События глазами очевидцев
Шрифт:
Что-то нужно было предпринимать в этой ситуации, но что? Вызвать бы врача, но где? Васины мысли летели одна за другой, но ничего придумать не мог.
И тут он вспомнил: когда-то отец ему рассказывал, что на войне им перед вражеской атакой давали по стопке водки.
Как-то вдруг сразу непроизвольно все мысли его остановились на отце.
Отец у него был 1925 года рождения и еще моложе этих парней принял на себя всю тяжесть испытания войной.
Сразу после выпускного бала Коршевской средней школы всех мальчиков-однокашников ждал призывной пункт города Боброва. И свои “европейские университеты” он
Ещё, будучи на передовой, (разведчик-корректировщик миномётного подразделения) он в убитых своих врагах сумел рассмотреть, таких же, как и он сам, своих жизнерадостных ровесников.
И потом, даже уже на “гражданке”, он не мог смириться с тем, что они могли быть убиты им и во всём винил только войну, как какое-то большое, одушевлённое зло. Патологически ненавидел её, и разговаривать о тех судьбоносных военных днях его жизни ни с кем, и даже с Василием, не любил.
А рассказчик он был хороший и любил рассказывать о проделках своих школьных друзей. Когда Вася спрашивал о дальнейшей судьбе героев его сюжетов, он, с грустью, отвечал: “Войной побило”.
Да, именно так. Ни немцы, ни какие-то, там, фашисты, а именно - войной.
Географию его вузов Василь изучал по его боевым медалям: “За взятие Будапешта”, “За взятие Вены”.
Но, как отец и ни старался забыть о войне, она сама периодически напоминала о себе: то в виде “заблудившегося” через годы ордена, которого торжественно вручали ему в Доме культуры, то в виде начавшего вдруг после стольких лет, “блудить” по кровеносным артериям осколка, которого врачи извлекали посредством операционного вмешательства.
Василий так ясно представил лицо отца, этого толстого, лысого неудачника, чем-то напоминавшего артиста Леонова. Таким он был в последние годы и таким он запомнился: по-детски беспредельно добродушным к окружающим и до невозможности с примитивной простотой характера, в противоположность Васиной матушки, по характеру не уступавшей маме И.С. Тургенева.
– Ради чего же воевал отец, спасая от истребления тех, кто, оставаясь верным своим религиозным догмам, растолкает потом всех остальных на пути ко всем общественно-политическим вершинам, чтобы изнутри подгрызть и развалить страну, которая ценой жизни своих детей защитила их?
Почему его сын, уже сейчас, с оружием в руках, должен защищать законно избранную законодательную власть от тех, за кого его отец пролил столько крови?
Почему нам, всем были под запретом мемуары нашего главного врага - А. Гитлера, из которых ясны причины, побудившие его начать войну с нашим государством?
Славик Борода*- Славик - москвич с небольшой бородкой, за которую и получил соответствующую кличку.
Глава VI
Прервав свои мысли, Василий быстро пошел в кабинет, вызвал оттуда Саню с Бородой. Бороду послал к солдатам, а Сане напомнил, что он говорил про вино, что принес из дома с продуктами. Тот сказал, что спрятал вино где-то в шкафу электрощита. Они пошли по темному коридору искать шкаф, нашли, открыли, но там было пусто.
– Кто-то выследил, - оправдывался
Тот с палкой, согнувшись, сидел поодаль от остальных. - Мужики, есть вино! Кто желает по полстакана? Прошу по два человека в кабинет - обратился к ним Василий.
К его удивлению, желающих оказалось только двое - сержант и этот с палкой. Саня открыл грибы с луком. Когда Василий начал наливать солдатам, отставник, сидевший с ними, стал ему выговаривать:
– Разве можно такое солдатам?
Но он все же налил им обоим. Те выпили, заедая грибами. За открытой дверью, в коридоре, стояли двое молодых ребят- Баркашат, не без интереса, наблюдая за его угощениями. Он выпил также, закусил грибами с луком и вышел опять на свой пост.
Солдаты были на своих местах. Все было по-прежнему. Тот солдатик, видимо, вином сбил свой озноб и спокойно, тихо переговаривался с другими.
Прошло совсем мало времени, когда с дверей внутреннего коридора с фонариками вошло несколько человек. Осветив их, Василий увидел небольшого роста подполковника в окружении шести человек сопровождающих. Из них уже знакомый ему Баркашовец и человека два из охраны Ачалова, все с автоматами, как и у него.
Подполковник деловито рассматривал баррикады у каждой двери лифта. После все вошли к ним в коридор, стали рассматривать укрепление дверей.
Затем подполковник спросил у Василия:
– Кто вы? Василий ответил, что он капитан Пентюхин из охраны Макашова.
Подполковник, должно быть, уловил запах спиртного, исходящий от него, и протянул многозначительно:
– У-у, это непорядок, такое не годится. Кто вас поставил здесь?
– Мой командир, - ответил Василий.
– А где он сам?
– спросил он опять. Женя ушел, но куда - не сказал. И эта ситуация была довольно бестолковой, и вовсе даже не потому, что вино подействовало на Василия совсем в худшую сторону из-за усталости и плохого сна прошлой ночи: он и без того не знал, что делать и что говорить.
Видя, что тот замешкался, подполковник продолжал:
– Как фамилия вашего командира?
Василий некоторое время думал, что ему ответить. Потом сказал:
– А почему вы меня допрашиваете и кто вы?
– Я ответственный за оборону этажа, - ответил он. Василий сказал, что у них ответственный их командир и что его, подполковника, ему никто не представлял. Такой ответ его озадачил, он немного постоял, потом прошел, осмотрел весь забаррикадированный вестибюль и ушел вместе со всеми назад через лифтовую
Площадку во второй коридор. Вася почти следом за ними вошел в свой кабинет и хорошенько заел вино грибами с луком, думая о своей дурацкой ситуации.
Затем вышел в коридор, потом на свой пост. Но следом за ним из темноты слышались шаги и мерцали лучи фонарей, опять вышел подполковник, в том же окружении и решительно направился к Василию, светя ему в лицо фонарем.
Эти “маневры” Василию не понравились, он, щелкнув предохранителем, решительно окликнул:
– Стой! Кто идет? и направил ствол автомата в ту сторону. Подполковник остановился в замешательстве, но Баркашовцы, явно уверенные, что никто стрелять не будет, твердым шагом приближались, выкрикивая на ходу: