Собрание сочинений. Том пятый
Шрифт:
Глава XIII
Швейк едет соборовать
Фельдкурат Отто Кац задумчиво сидел над циркуляром, только что принесенным из казарм. Это было предписание военного министерства:
«Настоящим военное министерство отменяет на время военных действий все имевшие до сих пор силу предписания, касающиеся соборования воинов. К исполнению и сведению военного духовенства устанавливаются следующие правила:
§ 1. Соборование на фронте отменяется.
§ 2. Тяжелобольным и раненым не разрешается с целью соборования перемещаться в тыл. Чинам военного духовенства
§ 3. В тыловых военных госпиталях соборование может быть совершаемо в групповом порядке на основании заключения военных врачей, если указанный обряд не нарушает работы упомянутых учреждений.
§ 4. В исключительных случаях управление тыловых военных госпиталей может разрешить отдельным лицам в тылу принять соборование.
§ 5. Чины военного духовенства обязаны по вызову управления военных госпиталей совершать соборование тем, кому управление предлагает принять соборование».
Фельдкурат еще раз перечитал отношение военного госпиталя, в котором ему предлагалось явиться завтра в госпиталь на Карлову площадь соборовать тяжелораненых.
— Послушайте, Швейк, — позвал фельдкурат, — ну, не свинство ли это? Как будто на всю Прагу только один фельдкурат — это я! Почему туда не пошлют хотя бы того набожного, который ночевал у нас недавно? Придется нам ехать на Карлову площадь соборовать. Я даже забыл, как это делается.
— Что ж, купим катехизис, господин фельдкурат. Там об этом есть, — сказал Швейк. — Катехизис для духовных пастырей — все равно что путеводитель для иностранцев… Вот, к примеру, в Эмаузском монастыре работал один помощником садовника. Решил он сделаться послушником, чтобы получить рясу и не трепать своей одежды. Для этого ему пришлось купить катехизис и выучить, как полагается осенять себя крестным знамением, кто единственный уберегся от первородного греха, что значит иметь чистую совесть и прочие подобные мелочи. А потом он продал тайком половину урожая огурцов с монастырского огорода и с позором вылетел из монастыря. При встрече он мне сказал: «Огурцы-то я мог продать и без катехизиса».
Когда Швейк купил и принес фельдкурату катехизис, тот, перелистывая его, сказал:
— Ну вот, соборование может совершать только священник и только елеем, освященным епископом. Значит, Швейк, вам совершать соборование нельзя. Прочтите-ка мне, как совершается соборование.
Швейк прочел:
— «…совершается так: священник помазует органы чувств больного, произнося одновременно молитву: «Чрез это святое помазание и по своему всеблагому милосердию да простит тебе господь согрешения слуха, видения, обоняния, вкуса, речи, осязания и ходьбы своей».
— Хотел бы я знать, — прервал его фельдкурат, — как может человек согрешить осязанием? Не можете ли вы мне это объяснить?
— По-всякому, господин фельдкурат, — сказал Швейк. — Пошарит, например, в чужом кармане или на танцульках… Сами понимаете, какие там выкидывают номера.
— А ходьбой, Швейк?
— Если, скажем, начнешь прихрамывать, чтобы тебя люди пожалели.
— А обонянием?
— Если кто нос от смрада
— Ну а вкусом?
— Когда на девочек облизывается.
— А речью?
— Ну, это уж вместе со слухом, господин фельдкурат: когда один болтает, а другой слушает…
После этих философских размышлений фельдкурат умолк. Потом опять обратился к Швейку:
— Значит, нам нужен освященный епископом елей. Вот вам десять крон, купите бутылочку. В интендантстве такого елея, наверно, нет.
Швейк отправился в путь за елеем, освященным епископом. Отыскать его было труднее, чем живую воду в сказках Божены Немцовой. Швейк побывал в нескольких москательных лавочках, но, стоило ему произнести: «Будьте любезны, бутылочку елея, освященного епископом», всюду или фыркали ему в лицо, или в ужасе прятались под прилавок. Но Швейк неизменно сохранял серьезный вид.
Он решил попытать счастья в аптеках. Из первой велели его вывести. В другой хотели вызвать по телефону карету «скорой помощи», а в третьей провизор ему сказал, что у фирмы Полак на Длоугом проспекте — торговля маслами и лаками — на складе наверняка найдется нужный елей.
Фирма Полак на Длоугом проспекте торговала бойко. Ни один покупатель не уходил оттуда неудовлетворенным. Если покупатель просил копайский бальзам, ему наливали скипидару, и все оставались довольны друг другом.
Когда Швейк попросил елея, освященного епископом, на десять крон, хозяин сказал приказчику:
— Пан Таухен, налейте ему сто граммов конопляного масла номер три.
А пан Таухен, завертывая бутылочку в бумагу, сказал Швейку, как и полагается приказчику:
— Товарец высшего качества-с. В случае если потребуются кисти, лак, олифа — благоволите обратиться к нам-с. Будете довольны. Фирма солидная.
Тем временем фельдкурат повторял по катехизису то, чего не запомнил в семинарии.
Ему очень понравились некоторые чрезвычайно остроумные выражения, над которыми он от всей души хохотал.
«Соборование называется иначе последним помазанием. Наименование «последнее помазание» происходит оттого, что оно обыкновенно является последним из всех святых помазаний, совершаемых церковью над человеком».
«Соборование может принять каждый опасно заболевший христианин-католик, достигший сознательного возраста».
«Болящий принимает соборование, по возможности будучи еще в полном сознании и твердой памяти».
Пришел вестовой и принес фельдкурату пакет с извещением о том, что завтра при соборовании в госпитале будет присутствовать «Союз дворянок по религиозному воспитанию нижних чинов».
Этот союз состоял из истеричек, раздававших по госпиталям образки святых и «Сказание о католическом воине, умирающем за государя императора». На брошюрке была картинка в красках, изображающая поле сражения. Всюду валяются трупы людей и лошадей, опрокинутые повозки с амуницией, торчат орудия лафетами вверх. На горизонте горит деревня и рвется шрапнель. На переднем плане лежит умирающий солдат с оторванной ногой. Над ним склоняется ангел, приносящий ему венок с надписью на ленте: «Нынче же будешь со мною в раю». При этом умирающий блаженно улыбается, словно ему поднесли мороженое.