Согдиана
Шрифт:
"В храме огня, где Вахшунварта совершает обряд, ни одной завитушки не увидишь, — подумал Спантамано. — А дома у него вон сколько их наворочено. Такова твоя святость, хитрец?"
Поручив Спантамано заботам рабов, хозяин удалился. Пока Вахшунварта размещал согдийцев и дахов по хижинам, а их коней — по конюшням, потомок Сиавахша обмылся прохладной водой. Он долго плескался в каменном бассейне внутри дома, и его некрупное, суховатое, но ладно сложенное, как бы отлитое из бронзы тело отдыхало от дорожных невзгод.
Рабы, цокая языками от восхищения, умастили длинные волосы согдийца душистым маслом и расчесали серебряным гребнем; густые локоны отливали золотым блеском и ниспадали на плечи мягкой волной. Каково же было удивление слуг, когда знатный согдиец отказался от приготовленных для него ярких бактрийских одежд и опять облачился в пятнистые шкуры леопарда! Он поглядел в медное зеркало, поправил тонкие усы и весело подмигнул столпившимся вокруг него рабам. Они завыли от восторга. Так дружески с ними еще никто не обращался.
Освеженный, ловкий и быстрый, согдиец, проворно ступая по мягким багровым коврам, проследовал в зал, где за низким столом, уставленным золотой и серебряной посудой, его ожидал старый Вахшунварта. При виде сдобного пшеничного хлеба, жирного вареного риса, горой лежащего на круглом подносе, жареных сазанов, щук и сомов, раскрывших пасти на блюдах, тонко нарезанного, посыпанного красным перцем и политого уксусом лука и крупных, на огне каленных орехов ноздри Спантамано дрогнули, как у голодного барса, уловившего запах пасущейся недалеко антилопы.
Хозяин подошел к бронзовому жертвеннику, установленному на высокой медной треноге, разрезал плод граната, окропил кровавым соком священное пламя и едва слышно пробормотал короткое заклинание:
— О Хаом, владыка дома, владыка селения, владыка города, владыка страны! О силе и победе для нас молюсь тебе, — сохрани нас от ненависти ненавидящих, лиши разума притеснителей. Кто в этом доме, в этом селении, в этом городе, в этой стране нам враждебен, отними у того мощь, ослепи его глаза. Да не будет крепок ногами, да не будет могуч руками, да не увидит земли и неба тот, кто обижает наше сердце…
Ели молча. Спантамано, отведав понемногу всего, напал на свое любимое блюдо — острую горячую похлебку с жирной бараниной, диким чесноком, черным перцем и айвой. Вахшунватра равнодушно жевал сушеные абрикосы и задумчиво глядел куда-то в угол. Ему не хотелось есть, и он только из приличия присоединился к согдийцу. Его одолевал рой невеселых мыслей.
— Рассказывай! — проворчал жрец, когда Спантамано, запив еду кубком темного кислого вина, прилег на правый бок и подоткнул под локоть подушку.
— Рассказ мой будет краток. — Потомок Сиавахша усмехнулся. — Персам пришел конец!
— Ты этому рад?
— Рад? — повторил Спантамано. — Конечно, будь я проклят! Так свободно дышу сейчас, как никогда за двадцать шесть лет жизни своей не дышал. Э, да сегодня мне как раз двадцать шесть лет стукнуло! Забыл совсем, будь я проклят… Ну ладно, это к делу не относится. Важно что? Спантамано по-другому заживет теперь!
Он прищурил глаза, щелкнул пальцами и засмеялся. Вахшунварта молча ожидал, что скажет дальше этот согдиец.
— Слушай, Вахшунварта, — продолжал отпрыск Сиавахша. — Спантамано не любит говорить о себе. Он таков по своей природе. Но сегодня… или я просто пьян и кубок вина развязал мне язык? Нет. События — вот что отомкнуло замок на моих устах. Ты спросил меня: рад ли я падению Кодомана? Да, безумно рад! Почему? Я скажу тебе, Вахшунварта. Слушай меня, отец. Ты ведь знаешь, я — из царского рода потомков Сиавахша. Сиавахш похоронен в городе Бахаре, [13] что стоит на Золотоносной реке. [14] Весной, в день Нового Года, жители Бахара поднимаются на холм, где погребен Сиавахш, и при восходе солнца режут на его могиле священных петухов. Сиавахш происходил от Михры, великого бога Солнца. Вот почему у меня золотые волосы, — они напоминают о лучах знойного светила. Вот почему у меня синие глаза, — они походят на цвет неба, по которому шествует Михра. Из нашего рода вышел пророк Заратуштра, которому поклоняются мидяне, персы, бактрийцы, согдийцы и жители Хорезма. Да, я от великого корня! Отец моего деда обитал на холме посередине Бахара — на холме, где погребен Сиавахш. Там же, в крепости, за толстой стеной, жил и отец моего отца. Кто во всей Согдиане был более почитаем и богат, чем цари из рода Сиавахша? Но вот явился Кир…
13
Бахар — ныне Бухара
14
Золотоносная река — Зарафшан
Лицо Спантамано потемнело. Вахшунварта, заметив злой огонек, разгоравшийся в глазах молодого согдийца, пугливо отодвинулся.
— Царь персов Кир, — продолжал Спантамано, — покорил и унизил моего прадеда. Дариавуш изгнал моего деда из Бахара. Наш род бежал на восток, в Пенджикент. Ты слыхал о Пенджикенте? Он за Маракандой, в горах, на берегу Зарафшана. Но и там, будь я проклят, нас не оставили в покое! Персы добрались до нашего становища и отняли даже то, что у нас еще оставалось. Почему? Да потому, что наш род священ, а Кшайарша, сын Дариавуша, — тот самый Кшайарша, который объявил себя «саошиантом» — Спасителем Человечества, не хотел, будь проклято его имя, чтобы на востоке существовал род, более славный, чем корень Гахамана.
О судьба! Если когда-то все богатства Согдианы доставались нам, то при персах они обратились в добычу чужеземных царей. Согдиану сделали сатрапией Персидского государства. Знаешь, какую дань платили согдийцы совместно с племенами хорезмийцев, парфян и харайва? По триста золотых талантов [15] каждый год! Из-за тяжелых поборов род Сиавахша обнищал, как и все в Согдиане. Поверь мне, из каждых десяти овец половину мы отдавали — кому? Персам. Из каждых десяти юношей половину мы отдавали — куда? В персидское войско, и все они пропадали вдалеке от своих лачуг, пропадали ради чужого благополучия! Из каждых десяти женщин половину мы отдавали персам, они служили забавой их лопоухим старикам и никогда уже не возвращались домой, тогда как наши мужчины не могли жениться и умирали, не оставив на земле потомства… Наше семя стало вырождаться. Из потомков Сиавахша остался всего один человек на свете, это я, Спантамано.
15
всего около 700 тысяч золотых рублей
Все говорят: Спантамано безбожник и бродяга, для которого ничего не свято. И так оно и есть, разве я отрицаю? Немало горя видел Спантамано, немало всякой нужды перенес, чтобы корчить из себя человека, угодного царю и богу. Персы на моих глазах — на моих глазах, будь я проклят! — убили за неповиновение моего отца… Я, потомок Сиавахша, мерз, одетый в лохмотья, в пустой хижине, а дети персидских старейшин дразнили меня блеском своих нарядов. Я голодал, как волчонок, они же… разве они задумывались когда-нибудь над тем, что будут есть завтра?