Собрание сочинений. Том 9
Шрифт:
Г-н Виллих, как «партизан» во время войны, полагает, что и в мирное время его миссией является переходить от одной партии к другой {58} . Вполне соответствует истине, что он со своими благородными коалиционными вожделениями остался в меньшинстве. Но это признание звучит тем более наивно, что впоследствии г-н Виллих старался распространить слух, будто эмиграция исключила нас из своей цеховой корпорации. Здесь же он признает, что мы исключили из своей среды этот цех эмигрантов. Таковы факты. А вот и их преображение. Благородному сознанию нужно доказать, что только Ариман помешал ему совершить благородное дело и предохранить эмиграцию от всех обрушившихся на нее напастей. Для этой цели оно должно снова прибегнуть ко лжи, чисто евангелистски искажая при этом мирскую хронологию (см. Бруно Бауэр. «Синоптики» [376] ). Ариман — Маркс и Энгельс — заявил о своем выходе из Общества рабочих на Грейт-Уиндмилл-стрит и о своем разрыве с Виллихом на заседании Центрального комитета 15 сентября 1850 года [377] . С этого дня они отстранились от участия в каких-либо публичных организациях, демонстрациях и манифестациях. Итак, с 15 сентября 1850 года. 14 июля 1851 г. «именитые деятели всех фракций» были приглашены на собрание к гражданину Фиклеру, 20 июля 1851 г. был основан «Агитационный союз», а 27 июля 1851 г. — «Немецкий эмигрантский клуб». Именно с этого дня, когда исполнились тайные желания благородного сознания, и ведут свое начало
376
В. Bauer. «Kritik der evangelischen Geschichte der Synoptiker». Bd. 1–2, Leipzig, 1841; Bd. 3, Braunschweig, 1842 (Б. Бауэр, «Критика евангельской истории синоптиков». Тт. 1–2, Лейпциг, 1841; т. 3, Брауншвейг, 1842). Синоптиками в литературе по истории религии называют составителей трех первых евангелий. Маркс имеет в виду содержащуюся в книге Бауэра критику грубых противоречий между евангельскими версиями и действительными историческими событиями.
377
Текст протокола заседания Центрального комитета Союза коммунистов от 15 сентября 1850 г., на котором произошел раскол в Союзе, см. в 8 томе настоящего издания, стр. 581–585. Текст заявления Маркса и Энгельса и их сторонников от 17 сентября 1850 г. о выходе из лондонского Просветительного общества немецких рабочих, находившегося на Грейт-Уиндмилл-стрит, см. в 7 томе настоящего издания, стр. 438.
Лондонское Просветительное общество немецких рабочих было основано в феврале 1840 г. К. Шаппером, И. Моллем и другими деятелями Союза справедливых. После организации Союза коммунистов руководящая роль в Обществе принадлежала местным общинам Союза. Активное участие в деятельности Общества в 1847 и 1849–1850 гг. принимали Маркс и Энгельс. 17 сентября 1850 г. Маркс, Энгельс и ряд их сторонников вышли из Общества в связи с тем, что в борьбе между руководимым Марксом и Энгельсом большинством Центрального комитета Союза коммунистов и сектантско-авантюристским меньшинством (фракцией Виллиха — Шаппера) Общество стало на сторону меньшинства. С конца 50-х годов Маркс и Энгельс вновь приняли участие в деятельности Просветительного общества. Общество продолжало существовать до 1918 г., когда оно было закрыто английским правительством. В XX в. Общество посещалось многими русскими политическими эмигрантами.
378
Намек на древнегреческую комическую поэму неизвестного автора «Война мышей и лягушек» («Батрахо-миомахия»), представляющую собой пародию на эпос Гомера.
Эти «отвратительные распри» никогда не имели «значения в глазах общественного мнения», они имели значение только в собственном мнении мышей и лягушек. Но «последствия распрей и сейчас еще налицо». Само пребывание г-на Виллиха в Америке является одним из таких последствий. Перекочевавшие из Америки в Европу в виде займа [379] деньги вернулись обратно из Европы в Америку в виде Виллиха. Одним из его первых деяний там было образование некоего тайного комитета в…, чтобы обеспечить Готфриду Бульонскому и Петру Пустыннику {60} святой Граль [380] , демократическое золото, и уберечь его от Арнольда Винкельрида-Руге [381] и Меланхтона-Ронге.
379
Речь идет о попытках Кинкеля и других руководителей Эмигрантского клуба организовать так называемый «немецко-американский революционный заем», для распространения которого среди американцев немецкого происхождения Кинкель приехал в сентябре 1851 г. в США. Заем предназначался для того, чтобы немедленно вызвать революцию в Германии. Соперничавший с Эмигрантским клубом Агитационный союз, возглавляемый Руге, также направил своего представителя в США для сбора революционного фонда. Попытка распространения «революционного займа» потерпела провал. Маркс и Энгельс в ряде своих произведений резко высмеяли авантюризм этой затеи Кинкеля, рассматривая ее как одну из вредных и бесплодных попыток искусственно вызвать революцию в обстановке спада революционного движения.
380
Святой Граль — согласно средневековой легенде, драгоценная чаша, обладающая чудодейственной силой.
381
Маркс иронически сравнивает Арнольда Руге с Арнольдом Винкельридом — полулегендарным швейцарским воином, участником освободительной войны против австрийского гнета; согласно преданию, во время сражения швейцарцев с войсками австрийского герцога Леопольда III при Земпахе (кантон Люцерн) 9 июня 1386 г. Винкельрид ценой самопожертвования решил исход битвы в пользу швейцарцев.
Хотя «благородные мужи» были предоставлены самим себе и, по выражению Эдуарда Мейена, все, «вплоть до Бухера», составляли единое объединение, процесс распада не только в главном войске, но и внутри каждого лагеря, пошел так быстро, что Агитационный союз вскоре свелся к неполному семизвездию, а Эмигрантский клуб, несмотря на объединительную силу благородного сознания, превратился в триединство Виллиха, Кинкеля и трактирщика Шертнера. Даже триединое регентство над займом — такой притягательной силой обладало благородное сознание — свелось к чему-то такому, что нельзя даже назвать дуализмом, именно к Кинкелю — Виллиху. Г-н Рейхенбах был слишком почтенным человеком, чтобы оставаться дольше третьим в подобном союзе. Он имел возможность на практике познакомиться с «личным характером» благородного сознания.
К образцам «тактики Маркса», которые приводит благородное сознание, относятся и переживания последнего, связанные с Энгельсом. Привожу здесь одно письмо самого Энгельса.
«Манчестер, 23 ноября 1853 года. В романе, опубликованном г-ном Августом Виллихом в «New-Yorker Criminal-Zeitung» (в номерах от 28 октября и 4 ноября) в целях самооправдания, имею честь фигурировать и я. В связи с этим я вынужден официально сказать несколько слов по этому делу, поскольку оно касается меня.
Тот факт, что друг Виллих, который смешивает чистое безделье с чистой деятельностью и потому поглощен исключительно другом Виллихом, обладает великолепной памятью на все, касающееся его особы, что он вел своего рода каталог всех высказываний относительно себя, даже если они были произнесены за кружкой пива, — этот факт давно не был тайной ни для кого, кто имел удовольствие быть с ним знакомым. Но друг Виллих всегда умел находить наилучшее применение своей памяти и своему каталогу. Какое-нибудь маленькое искажение, какие-нибудь на вид неумышленные пропуски всякий раз превращали его — когда снова заходила речь о подобных безделицах — в героя драматического происшествия, в центральную фигуру какой-нибудь группы, какой-нибудь живой картины. В виллиховском романе, как в частностях, так и в целом, борьба всегда и везде ведется вокруг незапятнанного, а потому преследуемого Виллиха. В каждом отдельном эпизоде мы видим в заключение, как бравый Виллих произносит речь, а нечестивые противники его сокрушены, сломлены, повержены, подавлены сознанием собственного ничтожества. Et cependant on vous connait, о chevaliers sans peur et sans reproche! {и тем не менее мы видим вас насквозь, о рыцари без страха и упрека! Ред.}
Таким образом, в виллиховском романе эпоха страданий, во время которой благородный муж столько натерпелся от Маркса, Энгельса и прочих безбожников, является в то же время эпохой триумфа, когда он каждый раз победоносно расправляется со своими противниками, причем каждый новый триумф превосходит все предыдущие. Друг Виллих изображает себя, с одной стороны, в виде страждущего Христа, который принял на себя грехи Маркса, Энгельса и К°, а с другой — в виде Христа, который пришел сюда, чтобы судить живых и мертвых. Другу Виллиху было дано совместить одновременно в одном лице две столь противоречивые роли. Кто способен одновременно представлять обе эти стадии, тому, поистине, следует верить.
Нам, давно уже отлично знавшим эти самодовольные фантазии, которыми пожилой холостяк заполнял свои бессонные ночи, нам кажется странным лишь то, что все эти идиосинкразии всплывают наружу и ныне в такой же неизменной форме, как и в 1850 году. Но перейдем к частностям.
Друг Виллих, который превращает господ Штибера и К° в агентов какой-то немецкой «центральной союзной полиции», не существующей уже с древних времен преследования демагогов [382] , и который рассказывает кучу других столь же чудесных «фактов», утверждает сверх того с обычной своей точностью, что я написал «брошюру» о баденской кампании 1849 года. Друг Виллих, изучивший с редкой основательностью ту часть моей работы, где говорится о нем, отлично знает, что я никогда не выпускал подобной «брошюры». В действительности я опубликовал в журнале «Neue Rheinische Zeitung, Hamburg und New-York, 1850» ряд статей о кампании за имперскую конституцию и в одной из них поделился наблюдениями, почерпнутыми из личного опыта во время пфальцско-баденской кампании [383] . В этой статье фигурирует, конечно, и друг Виллих, и, как он говорит, в ней дана ему «весьма лестная оценка», что, однако, привело его тотчас же в конфликт с присущей ему обычно скромностью, ибо статья эта превратила его как бы в «конкурента других, столь многочисленных великих государственных деятелей, диктаторов и полководцев».
382
Имеется в виду преследование участников оппозиционного движения среди немецкой интеллигенции в период, последовавший за войнами с наполеоновской Францией. Многие члены студенческих гимназических обществ, возникших еще в период борьбы с Наполеоном, после Венского конгресса выступали против реакционного строя немецких государств, организовывали политические манифестации, на которых выдвигались требования объединения Германии. Убийство в 1819 г. студентом Зандом сторонника Священного союза и царского агента Коцебу послужило предлогом для репрессий против «демагогов», как были названы участники этого оппозиционного движения в постановлениях Карлсбадской конференции министров немецких государств в августе 1819 года.
383
Работа Энгельса «Германская кампания за имперскую конституцию», посвященная истории восстания 1849 г. в Рейнской Пруссии, Пфальце и Бадене, печаталась в 1850 г. отдельными очерками в №№ 1–3 журнала «Neue Rheinische Zeitung. Politisch-цkonomische Revue». Энгельс имеет в виду четвертый очерк этой работы, озаглавленный «Умереть за республику!» (см. настоящее издание, т. 7, стр. 169–207).
В чем же заключается эта высокая «оценка» с моей стороны, которая так радует теперь благородное сердце Виллиха? В том, что я «оценил» г-на Виллиха как очень неплохого, при сложившихся обстоятельствах, батальонного командира, который за двадцать лет службы прусским лейтенантом усвоил необходимые для этого сведения, который не был лишен способностей для ведения малой и, в частности, партизанской войны и который, наконец, обладал тем преимуществом, что в качестве начальника добровольческого отряда из 600–700 человек был вполне на месте, между тем как большинство старших офицеров в ту кампанию состояло из субъектов, не обладавших вообще никаким военным образованием или же обладавших им в такой степени, которая совершенно не соответствовала занимаемым ими постам. Сказать, что г-н Виллих мог лучше командовать семью сотнями человек, чем первый встречный студент, унтер-офицер, школьный учитель или сапожник, это является, конечно, «весьма лестной оценкой» для прусского лейтенанта, имевшего для этого 20 лет подготовки! Dans le royaume des aveugles le borgne est roi {В стране слепых и кривой — король. Ред.}. Само собой разумеется, что, занимая подчиненное место, он нес меньше ответственности и, следовательно, мог сделать меньше промахов, чем «его конкуренты», которые командовали дивизиями или занимали высшие генеральские посты. Кто знает, не оказался ли бы и Зигель, бывший совсем не на месте в качестве «главнокомандующего», неплохим батальонным командиром?
А эта горестная жалоба скромного Виллиха — который некоторыми американскими газетами за выслугу лет произведен в «генералы», вероятно, по моей вине — эта его жалоба, будто моя «оценка» грозит ему опасностью стать также генералом in partibus{61}, да что генералом, — полководцем, государственным деятелем, даже диктатором! Друг Виллих составил себе, должно быть, очень своеобразные представления о тех блестящих наградах, которые хранит in petto {в тайне, в душе. Ред.} коммунистическая партия для примкнувшего к ней довольно сносного батальонного командира и начальника добровольческого отряда.
В упомянутой статье я говорил о Виллихе только как о военном, ибо только как таковой он мог интересовать публику, поскольку «государственным деятелем» он стал лишь после того. Если бы я имел злобу против него — ту злобу, которой, по его мнению, охвачены я и мои друзья, — если бы для меня представляло интерес дать ему личную характеристику, то какие можно было бы рассказать эпизоды! Ограничься я даже одной лишь комической стороной дела, разве мог бы я опустить историю про яблоню, под которой он и его безансонцы [384] собрались скорее умереть с пением песен, чем еще раз покинуть немецкую землю, дав в этом торжественную клятву. Разве мог бы я не рассказать о комедии, разыгравшейся на границе, когда друг Виллих сделал вид, что он и впрямь готов осуществить это намерение; когда ко мне подошло несколько простодушных людей, вполне серьезно убеждая меня отговорить бравого Виллиха от его решения; когда, наконец, Виллих, собрав отряд, обратился ко всем с вопросом, не предпочитают ли они скорее умереть на немецкой земле, чем отправиться в изгнание, и когда после долгого общего молчания один-единственный, презирающий смерть, безансонец воскликнул: «Остаться здесь!», после чего вся компания ко всеобщему великому удовольствию со всем оружием и обозом перешла в конце концов на территорию Швейцарии. Какой занятный эпизод представила бы позднейшая история с самим обозом, которая не лишена интереса в данный момент, когда сам Виллих призывает полмира высказаться по поводу его «характера». Впрочем, тем, кто желает узнать подробности об этом и о Других приключениях, стоит только обратиться к кому-нибудь из его 300 спартанцев, так и не сумевших найти тогда для себя Фермопил [385] . Они всегда проявляли готовность рассказывать за спиной характерной личности о самых скандальных происшествиях. У меня тому масса свидетелей.
384
Имеется в виду отряд, организованный Виллихом из немецких эмигрантов — рабочих и ремесленников в Безансоне (Франция) в ноябре 1848 года. Члены отряда получали пособие от французского правительства, но в начале 1849 г. выплата пособия была прекращена. Позднее отряд вошел в состав добровольческого подразделения, принимавшего под командованием Виллиха участие в действиях баденско-пфальцской повстанческой армии в мае — июне 1849 года.
385
Маркс имеет в виду героическую защиту отрядом спартанцев в 300 человек под начальством царя Леонида Фермопильского горного прохода против целой армии персов в 480 г. до н. э. во время греко-персидских войн. В Фермопильском сражении Леонид и весь его отряд погибли.