Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
Шрифт:
— Но и личное мужество Дутова…
— Само собой разумеется! Тоже ведь могли посадить под арест… Однако это фигура, с которой считаются и на Дону, и в Петрограде.
— Полноте, солдафон ваш Дутов и грубая скотина!
— Вы, вероятно, за Ленина? Нет уж, лучше за Корнилова, лучше монархия, чем диктатура партии, организованной на немецкие деньги!
— Совершенно верно. Куда только смотрят наши комитеты общественной безопасности!
«Политики» спорили, а жизнь в городе шла своим чередом: вывешивались рекламы о «грандиозных представлениях» в цирке Камухина. Магазин торгового дома Павла Ишкова с сыновьями, что на Гостинодворской
8
Колониальные товары — товары, привозимые из Западной Индии, — пряности, кофе и т. д.
На «Дамочку с мухой», веселый фарс, заманивал кинотеатр «Палас» и давал анонс об «имевшей всюду сенсационный успех картине „Ревность“», «по знаменитой пьесе Арцыбашева, с участием любимца публики Мозжухина». Электротеатр «Аполло» соперничал с «Паласом» афишами о киноромане Льва Никулина «В лапах желтого дьявола».
— Сообщения с фронтов! Ригу заняли германские войска! В Рижский залив вошел германский флот! — кричали газетчики.
Другие вопили о том, что аптекарский магазин «Здоровье» на толчке получил одежные и половые веники и французские духи разных запахов. Бойкий инвалид, постукивая деревяшкой вместо ноги, громогласно зачитывал объявление комитета Всероссийского земского союза о найме рабочих в инженерно-строительные дружины на Западный и Кавказский фронты: плотников первой, второй и третьей руки, землекопов и чернорабочих. И все это перебивала еще одна новость:
— Катастрофа в Казани! Взрыв артсклада!
— Пожар на пороховом складе и пороховом заводе!
— Ужасающие взрывы пироксилиновых складов!
— Число жертв очень велико! В Казани паника!
— Кровавый кошмар не поддается описанию! — звонко голосили мальчишки, размахивая пачками свежих газет.
Играли шарманки, маня за собой толпы босоногих, мокроносых слушателей. Милицейские, те же городовые, вели в околоток буйную во хмелю, накрашенную проститутку, заслоняя прохожих от злобных и наглых покушений расходившейся девки. А в это время заседала городская дума и ее исполнительные комиссии, и повсюду рассылались приказы о запрещении выпечки сладкого хлеба.
Но все время, напоминая о событиях в Петрограде, скакали по улицам отряды казаков.
В клубе социал-демократов собрался, как обычно, актив большевиков, не было только Александра, уехавшего в Петроград.
— Сахарозаводчики обратились к министру земледелия с просьбой повысить на сорок процентов цены на сахар, — говорил Георгий Коростелев. — Им наплевать на свое любезное Временное правительство: оно уже выдохлось в красочных обещаниях. Разваливается и эта новая власть, а купцы торопятся снять шкуру и с правых и с левых.
— Всегда так было, — сказал Кобозев. — Хуже другое: побоявшись упустить бразды правления, Керенский выступил против Корнилова… Но аресты Корнилова и Каледина — очередной его маневр: ему нужно все внимание общественности сосредоточить на вождях казачества, и шумиха, поднятая вокруг письма Дутова, как барометр, предсказывает погоду. Для нас особенно, коль скоро мы заняли форпост среди земель войска оренбургского.
— Верно, барометр идет на
— Нет, это хорошо, что он поехал. Для партийной организации очень важное значение имеют связи с ЦК.
— Народу у нас наберется достаточно, чтобы дать отпор казакам, но плохо с оружием, — сказал фронтовик Илья Заварухин, слесарь паровозосборочного. Ему было под тридцать, но лицо его с крупным ртом и насупленными темными тяжелыми бровями казалось много старше. Только когда он изредка улыбался, показывая белые крепкие зубы, и вспыхивал синими искрами глаз, в нем проявлялось все обаяние доброй и сильной молодости. — Чем отбиваться будем от этих степных волков, ежели у нас винтовок нет? А им не привыкать рубить безоружных шашками.
— Увидите Владимира Ильича, доложите ему обо всем, если Александр не сможет сам с ним повидаться, — наказывал Георгий Коростелев, подсев к Кобозеву. — Насчет оружия выясните, пожалуйста. Фронтовиков мы стараемся вербовать в свои ряды с винтовками, но солдаты втыкают штыки в землю и прут домой с голыми руками. Нельзя ли сообразить насчет листовок, чтобы не разоружались совсем-то? Нет ли еще каких возможностей? Если явится сюда Дутов, он сразу свои казачьи полки затребует с фронта вместе с пушками и пулеметами.
Кобозев понимал и разделял тревогу оренбургских большевиков. Смелость смелостью, но отсутствие оружия могло загубить дело партии.
— Конечно, Дутов теперь в Петрограде не останется, — сказал он уверенно. — Керенский ведет двойную игру: демократия перед народом и сговор с монархистами за спиной народа. Безусловно, они рассчитывают на уральское и оренбургское казачество как на оплот контрреволюции. Поэтому Керенский вот-вот пошлет своего тезку Дутова в Оренбург, чтобы подготовить плацдарм для наступления на рабочий класс.
— А мы начнем готовиться к своему наступлению, — заявил Георгий. — Тут может образоваться настоящая казачья Вандея при самом активном участии эсеров и меньшевиков. Надо нам заранее наметить расстановку сил. Александр Коростелев, Семен Кичигин, Саликов, Мискинов, Глауберман, Лобов и другие займутся делами партийной организации; Левашов, Котов и Заварухин — подготовкой боевых отрядов. Мы с Мартыновым, как старые кооператоры, начнем думать о военной потребиловке. Снабжение и обозы немалую роль играют в таких делах.
Заварухин, насупив густые брови, вполголоса читал в газете очередную телеграмму Керенского:
— «Принимаю срочные меры для спасения революции. Приказываю генералу Корнилову сдать должность верховного главнокомандующего. Объявляю Петроград на военном положении». А вот еще… «Попытка Корнилова обособлена. Главнокомандующие фронтов, за исключением Деникина на Юго-Западном фронте, верны Временному правительству. Генерал Деникин и его штаб подвергнуты в своей ставке личному задержанию и тоже будут привлечены к суду. Эшелоны Корнилова, двинутые к Петрограду, остановлены». Да, вот еще Деникин!..