Содержанки
Шрифт:
– Я? Я наговариваю на себя? Ты так думаешь?
– Да! Я знаю тебя! Может, ты и хочешь считать себя такой вот стервой, но я-то тебя знаю! И ты не такая!
– А какая? Что ты обо мне знаешь? Что я экономист, что я работаю в Москве, что я подарила тебе швейную машинку. Да уж, немного. Хватит витать в облаках и идти на поводу у чужой воли! Если бы ты хотела сама рожать, если бы твердо это решила – разве бы притащила я тебя к Агате? Разве ты дала бы ей себя уговорить? Ты не держишься за свои решения, моя дорогая. Тебя легко напугать, моя дорогая. Ты веришь всему, что тебе говорят. Ты думаешь, что люди добрые.
– Но ведь они добрые. Ты – добрая!
– Подруга? Ты про Маринку, что ли, говоришь?! – Тут я не удержалась и расхохоталась в голос. – Да мы с Маринкой этой злее всех чертей в этом чертовом городе. Ни черта ты меня не знаешь.
Я отсмеялась, щелкнула пальцем (официант подбежал молниеносно) и заказала нам какой-то еды – самой дорогой и замороченной, из меню шеф-повара. Так всегда проще – не надо думать, выбирать, тратить время. Лучше сразу брать какой-нибудь самый дорогой и пафосный суп. «Две порции пафосного супа, пожалуйста. С креветками размером с мой кулак. Или даже со Свинтусов». Даша сидела как в воду опущенная и молчала. Тогда заговорила я.
– Знаешь, почему ты сидишь тут со мной? Только по одной причине – потому что ты моя сестра. Не потому, что я добрая, а потому, что ты – моя единственная семья. А семья – это святое. Вопросы крови – самые важные, и их еще никто не отменял. Но не будь никогда сентиментальной, Даша. Хочешь стать взрослой? Хочешь родить этого ребенка? На самом деле этого хочешь? Заучи, как молитву – никогда ни за что не верь людям. Никому. Даже мне.
– Но почему?
– Потому что я – злая и плохая. И все здесь – злые и плохие. Все хорошие – они пьют по подворотням, как наша мамочка. А выживают только злые и плохие. И ты должна научиться быть плохой и злой, если хочешь выжить. Если хочешь, чтобы выжил твой ребенок и чтобы его детство не было таким, как у нас с тобой.
– У меня было нормальное детство! – выпалила Дашка и густо покраснела.
– А у меня – нет. Потому что у меня, уж извини, еще не было меня. А у тебя была я. И у твоего ребенка буду я, и в этом ваш счастливый билет. Но ты должна делать все, что я скажу, и в точности так, как я скажу. Моя жизнь сложна и не слишком законна, и ты не должна мне ничего испортить.
– Не слишком законна? – протянула Даша и испугалась.
Тут я сочла возможным вскрыть карты.
– Я живу с мужчиной, который женат…
– Но ты и раньше говорила об этом. Это не страшно, да?
– Которого не люблю. Я живу с ним только из-за денег. Он занимает довольно высокий пост в нашей системе, он борется с коррупцией, и небезуспешно. А я при нем, любовница, дорогой товар, которым он хвастается перед друзьями.
– Может быть, он тебя любит! – Как за последнюю надежду, она уцепилась за призрак любящего Свинтуса.
– Он меня любит, да. Спать он со мной любит. Любит, как на меня смотрит его шеф. Любит, потому что я на двадцать лет его моложе и потому что я хорошо умею любовь его подогревать, не давать его огню погаснуть. Это, моя милая, целое искусство – заставить мужчину потерять голову. Я тебя научу, если захочешь.
– У меня есть Юра, это мне не нужно.
– Ах да, Юра. К Юре твоему мы еще вернемся. А пока еще немного обо мне. Итак – я содержанка, причем дорогая, можно сказать, даже эксклюзивная. Но все равно в моей жизни крайне много есть от проститутки. Свои правила. Клиент всегда прав. Клиента можно поменять только на другого клиента. Мой товар – комплексный продукт, имидж. И в этом имидже, дорогая сестричка, сказать по правде, нет ни слова правды. Мой так называемый гражданский муж человек щедрый и для моего дела подходящий идеально. Только вот проблема – он обо мне тоже ничего не знает.
– Как это? – опешила Дарья.
– А вот так. Он живет с тем образом, который был наиболее востребован и продан ему за хорошие деньги. Как на аукционе, понимаешь. Для него я – избалованная студентка, истеричка с утонченным вкусом, из хорошей семьи. Деталей много, и тебе они, в общем, ни к чему. Главное, что между этим миром и тем, из которого ты ко мне приехала, нет ничего общего. Разве что это слово «экономист», оно удобно легло в обе истории.
– Юля! Что ты такое говоришь!
– А что я такого говорю? Ты же хотела правды? Вот тебе правда! Это и есть моя работа – жить со Свинтусом. Работа как работа, и оплачивается складно. Хватает на все, и на твоего ребенка хватит. Если ты, конечно, не побрезгуешь теперь и не выскочишь из этого кабака со словами: «Я никогда больше не желаю тебя видеть, презренная шлюха». С другой стороны, ты должна подумать хорошенько, прежде чем крикнуть такое. Денег у тебя нет. На что ты собираешься ребенка одевать, кормить? А вдруг ребенок заболеет, ему потребуется реальная медицинская помощь, а не та, что полагается по системе страхования. Агату не забыла? Неужели ты захочешь лечиться у таких врачей?
– Нет! – вскрикнула Дашка.
Принесли суп с креветками, но ни одна из нас к нему даже не притронулась. Кажется, у Дашки тоже пропал аппетит. Я продолжила:
– Или, предположим, ты принесешь в дом коляску, а мать ее пропьет. Или ты получишь деньги от государства, на которые сможешь купить себе и ребенку овса. Положены же малолетним матерям-одиночкам какие-то копейки! Так мать эти деньги украдет. А если, не дай бог, не станет бабы Зоси? Ты же не сможешь даже на работу выйти! Или придется ребенка отдавать в ясли, где его не будут кормить и он начнет болеть чем-нибудь страшным. Ты этого хочешь? Ты об этом думала? Ты хоть один вопрос себе задала или только думаешь о своей большой любви к какому-то Юре! Юре! – я фыркнула и залпом допила воду. Подумала было, а не заказать ли мне что-нибудь покрепче, но вообще-то во мне и так хватало адреналина.
– Юля, но ведь как-то люди живут! – растерянно пробормотала Даша. – Не все же вот так, как ты…
– Как я? О да. Чтобы жить, как я, нужно уметь и знать очень многое. Нужно уметь одеваться, уметь себя подать. Нужно быть профессионалом своего дела, хоть в твоих словах и прозвучала изрядная доля презрения ко мне и к моему делу! – горечь вырвалась, хоть я и не хотела этого. Мне всегда было плевать на то, что думают обо мне окружающие, но на Дашку я так плюнуть не могла. Она замолчала и принялась помешивать ложкой желтый кремообразный суп, который, как мне показалось, она явно не сочла за съедобный. Да уж, не борщ. Потом вдруг вскочила со своего места и бросилась ко мне, обниматься, конечно же. И тут же расплакалась.
– Ты прости меня. Юля, прости. Простишь? Я дура, дура полная. Конечно, я никак не могу тебя осуждать. Через что ты прошла, кто знает? Никто! И я тебе за все, за все благодарна.
– Дашка, прекращай. Прекращай, не то я и сама разревусь, а у меня макияж, между прочим. – Я пыталась делать вид, что мне все это совсем не важно, но слезы снова жгли меня изнутри. Какой-то странный день.
– Никто не может тебя понять лучше меня. Юля, да ты герой, да! – Дашка улыбнулась и чмокнула меня в щеку. – Люди должны тебе медаль дать.