Содержательное единство 2001-2006
Шрифт:
Ряд оппозиционных изданий уже дезавуировал и фигуру Байгушева, и все, что он написал. Я вовсе не хочу воспевать Байгушева и восхвалять точность его оценок и данных. Но, к счастью или к сожалению (а скорее и к счастью, и к сожалению одновременно), я наблюдал за рядом политических сюжетов с крайне близкого расстояния. И потому понимаю, что информация, извлекаемая Байгушевым из некоей "конспирации", – это смесь неадекватности, политической близорукости и… достоверности, как ни прискорбно констатировать последнее. Кроме того, это открытый материал. Это не факты, которыми располагаю только я. Это факты,
Далеко не случайно Байгушев уже после этой своей книги про "русский орден" предлагает (в статье в газете "Завтра") вместо России строить Хазарию. Политическому классу, о котором я говорю, все равно, что строить. Ему нужно устойчиво удовлетворять два своих (мною уже неоднократно названных) оргиастических побуждения, к которым и сводится для него понятие "власть".
Любви к своему народу нет вообще. Нет о нем ни заботы, ни… ни всего того минимального и недостаточного, что связывается с понятием "пасти стадо". Это даже не пастухи. И не волкодавы. Это взбесившиеся овцы, натянувшие на себя волчьи шкуры. Близорукие, неумные – и одновременно поразительно цепкие. Есть волки в овечьей шкуре, а есть овцы в волчьей. Овцы мутировали… Что там произошло – неважно. Молния убила пастуха и собак, а часть овец – того… Ну, смутировала или еще как хотите. Словом, возникла такая вот странная "популяция". И она не рассасывается – она наращивает свою адскую концентрацию во власти.
Только пусть никто не думает, что я свожу это к фигуре господина (или товарища) Байгушева. Мне есть о ком и о чем поразмыслить, помимо Байгушева. Тем более, что подоспела Кондопога. И кто бы там во что бы ни играл, суть не в этих мелких, так сказать, "пацанских", псевдополитических играх.
Развалив СССР, этот политический класс, вдобавок, организовал регресс. Организовал он его под собственные шумные заявления о грядущей русской модернизации. Только под модернизацию, кстати, можно было хоть условно поддержать этот политический класс (он же – пресловутая "русская партия"). Почему? Потому что, кроме СССР, на данной территории может реализоваться только одна мало-мальски эффективная конструкция.
Это – национальное государство. Без всяких там "россиян"! Русское национальное государство. Русская нация могла сложиться на обломках СССР, причем именно как нация, только в условиях ускоренной модернизации. Со всеми компонентами этой модернизации – прогресс, научно-технический в первую очередь, высочайший приоритет права и равенство граждан перед законом, формирование идентичности на основе культуры и языка. Это – и многое другое.
ВСЕ ЭТО БЫЛО ПРОВАЛЕНО. Россию бросили в регресс. Это сделал все тот же политический класс. Он сделал это в интересах своего господства, понимаемого на свой "овце-волчий" манер. Он превратил "подвластное животное" в доходягу с тем, чтобы безнаказанно отправлять свои оргиастические потребности. Это он сделал! Он, а не те, на кого он переводил и переводит стрелки ответственности.
Кстати, об этих стрелках.
Еще в далекую советскую эпоху (да и в постсоветский период) я не раз обращался к вполне ответственным людям: "Ребята, в стране есть вполне достойные еврейские интеллектуалы. Они любят СССР, они блестяще говорят, они поклоняются русской
Мне на это отвечали: "Нам не это нужно. Нам нужно… (дальше описывались антропологические деформации нужных телеперсон) …И чтоб они побольше дерьма лили на русских. На них все и спишем". Говорившие считали себя гроссмейстерами политических игр.
А то, что под аккомпанемент того, что они называли "игрой", состоялся реальный регресс, реальная демодернизация, реальное одичание всего населения, реальная декультурация, фактическая деструкция социума… Это для них, оказывается, значения не имело.
В одном достаточно высоком собрании, которое я сумел довести своими высказываниями "до точки кипения", мне было сказано: "Да что Вы несете! Какая модернизация! Предполагалась не модернизация страны, а модернизация элиты!" Я спросил: "За счет чего?" Мне холодно и категорично ответили: "За счет всего".
Почему криминалитет (а именно он системно заменил собой значительную часть элиты) надо называть модернизированной элитой – я не знаю. А вот в чем мысль, которая мне была презрительно брошена, как перчатка, – я и понимаю, и чувствую. И совершенно не намерен уклоняться от этого вызова на политическую и иную дуэль.
Потому что под модернизацию можно было еще что-то стерпеть. В этом было хоть какое-то (пусть очень уменьшительное) благо для русского народа. Он мог в этом сохраниться. Теоретически он еще как-то мог бы сохраниться (но уже совсем не модернизационно) и в православно-цивилизационной модели.
То, что это означало столкновение с исламом, – понятно. То, что никакой диалог цивилизаций от этого не спасет, – тоже понятно. То, что нелепая программа с православным "Законом Божиим" (никак не совместимая со свободой совести и отделением церкви от государства – а это азы Модерна) вызовет только радикализацию ислама, – это тоже понятно. Резкая реакция на это в Татарии – это еще цветочки. Ягодки впереди. И ох, какие это будут ядовитые ягодки!
Но хотя бы теоретически – это было возможно. Этакая "православная Саудовская Аравия", контрмодернизационная, но с жесткой властью, теократическая по сути… Нефть есть, оружие где-то купим… Это был, конечно, бред – но хоть насколько-то логичный.
Но то, что происходит в Кондопоге, – не имеет никакого отношения ни к "русской Франции", ни к "православному ренессансу". Это межэтническая разборка. Не межнациональная, как у нас любят говорить (вы еще постройте эти самые нации!), а межэтническая.
Во Франции есть нация. И нет этноса. Что такое французский этнос? А национальное государство о-го-го какое! И может за себя постоять, как мы видим по действиям главы французского МВД Николя Саркози.
Но это и есть Модерн. Во Франции есть власть закона. Во Франции есть авторитет науки и культуры, выражающийся в том, какое место занимают профессиональные научные и культурные кадры в обществе, сколько они зарабатывают, как защищены, как социализованы. Во Франции… я даже продолжать не буду.