Соки земли
Шрифт:
Потом подвертываются случайные дела, например, дорога внизу в двух местах стала почти непроезжей. Однажды, пока земля еще не замерзла, Исаак и Сиверт отправляются чинить дорогу. Там два болотца, их надо осушить.
Аксель Стрем обещал принять участие в этой работе, потому что он тоже обзавелся лошадью и пользуется дорогой, но Акселю понадобилось непременно поехать в город – неизвестно зачем, он только сказал, по очень важному делу.
Но он прислал вместо себя своего брата из Брейдаблика. Зовут его Фредрик.
Фредрик молод и недавно женился,
– Я подарю тебе пачку табаку, когда у меня будет, – сказал Аронсен.
– Как, разве у вас нет табаку?
– Нет, и не будет, некому его покупать. Сколько, по-твоему, я зарабатываю на одной пачке табаку?
Аронсен был в скверном настроении, он считал, что шведская компания прямо– таки его обманула: он поселился в деревне, чтоб торговать, а они взяли да и прекратили разработку.
Фредрик потешается над Аронсеном и не очень-то лестно о нем отзывается:
– Да, ведь он к своей земле и не притронулся! – говорит он, – у него нет даже корма для скотины, он его покупает! Он и у меня хотел купить сена, но только нет, у меня продажного сена не имеется. – Как, тебе не нужно денег? – сказал Аронсен. Он думает, что деньги – это все, выложил на прилавок бумажку в сто крон и говорит: – Деньги! – Да, деньги – штука хорошая! – говорю я. Это «бум констант!» – говорит он. Он аккурат, словно бы немножко помешался, а жена его и по будням ходит при часах – Бог ее знает, какие такие часы ей непременно надо помнить.
Сиверт спрашивает: – А не говорил Аронсен об одном человеке по имени Гейслер?
– Как же. Это тот, что не захотел продать свою скалу, сказал он. Аронсен страсть, как злился: выгнанный ленсман, говорит, может у него за душой нет и пяти крон, его, говорит, надо пристрелить! – А вы подождите немножко, говорю я, – может, он потом продаст. – Нет, – говорит Аронсен, – и не думай этого. Я то ведь купец, и понимаю, что когда одна сторона запрашивает двести пятьдесят тысяч, а другая дает двадцать пять, так тут расстояние слишком велико, и никакой сделки не может выйти. Ну, да скатертью дорожка! – сказал Аронсен, – я рад был бы, если б ноги моей никогда не бывало в этой проклятой дыре! – Но вы ведь не собираетесь продавать? – спрашиваю я. – Да, ответил он, как раз это я и собираюсь сделать. Ох, уж это мне болото, эта дыра и эта пустыня! Я не выручаю за день и одной кроны, – сказал он.
Они смеялись над Аронсеном и нисколько его не жалели.
– Ты думаешь, он продаст? – спросил Исаак.
– Да, он так говорил. Он уж отпустил работника. Да, можно сказать, деликатный и мудреный человек этот Аронсен! Отпускает работника, который мог бы заготовить ему на зиму дрова и свозить сено на собственной лошади, но оставляет доверенного. А это правда, он сейчас не выручает в день и одной
Трое мужчин работают до обеда, закусывают из своих котомок и некоторое время беседуют. У них есть, о чем поговорить, полевые и хуторские горести и радости, это не мелочь, но они обсуждают их здраво, они спокойны, нервы их не издерганы и они не делают того, что не следует. Вот подходит осень, леса смолкают, стоят горы, стоит солнце, вечером зажгутся луна и звезды, все прочно и твердо, полно ласки, как нежное объятие. Здесь людям есть когда отдохнуть на вереске, подложив под голову руку вместо подушки.
Фредрик рассказывает про Брейдаблик: он там еще немного сделал.
– Нет, – говорит Исаак, – ты уж много наработал, я видел, когда проходил мимо.
Эта похвала от старейшего в округе, от самого великана, радует Фредрика, он почтительно спрашивает:
– Вы находите? Нет, потом будет лучше. В этом году было много помех, пришлось проконопатить избу, она протекала и совсем разваливалась, сломать и поставить заново сеновал, хлев был чересчур мал, у меня ведь корова и телка, а у Бреде не было, – горделиво говорит Фредрик.
– Нравится тебе здесь? – спрашивает Исаак.
– Да, нравится, и жене тоже нравится, почему же не нравится? Место у нас открытое, видно и вверх и вниз по дороге. Рощица за постройками очень красивая, там березы и вербы, я посажу еще по ту сторону двора, если успею.
Просто удивительно, до чего болото просохло только с весны, как я прокопал его, интересно, что-то на нем нынче вырастет! Как же не нравится? Раз у нас с женой есть и дом, и свой угол, и земля?
– Так, а разве вас только двое и будет? – лукаво спрашивает Сиверт.
– Нет, знаешь, может случиться, что будет и больше, – весело отвечает Фредрик. – А раз уж мы заговорили о том, хорошо ли нам здесь живется, так я скажу, что никогда жена моя не толстела так, как теперь.
Они работают до вечера; изредка распрямляют спины и переговариваются:
– Что ж, так ты и не достал табаку? – спрашивает Сиверт.
– Нет, да это-то мне все равно, – отвечает Фредрик. – Я ведь не курю.
– Не куришь?
– Нет. А мне просто хотелось зайти к Аронсену и послушать, что он скажет.
Оба проказника захохотали.
На обратном пути домой отец и сын по обыкновению молчаливы, но Исаак надумал что-то и говорит:
– Послушай, Сиверт.
– Что? – отзывается Сиверт.
– Да нет, ничего.
Они идут долго, потом отец опять заговаривает:
– Как же Аронсен может торговать, когда у него нет товаров?
– Да, – отвечает Сиверт. – Но и людей-то здесь не так много, чтоб для них держать товары.
– Ну, ты так думаешь? Да, да, наверное оно так! Сиверт немножко удивляется этим словам. Отец продолжает: