Собственность и государство

Чичерин Борис Николаевич

Мы, с своей стороны, полагаем, напротив, что именно при такой постановке вопроса он никогда не получит разрешения. Существующее индивидуалистическое производство может в этом отношении достигнуть известных результатов, потому что оно выбирает для этого единственный путь, способный привести к цели: оно ценность работы определяет ценностью произведений. Если же мы вместо того захотим на основании строго научных данных свести ценность работы к известной трате личной рабочей силы, или личной субстанции, как выражается Шеффле, то мы вовлечемся только в нескончаемые противоречия. Желательно знать, на основании каких строго научных данных можно измерить количественную трату ума, сметливости, ловкости, умения, таланта? Даже трата физической силы бесконечно различна для различных особей. Одна и та же работа требует более усилий от слабого, нежели от сильного, от неумелого, нежели от умелого. Еще менее возможно вычислить и измерить все разнообразие благоприятных или неблагоприятных условий. Установить твердое мерило, принявши за основание бесконечно изменяющуюся единицу, — совершенно немыслимая задача. И если мы ко всему этому прибавим, что даже «непроизводительные», по

выражению Шеффле, но служащие обществу профессиональные работы, например ученых и художников, должны, по этой теории, «быть точно так же приведены к единицам нормального рабочего времени» (стр. 318). то чудовищность всех этих предположений раскрывается нам вполне. Когда Шеффле хочет деньги заменить единицею рабочего дня, он забывает, что фунт золота всегда и при всех условиях есть фунт золота, вследствие чего он и может быть мерилом цены, тогда как рабочий день представляет собою совершенно различную трату силы и совершенно различное количество и качество работы; он разнится не только по отношению к различным отраслям производства, но и по отношению к лицам и условиям, среди которых происходит работа. Как же может он быть мерилом ценностей?

Итак, с первого шага оказывается уже невозможность этим путем установить какое бы то ни было мерило. Но к этой невозможности прибавляется новая, вследствие необходимости сообразить издержки с приносимою ими пользою. Выгодность предприятия состоит в том, чтобы получить наибольшую пользу при наименьших издержках. Суждение об этом отношении, говорит Шеффле, и есть экономическое определение ценности. Всякий, кто не принимает этого в соображение, разоряется (стр. 278-280). С этой точки зрения при определении единицы рабочего времени надобно иметь в виду наименьшие издержки. А между тем для установления общего мерила необходимо, чтобы издержки определялись средние. Но средние не суть наименьшие, а наименьшие не суть средние, и когда Шеффле разом требует определения «средней наименьшей траты работы» (стр. 274, 315 и др.), то он доказывает только, что для него не существует то, что на человеческом языке называется противоречием. Из этих двух эпитетов каждый исключает другой.

С экономической точки зрения разница между этими двумя способами определения издержек состоит в том, что плата за работу на основании наименьших возможных издержек для достижения известной пользы будет выгодна для общества, а плата на основании средних задержек будет, напротив, весьма невыгодна. Все производство, которого стоимость превышает среднюю цифру, будет в убыток. Если, например, два работника произвели 8 фунтов какого-либо товара в 4 часа, два других в 8 часов, а два в 12, то в среднем вывод 1 фунт будет равняться одному часу работы. В таком случае первые два за произведенные ими 8 фунтов получат 4, а последние за свои 8 получат 12. Ясно, что последние работали с выгодою для себя, но в убыток обществу, первые наоборот. А потому общее стремление работников будет состоять в том, чтобы стать в последний разряд, то есть производить как можно менее в наибольшее количество времени. Частное производство, при таких условиях, не могло бы существовать.

Затем спрашивается: каким образом определить эту среднюю цифру издержек? Сам Шеффле видит в этом величайшие трудности. «Высота ее, — говорит он, — зависит от внешних и от общественных случайностей, от состояния техники, от большего или меньшего прилежания, умения и образования народонаселения, от различной доброты рядом друг с другом употребляемых производительных средств. И все эти коэффициенты общественно-необходимого рабочего времени суть изменяющиеся, частью даже в высшей степени изменяющиеся величины!» (стр. 317). И тут Шеффле не отчаивается в возможности решить эту, по его выражению, «в высшей степени трудную и богатую отношениями задачу. Для ее разрешения, — говорит он, — потребуются необыкновенно остроумные комбинации метод и ухищрений». Но «как мало, — восклицает он тут же, — эта сторона проблемы продумана до конца даже первыми социал-преобразовательными мыслителями!» Надобно прибавить, что и сам Шеффле тут ровно ничего не додумал.

И при всем том мы еще только в начале задачи. Главная часть ее впереди; ибо предстоит не только определить средние наименьшие издержки, но и соразмерить эту цифру с потребностями. Издержки производства, как мы уже видели, составляют лишь точку отправления для определения ценности товаров. На них можно остановиться только тогда, когда произведения, стоившие одинаковых издержек, требуются в равной степени. Если же одно требуется более другого, то меньшее количество первого должно приравниваться как меновой эквивалент к большему количеству последнего, имеющего меньшую полезную ценность (стр. 311).

Таким образом, мы должны в каждом случае определить «величину и настоятельность общественной потребности, называемой ныне спросом» (стр. 312), и на этом основании увеличить или уменьшить определенную издержками производства цену произведений.

Спрашивается прежде всего: на что это нужно при социалистическом производстве? В действительности, значительный и настоятельный спрос, например на предметы первой необходимости, вовсе не увеличивает цены произведений, если предложение идет с ним в уровень. Только при недостатке товара цены поднимаются, а при избытке понижаются, и это колебание служит признаком размера требования, с которым соображается и производство. В социалистическом же порядке, какой предполагается теориею Шеффле, государство распоряжается всем; следовательно, от него зависит держать предложение в уровень с спросом, по крайней мере относительно предметов произвольно умножаемых, и если оно этого не делает, то вина лежит на нем, а не на потребителях, которых заставляют платить высшую цену, потому только что государство не позаботилось об удовлетворении их нужд.

Затем является вопрос: в состоянии ли государство исполнить возлагаемую на него задачу? При частном производстве цены служат указателем потребностей; здесь же, напротив, самые цены должны устанавливаться сообразно с исследованною

наперед потребностью. Для этого надобно прежде всего, чтобы государство точно знало силу и величину всех частных потребностей. Шеффле полагает, что при правильной статистике всех заявлений эта часть задачи разрешается всего легче, причем он замечает только, что ее не надобно представлять себе уже слишком легкою (стр. 319). Можно думать, напротив, что при бесконечном разнообразии и изменчивости потребностей, определить их заранее вовсе не легко. Конечно, задача упрощается тем, что доходы потребителей низводятся до уровня простой заработной платы, а потому требования становятся несравненно однообразнее, нежели теперь (319). Еще более она упрощается тем, что по теории Шеффле, государство само определяет потребности, которым оно должно удовлетворять, сокращая излишние и неразумные и водворяя те, которые оно признает полезными для общества (стр. 320). Но, как замечает далее сам Шеффле, «против этого воспрянет сокровеннейшая природа человека; неискоренимая сила личного влечения к свободе, то есть нравственная природа человека, должна быть убита, прежде нежели большинство допустит, чтобы раз и навсегда было определено, что, где, как и когда дозволено есть, себя вести, останавливаться, путешествовать, разговаривать, научаться. Наверное, говорит Шеффле, терроризм, который захотел бы личную свободу потребностей оттеснить назад за пределы нынешней свободы среднего состояния, не мог бы продержаться более четверти года» (стр. 344).

Положим однако, что государству удалось бы узнать или определить заранее все потребности; что же из этого выйдет? Заявления будут бесконечно разнообразны, не только относительно количества и качества, но и относительно цен. Одни будут требовать известного количества произведений по одной цене, другие по другой, причем все, без сомнения, будут предлагать цену возможно низкую. Как же поступит тут правительство? Если оно установит среднюю цену, то предлагавшие более низкую цену не станут покупать, или купят произведение в меньшем количестве. Если оно, имея в виду удовлетворение всех потребностей, понизит цену против издержек производства, то оно останется в убытке; если же, наконец, но повысит цену, то вместо удовлетворения потребности оно сократит последнюю и тогда произведенное количество останется без сбыта, то есть опять же будет убыток.

Во всяком случае при таком порядке потребность не может быть правильным регулятором цен, ибо тут нет взаимодействия двух независимых друг от друга элементов, которые среди колебаний постепенно уравновешиваются. И потребности и цены, все находится в руках государства, которое по произволу может, понижая цены даже ниже издержек производства, возбуждать потребность, и наоборот, возвышая цены, сокращать потребность (стр. 344-345). Шеффле ссылается на то, что это делается и в настоящее время. Но когда частные производители повышают и понижают цены, они делают это в виду барыша, и если они плохо разочли свой барыш, то они разоряются. Государство же в подобных операциях, без сомнения, будет весьма часто терпеть убыток, но оно от этого не разорится, а разложит свой убыток на рабочих. В таком случае, по теории Шеффле, ценность рабочего дня сокращается; из него делается вычет, соответствующий понесенному обществом убытку (стр. 342, 346). Точно так же уменьшается ценность рабочего дня в тех отраслях, где сокращается требование на работу, и наоборот, возвышается ценность там, где увеличивается требование. Через это рабочие понуждаются переходить из одной отрасли в другую (стр. 346). То есть то, что выдается за неизменное мерило ценностей, будет постоянно колебаться, не только вследствие вечно изменяющихся потребностей, но и вследствие большей или меньшей выгодности всех производимых государством экономических операций. Вместо целого рабочего дня рабочий получает квитанцию на полдня, потому что государство в прошедшем году ошиблось в расчетах по каким-то другим отраслям производства. Ясно, что рабочий день превращается в чисто фиктивную единицу. Вместо того чтобы измерять что бы то ни было, он сам постоянно изменяется вследствие влияния совершенно посторонних обстоятельств. А вместе с этою единицею изменяется и ценность товаров, насколько она определяется издержками производства. При вычете прежних убытков из рабочего дня, можно даже недоумевать, каким образом следует на основании произведенных издержек определять цену новых произведений: должно ли принимать в расчет полный рабочий день или сокращенный, за который работник получил плату? Если мы примем последнее, то прежние убытки не будут возмещены ценностью новых произведений; если первое, то в определение новой ценности войдут не только настоящие издержки производства, но и убытки по всем прежним операциям, не имеющим даже ничего общего с данным производством. Тут является новый элемент, совершенно уже неопределенный, для которого невозможно подыскать никакого мерила.

В сущности, при таком порядке не требуется даже никакого мерила и никаких законов, ибо тут господствует чистый произвол. Правительство может устанавливать таксы по своему усмотрению, по той простой причине, что тут уничтожается всякая мена. Государство является единственным производителем, и из его магазинов рабочие по предъявлении квитанций берут все, что им нужно, по цене, установленной правительством. Так как конкуренции нет, то они волею или неволею принуждены сообразоваться с этою ценою. Все, что им дозволяется, это — сокращать свое потребление. Если же нет мены, то нет и меновой ценности, а потому трактовать о ней совершенно бесполезно. Социалисты заимствовали это понятие у экономистов, которые извлекли его из наблюдения жизненных явлений. Но к социалистическому порядку, не имеющему ничего общего с явлениями жизни, а представляющему только воображаемое устройство, это понятие неприменимо, и когда социалисты, пародируя научные приемы, стараются дать ему точное определение, оно в их руках, при ближайшем рассмотрении, оказывается просто миражем. Когда же они на этом мираже строят все свое экономическое здание, как делают Прудон и Маркс, то очевидно, что это здание является не более как воздушным замком. Система, основанная на призраке, сама нечто иное, как призрак.