькой впадины, наполненной водой, в лощине, сытого и дремлющего под лучами майского солнца. Его разбудили, как куропатку, и он обернулся, чтобы сразиться за свою жизнь. Букта не двинулся с места и не поднял ружья, но не сводил глаз с Чинна, который встретил оглушающий рев тигра единственным выстрелом — ему показалось, что с тех пор, как он прицелился, прошло несколько часов. Пуля, пройдя через горло, раздробила затылочную кость и прошла между лопаток.
Тигр согнулся, задыхаясь, и упал, и, прежде чем Чинн понял, что случилось, Букта сказал ему, чтобы он подождал, пока он, Букта, сосчитает расстояние между лапами и его щелкающими челюстями.
— Пятнадцать, — сказал Букта. — Нет необходимости во втором выстреле, сахиб. Он начисто истечет кровью, и нам не нужно портить шкуру. Я говорил, что этих не нужно, но они пришли — на всякий случай.
Внезапно все края лощины увенчались головами близких Букты. То была сила, которая могла бы сокрушить ребра тигру, если бы выстрел Чинна не удался; но ружья их были спрятаны, и сами они являлись только заинтересованными зрителями; человек пять-шесть дожидались приказания снять шкуру. Букта наблюдал, как жизнь исчезала из диких глаз, поднял одну руку и повернулся на каблуке.
— Не надо показывать, что мы обращаем большое внимание на это, — сказал он. — После этого мы можем убивать кого угодно. Протяните руку, сахиб.
Чинн исполнил приказание. Рука совершенно не дрожала, и Букта кивнул головой.
— Это тоже было обычным делом для вас. Мои люди быстро снимают шкуру. Они отнесут шкуру на место стоянки. Не переночует ли сахиб в моем бедном поселке и не забудет ли, что я его офицер?
— Но эти люди, которые сопровождают нас? Они много потрудились и, может быть…
— О,
Это было вполне справедливо. Когда Букта снял мундир и надел сшитое из лоскутков платье своего народа, он совершенно отказался от цивилизации и военной службы. Эту ночь, после короткого разговора со своими приближенными, он посвятил оргии, а оргия бхилей не такая вещь, чтобы ее можно было описывать. Чинн, разгоряченный триумфом, присутствовал на ней, но смысл мистерий был скрыт от него. Дикие люди подходили к нему и толпились у его ног, принося дары. Он давал свою фляжку старшинам селения. Они стали красноречивыми и увенчали его цветами. Подарки и приношения, не все подходящие, сыпались на него, а дьявольская музыка бешено гремела вокруг красных огней, между тем как певцы пели песни древних времен и танцевали необыкновенные танцы. Туземные напитки очень крепки, а Чинну пришлось пробовать их; если в них не было ничего подмешано, то как могло случиться, что он внезапно уснул и проснулся поздно на следующий день — уже на половине перехода от селения?
— Сахиб очень устал. Перед зарей он уснул, — объяснил Букта. — Мои люди отнесли его сюда, и теперь нам время идти по квартирам.
Голос тихий и почтительный, походка уверенная и беззвучная — как трудно было поверить, что несколько часов тому назад Букта кричал и скакал вместе с другими обнаженными дьяволами.
— Мои люди были очень рады повидать сахиба. Они никогда не забудут этого. Когда сахибу понадобятся рекруты, он пойдет к моему народу и ему дадут сколько нужно людей.
Чинн умолчал обо всем, кроме того, что он застрелил тигра, а Букта бесстыдно украсил этот рассказ. Шкура действительно была одна из самых красивых когда-либо висевших в столовой полка и лучшей из многих. Когда Букта не мог сопровождать своего мальчика на охоту, он отдавал его в хорошие руки, и Чинн изучил всю душу диких бхилей во время своих странствий и остановок, разговоров в сумерки у придорожных ручьев лучше, чем может изучить другой человек за всю свою жизнь.
Мало-помалу люди его полка стали смелее и начали говорить о своих родственниках — большей частью попавших в какую-нибудь беду, и рассказывать ему об обычаях своего племени. Сидя на корточках в сумерки на веранде, они рассказывали ему в легкой, доверчивой манере вуддарсов, что такой-то холостяк убежал с женой такого-то из дальнего селения. Как думает Чинн-сахиб, сколько коров следует получить мужу в виде компенсации? Или, если получено письменное приказание правительства, чтобы такой-то бхиль явился в обнесенный стенами город на равнине и дал показания на суде, умно ли будет, если он не обратит внимания на это приказание? С другой стороны, если послушаться, то вернется ли живым смелый путешественник?
— Но что мне за дело до всего этого? — нетерпеливо спрашивал Чинн Букту. — Я солдат. Я не знаю законов.
— У! Закон для дураков и белых людей. Отдай им приказание громко, и они исполнят его. Ты их закон.
— Но почему?
Лицо Букты окаменело. Быть может, эта мысль впервые поразила его.
— Как я могу сказать? — ответил он. — Может быть, тут значит имя. Бхили не любят ничего незнакомого. Отдавайте им приказания, сахиб, — два, три, четыре слова, чтобы они оставались у них в голове. Этого будет достаточно.