Сочинитель
Шрифт:
Проведенный «паспорт-контроль», видимо, несколько успокоил брюнетку — она еле заметно облегченно вздохнула, поза ее стала менее напряженной, а ствол пистолета слегка отклонился от лица Андрея. Продолжая сидеть на кровати, она спросила:
— Ну… И что вы хотите?
Серегин беспокойно дернул ногой и вымученно улыбнулся:
— Если вы больше бить меня по самому дорогому не будете, тогда я скажу правду… Я, извините, очень хочу в туалет… То есть хочу — это уже не то слово… Я пока в кафе сидел, дожидаясь, когда вы тренировку закончите — литр с лишним апельсинового сока в себя влил. Да еще — кофе…
Брюнетка не удержалась и фыркнула — это действительно было очень смешно — сидит на полу здоровенный мужик с поднятыми руками и просится в туалет… Улыбка у женщины оказалась на удивление приятной — даже несмотря на то, что она не стирала полностью глубоко въевшуюся в ее лицо печаль — Андрей успел углядеть мелькнувшие ровные белые зубы и поторопился закрепить маленький прогресс в переговорах:
— Ей-богу, ничего плохого делать не буду — нападать на вас не стану, в бега не кинусь… На минутку в заведение заскочу — и обратно сюда, на пол… оружия у меня нет… Хотите, я куртку сниму? Медленно и печально… А?
Хозяйка номера помолчала немного, потом взглянула еще раз на кучу документов, лежавших перед ней на кровати, и снова посмотрела в глаза Обнорскому:
— Ладно… Куртку, свитер и кроссовки — снимайте…
— Ура! — возликовал Серегин. — Для вас я вообще могу до трусов раздеться… Все-таки — добрая у вас душа, я это с первого взгляда определил, еще в «Фитнес-центре»… А пистолет и, извините, удары по яйцам — это все наносное, это вам совершенно не идет… Карл Маркс, знаете ли, в свое время заметил, что сила женщины — в ее слабости, а старик, говорят, толк в тетеньках понимал…
Болтая, Андрей быстро скинул с себя куртку, свитер и кроссовки, время от времени искоса поглядывая на свою собеседницу. Она встала с кровати и шагнула чуть ближе к Обнорскому:
— Дверь в туалет — не закрывайте!
Серегин даже дернулся весь от последнего приказа брюнетки и укоризненно покачал головой:
— Слушайте, товарищ Рахиль! Прекратите, наконец, глумиться над представителем прессы… Я понимаю, конечно, ваши опасения, но и вы меня поймите… я же все-таки мужик, неудобняк мне в женском присутствии малую нужду справлять — да и для вас, мне кажется, удовольствие сомнительным будет… Вы же меня уже и так всего проверили — вдоль и поперек — видите же, что я — не мент и не бандит, бояться меня не стоит.
— Хорошо, — махнула пистолетом женщина. — Давайте живее… Только учтите — дверь в ванной тонкая — пуля ее прошьет — не заметит даже.
— Учту-учту, — буркнул Обнорский и скрылся в туалет, невольно вспомнив мужской анекдот про «самый большой кайф». В ванной он заодно ополоснул лицо холодной водой и, обретя наконец некое душевное равновесие, вернулся в комнату.
Брюнетка по-прежнему стояла у кровати и сжимала в руке пистолет. Андрей вежливо кивнул ей и поинтересовался:
— Ну что — мне опять — на пол садиться? Или, может быть, начнем как-то по-людски общаться? Что скажет израильская сторона?
Спрашивая, он сделал незаметный шажок вперед… А потом еще полшажочка.
— Давайте-ка пока на пол… До полного прояснения расклада.
— Как скажете, — Серегин послушно кивнул, разочарованно развел руками и вдруг резко согнулся, застонав, словно от боли в паху.
Брюнетка инстинктивно подалась к нему, наклонилась, чтобы посмотреть — что такое стряслось с ее гостем. Это она сделала зря — впрочем, женщин всегда губят любопытство и жалость, даже самых умных, даже самых битых жизнью…
Обнорский упал на колени, наклонившись вперед — этим движением он окончательно сократил дистанцию между собой и Рахиль… Расчет Андрей строил на том, что после «туалетной» сцены женщина расслабилась, поверила ему, а потому — вышла из состояния психологической готовности к стрельбе… Казалось бы — чего там дел-то — на курок нажать, только пальцем шевельни и бабахнет… Ан нет, не все так просто — для такого небольшого усилия требуется большая концентрация воли — даже для профессионала… А хозяйка номера, хоть и была женщиной умной и хорошо развитой физически — но к категории профессиональных стрелков явно не относилась…
Серегин в одно неуловимо быстрое движение ударил ребром левой ладони под правую кисть брюнетки, заставив ее разжать пальцы на оружии — мгновением позже пистолет уже перекочевал в его руку, а сама Рахиль, подброшенная правым плечом Андрея, отправилась в красивый полет, завершившийся на кровати. Женщина упала на спину — ногами в изголовье, но сразу же перевернулась на живот и отпрянула назад, глядя расширившимися глазами на довольно ухмылявшегося Обнорского. После неожиданного кувырка полы белого махрового халата на теле брюнетки разъехались, и взгляду Андрея явились редкой аппетитности ноги (да и мелькнувшая грудь была очень даже ничего).
— С приземленьицем, сударыня, — издевательски сказал Серегин, пижонски помахивая пистолетиком — в его клешне оружие казалось совсем крошечным…
— Ах ты, сука! — прошептала женщина, сверкая своими зелеными глазищами — в этот момент она очень напоминала разъяренную лесную кошку, готовую вцепиться ногтями в противника.
— Цыц! — коротко рявкнул Андрей и выдвинул вперед нижнюю челюсть, придавая своему лицу тупой и злобный вид. — Я тебе щас покажу, кто тут сука! Ща как отымею — будешь знать, как на боевого командира с пукалкой кидаться!! Шпиенка еврейская! Лежи смирно, тварь, а я пока решу — сразу тебя к Антибиотику тащить или побаловаться сначала — для порядку… А?! Рада небось будешь, с Палычем-то свидеться? А?! Старик-то обрадуется — не то слово… Лежать, я сказал!!
Как только брюнетка услышала кличку «Антибиотик» — ее словно током дернуло, она отшатнулась к стенке, по лицу ее пробежала судорога, а в глазах плеснулось такое отчаяние, такая боль, что Серегин немедленно решил прекратить балаган — в конце концов, самолюбие его и так уже было вполне удовлетворено, покуражился он всласть, показав гражданочке, кто, собственно говоря, в лавке хозяин… Плюс — «пробил» эту липовую израильтянку на Палыча — она явно знала, кто такой Антибиотик и — мало того, что знала — еще и совершенно точно не стремилась к встрече с ним…