Собрание сочинений. Том 6
Шрифт:
— Поступайте, как вам угодно, — сказал дядя. — Если ваши сведения будут мне полезны, я сам решу, как мне с вами рассчитаться.
— Лучше не скажешь. На том и поладим, хозяин, думаю, вы поступите по справедливости, про вас все так и говорят. Ну вот, стало быть, ваш Джим Гаррисон завтра утром на Кролийских холмах дерется с Крабом Уилсоном из Глостера, и на него поставлены большие деньги.
— Что же из этого?
— А известно вам, случаем, какие вчера были ставки?
— Три против двух в пользу Уилсона.
— Правильно, хозяин. А сегодня ставят семь против одного.
— Что такое?!
— Семь против одного, хозяин, это точно.
— Что за чепуха, Уорр! Отчего бы ставки так возросли?
— Я был в трактире Тома Оуэна, и в «Проломе в стене», и в «Упряжке», и всюду ставят семь против одного. Против вашего малого поставлены кучи денег. В клубах, в питейных заведениях отсюда и до Степни — везде такие ставки, словно ставят на доброго коня против куренка.
В этот миг по выражению дядиного лица я вдруг понял, как много значит для него исход этого боя. Но он тотчас пожал плечами и недоверчиво улыбнулся.
— Тем хуже для болванов, которые набавляют ставки, — сказал он. — Мой боец в отличной форме. Ты его вчера видел, племянник?
— Вчера он был в превосходной форме, сэр.
— Случись что-нибудь неладное, мне дали бы знать.
— А может, ничего и не случилось… покуда, — с ударением сказал Уорр.
— Как прикажете вас понимать?
— А так и надо понимать, сэр. Помните Беркса? Сами знаете, он парень не больно надежный, а тут еще затаил зло на вашего Гаррисона, после того как он тогда в каретнике его уложил. Ну так вот, вчерашний день, часов эдак в десять вечера, приходит он ко мне в пивную и с ним еще трое отъявленных разбойников, они всему Лондону известны. Перво-наперво Рыжий Айк, его на ринг больше не допускают, потому как он нечестно дрался с Биттуном. Потом Вояка Юсеф — этот родную мать за пятак продаст. И еще Крис Маккарти — тот просто жулик: дождется на Хеймаркет, как народ пойдет из театра, и давай шарить по карманам, вот и все его ремесло. Такую теплую компанию не всякий день встретишь, а тут гляжу: все вдрызг пьяные, один Крис трезвый — такая хитрая бестия, коли что почует, так уж лишнего не глотнет. Ну, провел я их в гостиную. Они-то, само собой, того не стоят, — да я уж знаю, впустишь их в зал, затеют драку, поколотят кого из посетителей, потом с полицией хлопот не оберешься. Подал я им выпить, чего спросили, и сам с ними для верности остался, в гостиной. У меня там картины и чучело попугая, так чтоб не портили.
Ну, коротко сказать, пошла у них речь про завтрашний бой. Хохочут, заливаются: дескать, Джиму Гаррисону вовек Краба не побить, — а Крис знай подмигивает да локтями всех подталкивает, уж Беркс чуть не закатил ему оплеуху. Вижу, дело нечисто, и не так уж трудно смекнуть что к чему, тем более Рыжий Айк стал биться об заклад, что Джим Гаррисон завтра и на ринг-то не выйдет. Тогда пошел я за новой бутылочкой спиртного, чтобы у них языки еще больше развязались, а сам стал за окошком, в которое мы из бара в гостиную напитки передаем, приоткрыл его малость и слыхал каждое их слово, будто сидел с ними за столом.
Слышу, Крис Маккарти стал на них ворчать, чтоб не болтали лишнего, а Джо Беркс как рявкнет: не учи, мол, а то все зубы повыбиваю! Крис, понятно, струсил и давай их по-доброму уговаривать, что, мол, эдак они к утру раскиснут и не смогут дело сделать, да и хозяин, коли увидит, что они перепились и положиться на них нельзя, ни гроша им не заплатит. Тут они все трое отрезвели, и Вояка спрашивает, когда надо ехать. Крис говорит: лишь бы попасть в Кроли, пока Подворье не закрыто, тогда они вполне управятся. «Плата больно мала, — говорит Рыжий Айк, — тут ведь петлей пахнет!» А Крис ему: какая, мол, к черту, петля! — и вытаскивает из бокового кармана этакую небольшую дубинку, налитую свинцом. «Вы, — говорит, — втроем его держите, а я этой штукой перебью ему руку, и денежки наши. Ну, дадут нам за такое дело полгода в кутузке, уж никак не больше». «Он будет драться», — говорит Беркс, а Крис ему: «Что ж, с нами — пускай, зато уж в другом месте ему не драться». Вот и все, что я слыхал. А нынче утром вышел и вижу: все ставят на Уилсона, набавляют и набавляют, я уж вам говорил. Вот такие-то дела, хозяин, а что тут к чему, вы и сами разберетесь.
— Отлично, Уорр, — сказал дядя и поднялся. — Весьма вам признателен за сообщение и позабочусь, чтобы вы не остались внакладе. Думаю, что негодяи просто болтали спьяну, но все равно вы оказали мне большую услугу, известив меня об этом. Надо полагать, завтра на Холмах я вас увижу?
— Мистер Джексон звал меня с другими охранять ринг, сэр, чтоб не было беспорядка.
— Очень хорошо. Надеюсь, бой будет хороший и честный. До свидания, и еще раз благодарю.
Дядя говорил весело, беззаботно, но едва за Уорром затворилась дверь, быстро обернулся ко мне. Никогда еще не видал я на его лице такого волнения.
— Сейчас же едем в Кроли, племянник, — сказал он и позвонил. — Нельзя терять ни минуты… Лоример, велите заложить гнедых в коляску. Приготовьте все, что мне понадобится с собой, и велите Уильяму подавать, да поскорее.
— Я сам за всем присмотрю, сэр, — сказал я и кинулся на Литл-Райдер-стрит, где находились дядины конюшни.
Кучера я не застал, пришлось послать мальчишку его разыскивать, а я тем временем при помощи конюха выкатил коляску из сарая и вывел двух гнедых кобыл. Все эти поиски и хлопоты отняли полчаса, а то и три четверти. На Джермин-стрит уже ждал Лоример с неизбежными корзинами, и дядя стоял в дверях, как всегда, в длинном светло-коричневом дорожном рединготе и, как всегда, с невозмутимым видом; на лице его ни в малой мере не отражалось нетерпение, несомненно, снедавшее его в эти минуты.
— Вы останетесь здесь, Лоример, — сказал он. — Нам, вероятно, было бы нелегко устроить вас на ночлег. Держите крепче уздцы, Уильям! Садись скорей, племянник! А, Уорр! Что там еще?
Боксер спешил к нам со всей возможной для такого толстяка быстротой.
— Одну минуту, сэр Чарльз! — запыхавшись, вымолвил он. — У меня в пивной сейчас толковали, что та четверка за полночь отправилась в Кроли.
— Отлично, Уорр, — сказал дядя и ступил на подножку.
— А ставки опять подскочили — уже десять против одного!
— Пускайте, Уильям!
— Еще одно словечко, хозяин. Прошу прощения, но на вашем месте я бы прихватил пистолеты.
— Благодарю. Они со мной.
Длинный бич щелкнул над ушами коренника, конюх отскочил в сторону, и мы оказались уже не на Джермин-стрит, а на Сент-Джеймс, а затем на Уайтхолл, улицы сменяли друг друга так стремительно, что стало ясно: наши славные гнедые разделяют нетерпение своего господина. Когда мы вылетели на Вестминстерский мост, стрелки часов на здании парламента показывали половину пятого. Внизу блеснула вода, и тотчас мы очутились меж двух длинных рядов побуревших от времени домов — по этой самой дороге я не так давно впервые въезжал в Лондон. Дядя сидел, крепко сжав губы, хмурый и сосредоточенный. Лишь когда мы достигли Стритема, он наконец нарушил молчание.