Сочинения в двух томах. Том 2

Юм Дэвид

В приятном для чтения романе под названием «История Севарамбов» ⁸⁶, где описывается, как большое число мужчин и несколько женщин оказываются, потерпев кораблекрушение, на пустынном берегу, предводитель группы, чтобы избавиться от тех бесконечных ссор, которые начались, упорядочивает их браки следующим образом: берет хорошенькую женщину себе одному, отдает по одной каждым двум офицерам, которые ниже его по званию, а пятерым самого низкого звания предоставляет одну общую жену.

У древних бриттов была единственная в своем роде форма брака, которая не встречается ни у одного другого народа. Некоторое число их, например десять или двенадцать человек, объединялись в одно общество, которое, видимо, требовалось для взаимной защиты в те варварские времена. Чтобы теснее сплотить это общество, они совместно брали равное число общих жен, и, сколько бы ни родилось детей, последние считались принадлежащими всем и соответственно обеспечивались всем обществом.

Низшим созданиям сама природа,

будучи верховным законодателем, предписывает все законы, которые регулируют их браки; и она разнообразит указанные законы в соответствии с различными условиями жизни этих созданий. Там, где она легко предоставляет новорожденному животному пищу и защиту, брак ограничивается одним кратковременным объятием и забота о потомстве полностью передается самке. Там, где пищу добыть более трудно, брак продолжается в течение одного сезона, до тех пор пока общий отпрыск не сможет сам себя обеспечивать, и тогда союз сразу же распадается и оставляет каждую сторону свободной вступать в новую связь в следующем сезоне. Но природа, наделив человека разумом, не определила с такой же точностью все статьи его брачного контракта, а предоставила ему возможность изменять их, руководствуясь собственным благоразумием в соответствии с его частными обстоятельствами и положением. Гражданские законы являются источником мудрости для каждого отдельного человека и в то же время, ограничивая естественную свободу мужчин, подчиняют их частные интересы интересам общества. Поэтому все постановления, выносимые по данному вопросу, являются в равной степени законными и соответствующими принципам природы, хотя не все они в равной степени удобны или полезны обществу. Законы могут разрешать многоженство, как у восточных народов, добровольные разводы, как у греков и римлян, или же связывать одного мужчину с одной женщиной на все время их жизни, как у современных европейцев. Может быть, не было бы излишним рассмотреть преимущества и недостатки, вытекающие из каждого из этих установлений.

Сторонники многоженства могут рекомендовать его как единственное эффективное лекарство от любовных расстройств и единственное средство освободить мужчин из того рабства у женщин, в которое мы попали из-за природного неистовства наших страстей. Только при помощи этого средства можем мы вернуть наше право верховной власти и, удовлетворив свои желания, восстановить авторитет разума в наших душах и, следовательно, наш собственный авторитет в своих семьях. Мужчина, как слабый монарх, неспособный выступить против хитростей и интриг своих подданных, вынужден натравливать одну сторону против другой и может стать абсолютным властелином, используя взаимную ревность женщин. Разделяй и властвуй—общеизвестное правило; и, пренебрегая им, европейцы подвергаются более мучительному и позорному рабству, чем турки или персы, которые действительно подчинены властелину, находящемуся на некоторой дистанции от них, но в своих домашних делах обладают неограниченной властью ⁸⁷.

С другой стороны, можно с большим основанием утверждать, что указанная верховная власть мужчины является подлинной узурпацией и разрушает ту близость в положении, если не сказать равенство, которую природа установила между полами. Мы от природы их возлюбленные, их друзья, их защитники. Неужели же мы охотно обменяем такие внушающие любовь слова на варварский титул хозяина и тирана?

В качестве кого получим мы выгоду от этого бесчеловечного поступка? Как возлюбленные или как мужья? Состояние возлюбленного полностью исключается; и ухаживание— это самое приятное зрелище в жизни—не может больше иметь места, если женщины не могут свободно распоряжаться собой, а продаются и покупаются как самые презренные животные. Муж также мало что может выгадать, открыв замечательный секрет того, как уничтожить все проявления любви, за исключением ревности. Нет розы без шипов; но должен быть воистину жалким глупцом тот, кто выбрасывает розу и оставляет себе только шипы ⁸⁸.

Но азиатские манеры губительны для дружбы так же, как и для любви. Ревность исключает всякую близость и приятельские отношения мужчин друг с другом. Никто не осмеливается пригласить друга в свой дом или к столу, чтобы не привести любовника к своим многочисленным женам. Отсюда по всему Востоку каждая семья настолько отделена от других, словно все они составляют самостоятельные королевства. Неудивительно, что Соломон, живя как восточный владыка со своими семьюстами женами и тремястами наложницами и не имея ни единого друга, мог столь жалостно писать о тщете мирской. Если бы он узнал секрет того, как иметь одну жену или любовницу, нескольких друзей и большое число собеседников, он мог бы найти жизнь несколько более приятной. Уничтожьте любовь и дружбу, останется ли в мире еще что-либо достойное?

Плохое воспитание детей, особенно де^ей знатных родителей, является другим неизбежным следствием этих восточных установлений. Те, кто проводит ранние годы жизни среди рабов, сами годны только на то, чтобы быть рабами и тиранами; и при обращении в будущем с людьми, стоящими ниже или выше их, они склонны забывать о естественном равенстве людей. К тому же какое внимание, скажем, может родитель, сераль которого дал ему пятьдесят сыновей, уделить внушению принципов морали или науки какому-либо своему отпрыску, едва зная его и любя его со столь незначительной долей нежности? Поэтому варварство является согласно как разуму, так и опыту неотделимым спутником многоженства.

Чтобы многоженство предстало в еще более отвратительном виде, мне нет необходимости напоминать об ужасных следствиях ревности и о том принуждении, в котором она держит прекрасный пол всего Востока. В тех странах мужчинам не разрешается иметь никакого общения с женщинами, даже врачам, и притом, когда можно предположить, что болезнь погасила все бурные страсти в груди представительниц прекрасного пола и в то же время сделала их неподходящими объектами вожделения. Турне-фор ⁸⁹ рассказывает нам, что, когда его как врача привели в сераль одного знатного господина, он был немало удивлен, посмотрев вдоль галереи и увидев большое число обнаженных рук, протянутых к нему со всех сторон помещения. Он не мог понять, что это могло означать, пока ему не сказали, что эти руки принадлежат телам, которые он должен вылечить, зная о них не больше, чем то, что мог узнать по рукам. Ему не разрешили задать вопрос больной или даже ее прислуге из опасения, что он мог счесть необходимым спрашивать об обстоятельствах, которые щепетильные обычаи сераля не позволяют разглашать. Поэтому врачи на Востоке делают вид, что определяют все болезни по пульсу, так же как наши шарлатаны в Европе берутся вылечить больного, посмотрев лишь на его мочу. Я предполагаю, что если бы г-н Турнефор принадлежал к этому последнему виду, то ревнивые турки в Константинополе не дали бы ему материалов, необходимых для демонстрации его искусства.

В другой стране, где также разрешено многоженство, мужья калечат своих жен и делают их ноги совершенно бесполезными, дабы заточить их в своих собственных домах. Но, возможно, покажется странным, что в одной европейской стране ревность могла быть доведена до такой степени, что там считается неприлично полагать, что у благородной женщины есть ноги⁹⁰. Послушайте следующую историю, которую мы заимствуем из очень авторитетного источника ²⁴⁰. Когда мать покойного испанского короля ехала в Мадрид, она проезжала по пути небольшой городок в Испании, известный своим производством перчаток и чулок. Правители города думали, что они не могут лучше выразить свою радость в св^зи с приемом своей новой королевы, чем подарив ей образцы указанных товаров, ибо только этим и был знаменит их город. Мажордом, сопровождавший принцессу, весьма милостиво принял перчатки. Но когда были преподнесены чулки, он отбросил их с большим негодованием и сурово отчитал правителей города за это вопиющее проявление неприличия. Знайте, сказал он, что у королевы Испании нет ног. Молодая королева, которая в то время весьма плохо понимала испанский язык и часто бывала напугана рассказами о ревности испанцев, вообразила, что ей хотят отрезать ноги. Поэтому она принялась плакать и умоляла спутников отвезти ее обратно в 1ерма-нию, ибо она ни за что не выдержит этой операции, и они лишь с большим трудом смогли ее успокоить. Говорят, что Филипп IV единственный раз в своей жизни чистосердечно смеялся, когда ему рассказывали эту историю ⁹².

Отвергнув многоженство и связав одного мужчину с одной женщиной, давайте рассмотрим теперь, какую продолжительность установим мы их союзу и допустим ли мы те добровольные разводы, которые были приняты в 1реции и Риме. Те, кто будет защищать такую практику, могут выдвинуть следующие аргументы.

Как часто возникают отвращение и антипатия из-за самых пустяковых случаев или из-за несходства характеров после свадьбы, когда время, вместо того чтобы залечивать раны, возникающие от взаимных обид, каждый день растравливает их все больше новыми ссорами и упреками. Давайте отделим друг от друга сердца, которые не созданы для того, чтобы быть связанными. Каждое из них, может быть, найдет себе другое, которому оно лучше подойдет. По крайней мере нет ничего более жестокого, чем насильно сохранять союз, который вначале был скреплен взаимной любовью, а теперь фактически расторгнут взаимной ненавистью.

Но свобода разводов есть не только средство избавиться от ненависти и домашних ссор. Это также замечательное практическое средство их предупреждения и единственный секрет того, как сохранить любовь, которая сначала объединила супружескую пару. Сердце мужчины наслаждается свободой, даже подобие принуждения мучительно для него. Когда насильно привяжешь его к тому, что в противном случае было бы предметом его свободного выбора, то его расположение немедленно меняется и желание превращается в отвращение. Если интересы общества не позволяют нам наслаждаться многоженством и доставляемым им разнообразием, которое столь приятно в любви, то по крайней мере не лишайте нас этой свободы, которая жизненно необходима. Напрасно вы говорите мне, что я сам выбирал то лицо, с которым соединился в браке. Правда, я сам выбрал свою тюрьму, но это слабое утешение, поскольку все же это должна быть тюрьма.