Собственное мнение

Ричи Джек

— У меня встреча на таможне, — сказал я, глядя на часы. — Потом нужно ещё заскочить к Зарчетти за штемпелем. Так что дел по горло.

— А не проще зайти в любой магазин и сделать копии?

— Проще, но я не хочу, чтобы штемпель был копией, — объяснил я. — Он должен быть подлинным. Полиция обязательно явится к Зарчетти с вопросами, и я хочу, чтобы они нашли этот самый штемпель.

Бернис внимательно посмотрела через увеличительное стекло на угол почти законченной «Знатной дамы» и нанесла лёгкий мазок

янтарного цвета.

— Тебе раньше доводилось воровать? — поинтересовалась она.

— Только рентгеновские снимки.

Всё началось в Париже три недели назад в кабинете месье Андре Арно. Мы как раз заканчивали подготовку к поездке «Знатной дамы» в Америку. Хозяина вызвали по какому-то делу, и он надолго ушёл.

Сначала я сидел в кресле, потом встал и начал разглядывать занятные вещицы. По природе человек я любопытный. Поэтому, наверное, в одном из ящиков стола я нашёл рентгеновские снимки «Знатной дамы».

Сначала меня удивило, что они лежат не в сейфе, а вот так запросто в столе, но подумав, я пришёл к выводу, что, хотя сама «Дама» и стоит несколько миллионов, её рентгеновские снимки никому не нужны. О них вспоминают лишь раз в два-три года. Так что едва ли кому-то может прийти в голову украсть их. Затем я вспомнил о потрясающем таланте Бернис к копированию полотен старых мастеров и подумал, что наша жизнь могла бы значительно улучшиться, обладай мы крупной суммой денег. В этот момент в моей голове и родился дерзкий план кражи. Я сунул снимки в карман. Когда вернулся Арно, я сидел в кресле и громко восторгался копией Рубенса, висящей на стене.

С тех пор прошло три недели. Я сидел в студии Бернис, которая наносила последние штрихи.

— За свою жизнь великий мастер написал 87 портретов, 112 из них находятся в Соединённых Штатах. — Она оценивающе посмотрела на свой труд. — Если бы я жила в то время и была мужчиной, то тоже прославилась бы на века.

— Мне ты больше нравишься в наше время и женщиной. — Я вновь посмотрел на часы. — Мне пора, Бернис. В три у меня встреча с Амосом Пулвером.

— По поводу Ренуара? — Она на мгновение оторвалась от мольберта и вопросительно взглянула на меня.

— Да.

— И что ты решил?

— Что это подлинник.

— Что ты сделал? Бросил монету? — хмыкнула моя возлюбленная.

— До свидания, Бернис.

Я вошёл в особняк Амоса Пулвера за несколько минут до трёх часов. Луис Кенндалл, эксперт из галереи «Оукс», и Уолтер Джеймисон, считающий себя самым крупным специалистом по Ренуару, были уже на месте и ждали меня.

Два месяца назад Пулвер купил Ренуара на аукционе Холлингвуда. Его вполне устроила цена — сорок тысяч долларов. Состояние покоя и удовлетворения закончилось неделю назад, когда он прочитал в приёмной дантиста в журнале о подделках, которые сплошь и рядом модно найти в картинных галереях. Пулвер встревожился.

Он немедленно вызвал нас и попросил определить подлинность его картины. Каждый из нас изучал полотно два дня.

Амос Пулвер отрезал кончик сигары, раскурил её и внимательно посмотрел на нас.

— Ваш вывод, джентльмены?

— Я считаю, — заговорил первым Луи Кенндалл, — что ваша картина подделка.

— Вы ошибаетесь. — Джеймисон холодно посмотрел на Кенндалла. — Картина вне всяких сомнений принадлежит кисти Ренуара.

— А вы что думаете? — повернулся Пулвер ко мне.

— Ваш Ренуар настоящий, — ответил я после небольшой паузы.

— Но это же смешно! — не выдержал Кенндалл. — Любой дурак вам скажет, что эта картина — жалкая и неудачная попытка скопировать сдержанный стиль Ренуара.

Уолтер Джеймисон вопросительно поднял брови. Игра бровями была его визитной карточкой, когда он хотел выразить неодобрение.

— Что вы знаете о «сдержанном» стиле Ренуара? — высокомерно осведомился он. — Я написал об этом шесть больших статей-исследований.

— К чёрту сдержанный стиль! — нетерпеливо прервал спор Пулвер. — Мне было нужно мнение экспертов, и я получил его. — Он достал из бумажника три чека и вручил их нам. — Но я бы предпочёл, чтобы оно было единодушным.

Когда мы встали, чтобы уйти, миллионер попросил меня задержаться. Он плеснул в хрустальный стакан бурбон и протянул его мне.

— Совсем не разбираюсь в живописи, — сказал Пулвер, словно хотел извиниться. — Но все мои знакомые коллекционируют картины, и я не хочу быть белой вороной. Читал, что в Америку привезли «Знатную даму» и что её выставят в галерее Вандрестейна Национального центра искусств.

— Да, по культурному обмену Франция позволяет нам любоваться её картинами, а мы им нашими. Так что такие обмены не редкость.

— Это полотно стоит несколько миллионов, — благоговейно произнёс он. — Его называют самой великой картиной в мире.

— Так оно и есть.

— Говорят, предприняты беспрецедентные меры безопасности. Вы как куратор галереи Вандерстейна должны быть в курсе. Её будут охранять 24 часа в сутки вооружённые охранники?

— Да, с заряженными винтовками, — подтвердил я. — Два человека будут стоять около неё всё время, пока она будет находиться в Америке.

— Похоже, всё предусмотрено. Её невозможно украсть.

— Практически невозможно, — согласился я. — Если всё пройдёт хорошо, то американская публика скоро увидит и «Брата Ринклера».

— Я где-то прочитал, что в целях безопасности даже отменили торжественное шествие по городу. Состоится только церемония в музее, на которой выступит губернатор.

— Попытается выступить, но боюсь, у него ничего не выйдет, — я пожал плечами. — У нас ужасная акустика. Вряд ли его кто-нибудь услышит.