Сочинения

Высоцкий Владимир Семенович

3. {Одесские куплеты}

Где девочки? Маруся, Рая, Роза?Их с кондачка пришлепнула ЧеКа,А я — живой, я — только что с Привоза,Вот прям сейчас с воскресного толчка!Так что, ребята! Ноты позабыты,Зачеркнуто ли прежнее житье?Пустились в одиссею одесситы —В лихое путешествие свое.А помните вы Жорика-маркераИ Толика — напарника его?Ему хватило гонора, напора,Но я ответил тоже делово.Он, вроде, не признал меня, гадюка,И с понтом взял высокий резкий тон:"Хотите, будут речь вести за Дюка?Но за того, который Эллингтон"…

x x x

Мог бы быть я при теще, при тесте,Только их и в живых уже нет.А Париж? Что Париж! Он на месте.Он уже восхвален и воспет.Он стоит, как стоял, он и будет стоять,Если только опять не начнут шутковать,Ибо шутка

в себе ох как много таит.А пока что Париж как стоял, так стоит.

x x x

Однако, втягивать животПолезно, только больно.Ну! Вот и все! Вот так-то вот!И этого довольно.А ну! Сомкнуть ряды и рты!А ну, втяните животы!А у кого они пусты —Ремни к последней дырке!Ну как такое описатьИли еще отдать в печать?Но, даже если разорвать, —Осталось на копирке:Однако, втягивать животПолезно, только больно.Ну! Вот и все! Вот так-то вот!И этого довольно.Вообще такие временаНе попадают в письмена,Но в этот век печать вольна —Льет воду из колодца.Товарищ мой (он чей-то зять)Такое мог порассказатьДля дела… Жгут в печи печать,Но слово остается:Однако, втягивать животПолезно, только больно.Ну! Вот и все! Вот так-то вот!И этого довольно.

x x x

В стае диких гусей был второй,Он всегда вырывался вперед,Гуси дико орали: «Встань в строй!»И опять продолжали полет.А однажды за Красной Горой,Где тепло и уютно от тел,Понял вдруг этот самый второй,Что вторым больше быть не хотел:Все равно — там и тутНепременно убьют,Потому что вторых узнают.А кругом гоготали: "Герой!Всех нас выстрелы ждут вдалеке.Да пойми ты, что каждый второйОбречен в косяке!"Бой в Крыму: все в дыму, взят и Крым.Дробь оставшихся не достает.Каждый первый над каждым вторымНепременные слезы прольет.Мечут дробью стволы, как икрой,Поубавилось сторожевых,Пал вожак, только каждый второйВ этом деле остался в живых.Это он, е-мое,Стал на место свое,Стал вперед, во главу, в острие.Если счетом считать — сто на сто! —И крои не крои — тот же крой:«Каждый первый» не скажет никто,Только — «каждый второй».…Все мощнее машу: взмах — и крикНачался и застыл в кадыке!Там, внизу, всех нас — первых, вторых —Злые псы подбирали в реке.Может быть, оттого, пес побрал,Я нарочно дразнил остальныхЧто во «первых» я с жизнью играл,И летать не хотел во «вторых»…Впрочем, я — о гусях:Гусь истек и иссяк —Тот, который сбивал весь косяк.И кого из себя ты не строй —На спасение шансы малы:Хоть он первый, хоть двадцать второй —Попадет под стволы.

x x x

Общаюсь с тишиной я,Боюсь глаза поднять,Про самое смешноеСтараюсь вспоминать,Врачи чуть-чуть поахали:«Как? Залпом? Восемьсот?»От смеха ли, от страха лиВсего меня трясет.Теперь я — капля в море,Я — кадр в немом кино,И двери — на запоре,А все-таки смешно.Воспоминанья кружатсяКак комариный рой,А мне смешно до ужаса,Но ужас мой — смешной.Виденья все теснее,Страшат величиной:То — с нею я, то — с нею…Смешно! Иначе — ной.Не сплю — здоровье бычее,Витаю там и тут,Смеюсь до неприличияИ жду — сейчас войдут.Халат закончил описьИ взвился — бел, крылат…«Да что же вы смеетесь?» —Спросил меня халат.Но ухмыляюсь грязно яИ — с маху на кровать:"Природа смеха — разная,Мою — вам не понять.Жизнь — алфавит, я где-тоУже в «це», «че», «ша», «ще».Уйду я в это летоВ малиновом плаще.Попридержусь рукою яЧуть-чуть за букву "я",В конце побеспокою я, —Сжимаю руку я.Со мной смеются складкиВ малиновом плаще.«С покойных взятки гладки», —Смеялся я вообще.Смешно мне в голом виде литьНа голого ушат,А если вы обиделись,То я не виноват.Палата — не помеха,Похмелье — ерунда!И было мне до смеха —Везде, на все, всегда.Часы тихонько тикали,Сюсюкали: сю-сю…Вы — втихаря хихикали,А я — давно вовсю.

x x x

Жан, Жак, Гийом, Густав —Нормальные французы, —Немного подлатавРасползшиеся узы,Бесцветные, как моль,Разинув рты без кляпа,Орут: "Виват, Жан Поль,Наш драгоценный папа!"Настороже, как лось,Наш папа, уши — чутки.Откуда что взялось —Флажки, плакаты, дудки?Страшась гореть в аду,Поют на верхней ноте."А ну-ка, ниспадуЯ к вам на вертолете!""Есть риск — предупредилПилот там, на экране, —Ведь шлепнулся одинНе вовремя в Иране"."Смелее! В облака,Брат мой, ведь я в сутане,А смерть — она покаЕще в Афганистане!" —И он разгладил шелкТам, где помялась лента,И вскоре снизошелДо нас, до президента.Есть папа, но былаКогда-то божья мама.Впервые веселаХимера Нотр-Дама.Людским химер не мерь —Висит язык, как жало.Внутри ж ее теперьЧего-то дребезжало.Ей был смешон и видТолпы — плащи да блузки…Ан, папа говоритПрекрасно по-французски.Поедет в Лувр, «Куполь»И, может быть, в Сорбонну,Ведь папа наш, Жан Поль,Сегодня рад любому.Но начеку был завОтделом протокола:Химере не сказавНи слова никакого,Он вышел. Я не дамГроша теперь за папу.Химеры Нотр-Дам,Опять сосите лапу!

Две просьбы

М. Шемякину — другу и брату — посвящен сей полуэкспромт.

I.

Мне снятся крысы, хоботы и черти. ЯГоню их прочь, стеная и браня,Но вместо них я вижу виночерпия,Он шепчет: "Выход есть — к исходу дняВина! И прекратится толкотня,Виденья схлынут, сердце и предсердияОтпустят, и расплавится броня!"Я — снова — я, и вы теперь мне верьте, яНемного попрошу взамен бессмертия, —Широкий тракт, холст, друга, да коня,Прошу покорно, голову склоня:Побойтесь Бога, если не меня,Не плачьте вслед, во имя Милосердия!

II.

Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,Но чтобы душу дьяволу — ни-ни!Зачем цыганки мне гадать затеяли?День смерти уточнили мне они…Ты эту дату, Боже, сохрани, —Не отмечай в своем календаре илиВ последний миг возьми и измени,Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реялиИ чтобы агнцы жалобно не блеяли,Чтоб люди не хихикали в тени.От них от всех, о, Боже, охрани,Скорее, ибо душу мне ониСомненьями и страхами засеяли!

x x x

Неужто здесь сошелся клином свет,Верней, клинком ошибочных возмездий…И было мне неполных двадцать лет,Когда меня зарезали в подъезде.Он скалился открыто — не хитро,Он делал вид, что не намерен драться,И вдруг — ножом под нижнее ребро,И вон — не вынув, чтоб не замараться.Да будет выть-то! Ты не виновата —Обманут я улыбкой и добром.Метнулся в подворотню луч закатаИ спрятался за мусорным ведром…Еще спасибо, что стою не в луже,И лезвие продвинулось чуть глубже,И стукнула о кафель рукоять,Но падаю — уже не устоять.

x x x

По речке жизни плавал честный ГрекаИ утонул, иль рак его настиг.При Греке заложили человек,А Грека — «заложил за воротник».В нем добрая заложена основа,Он оттого и начал поддавать.«Закладывать» — совсем простое словоА в то же время значит: «предавать».Или еще пример такого рода:Из-за происхождения взлетел,Он вышел из глубинки, из народа,И возвращаться очень не хотел.Глотал упреки и зевал от скуки,Что оторвался от народа — знал,Но «оторвался» — это по науке,На самом деле — просто убежал.

x x x

Михаилу Шемякину — чьим другом посчастливилось быть мне!

Как зайдешь в бистро-столовку,По пивку ударишь, —Вспоминай всегда про Вовку —Где, мол, друг-товарищ?!И в лицо трехстопным матом —Можешь хоть до драки!Про себя же помни — братомВовчик был Шемяке.Баба, как наседка квохчет(Не было печали!)Вспоминай!!! Быть может, Вовчик —«Поминай как звали!»M.Chemiakin — всегда, везде Шемякин.А по сему французский не учи!..Как хороши, как свежи были маки,Из коих смерть схимичили врачи!Мишка! Милый! Брат мой Мишка!Разрази нас гром!Поживем еще, братишка,По-жи-вь-ем!Po-gi-viom.