Соколиная охота
Шрифт:
– …солнца! – судорожно сглотнув, закончил Профессор.
Чеглок выронил «дрель» и, закрыв лицо рукой, медленно опустился на пол.
– Ты что, сдурел, что ли?! – заорал не него Кречет.
– Что с тобой, Чеглок? – Сапсан опустил рукав и присел рядом с бойцом.
Чеглок плакал. Рыдал, словно кисейная барышня.
– Меня зовут Хэ, – сжав зубы, прошипел он. – Я не Чеглок, я не птица, я – человек!
– У-у, – понимающе промычал Профессор, – вот оно что.
– Зачем вы это сделали? – Чеглок исподлобья смотрел на своего создателя. Его глаза сейчас были страшнее черной пустоты ствола «дрели», разве что убить они не могли. – Я приложил столько усилий, чтобы все вокруг забыли, что я Сокол. Чтобы я сам не
– Зачем? Чтобы ты меня не убил. Чем тебя не устраивала жизнь Сокола? – спросил Профессор. – Посмотри на Кречета: всем доволен, он даже умудряется сам выбирать себе хозяев.
– Зачем?! Зачем вы сделали нас такими? – бормотал Чеглок. – К чему этот гипноз, почему мы не можем быть самими собой, почему мы вынуждены жить чужой жизнью? Уж лучше навсегда забыть себя, чем постоянно получать напоминания, что ты раб – хозяина и собственного бессилия хоть как-то изменить свою судьбу.
Профессор посмотрел на Соколов. На всех троих. Они хотели знать. И Сапсан, и Кречет. Чеглок, который не хотел быть Чеглоком, выразил общее мнение.
Как им объяснить? Что они не совсем люди? Так они и сами это прекрасно знают.
Потому что они все понимают – да, это его недоработка, с последним поколением бойцов исправленная. Соколы – в первую очередь люди. Но их мозг… Над этой частью их тела Профессор поработал больше всего. Специфика нейронных связей в головах бойцов позволяла творить настоящие чудеса. Нанопленка на костях и усиленные мышцы – лишь подстраховка организма от травм, которые Соколы могли нанести сами себе, ударив слишком сильно. Невозможно постоянно работать в таком режиме, мозг не выдерживает, психика ломается и начинает выкидывать фортели. Боевой режим не терпит раздумий – если хочешь выжить, бить нужно наверняка. А разобраться, кто был врагом, можно и после. Отморозок, что внезапно срывается с катушек, в обычной жизни быстро привлечет к себе ненужное внимание. Разработанное Профессором психокодирование помогало устранить эту проблему, выключая бойцов на время простоя, но оставляя их неизменными внутри новой, выдуманной личности.
– Где твоя «балалайка», Чеглок? – вместо ответа спросил Профессор.
– Не знаю. Выбросил.
– Вы не ответили, Профессор, – напомнил Кречет. Они ждали.
И он ответил:
– Вы ведь знаете, каким образом у вас появились некоторые способности, превосходящие возможности обычных людей? Намного превосходящие. В ваших организмах нет никаких моторов, лишь немного усилены кости и мышцы. Но такое есть у многих. В вас нет никакой особенной техники, ваши организмы почти не отличаются от организма обычного человека. Профессиональные грузчики и то носят в себе больше всякого усиливающего барахла, чем вы. В вас нет ничего особенного, за исключением гнезда, которое способно работать с той самой «балалайкой». Вы идеальные бойцы, вас не может раскрыть ни один наноскоп – потому что просто нечего искать.
Все дело в том, что с вас сняты все ограничения, – продолжал Профессор. – Полностью, и ментальные, и кинетические. Вас ничто не держит – ни моральные принципы, ни привязанности. Вас не может сдержать даже опасение сломать себе руку, ударив слишком сильно – вы не испытываете никаких опасений. Это ваш дар и ваше проклятие. Ваш мозг позволяет работать телу на износ, позволяет бить с такой силой, что едва выдерживают ваши же кости, двигаться так быстро, что еще чуть-чуть – и сухожилия не выдержат нагрузки. Вам не приходится тратить время на раздумья, ваши особые нейросоединения решают все сами, а та самая «балалайка» многократно усиливает эффект, помогая точностью и скоростью Цифры медленному, но весьма эффективному аналоговому мозгу. Но невозможно все время жить на грани. Вы не можете жить жизнью обычных людей без контролирующих ваши расторможенные мозги субличностей –
– А «балалайка»? – Кречет решил выяснить всю подноготную.
Молодец, он всегда был наиболее самостоятельным в команде. Сапсан – рассудительный и ответственный: идеальный боец на заданиях, требующих предельно точного соблюдения программы. А Чеглок… Чеглок был поднебесником. Профессор с самого начала сомневался, беря в проект нагловатого черенка, подобранного в Анклаве Гонконг. Китайцы всегда и везде остаются китайцами. Вот и Чеглок получился… китайским соколом.
– «Балалайка» – это ваш инструмент, не более. Она помогает рассчитать верное движение, прицелиться, но вы и без нее отличные бойцы.
Сапсан слушал слова Профессора и думал. Думал о том, что нет ему спасения, что не найти ему золотой середины, о которой он так мечтал. Чего он хотел в жизни? Он никогда не задумывался над причиной желаний, не знал, откуда они берутся и куда исчезают. А теперь понял. Вдруг осознал, что причина в самой сути. Не в нем лично, не в проекте «Сокол» – Профессор ошибается, говоря, что причина кроется в изменениях, которыми он наделил бойцов. На самом деле источник стремления к свободе, к возможности стать самими собой, кроется глубоко, в самых корнях живого существа, это чувство досталось в наследство от динозавров. Если не от трилобитов.
Профессор сказал, что нет для них спасения. Он ошибался. Остаться тем, кто ты есть, стать Сапсаном навсегда нельзя, но тот план, что он придумал для них с Кречетом, вполне мог сработать. И он бы сработал. Только…
Только теперь Сапсан сомневался. Он смотрел на хнычущего Чеглока и видел, что ожидает его. Чеглок уже успокоился, он снова стал Соколом, и ему опять неведомы сомнения и страдания. Но ведь он не хотел этого, тот человек, который называл себя Хэ, ведь он тоже был Чеглоком. На самом ли деле виртуальное сознание является сдерживающим наслоением на совершенную структуру разума Сокола? Или оно наоборот – высвобождает то, чему не дают выйти особые нейросоединения, что делает человека именно человеком, а не бездушным роботом?
Сапсан окончательно запутался в своих чувствах, которых не было. Его сверхинтуиция, основанная на точном расчете параметров, сделанном той самой «балалайкой», молчала. Ей нечего сказать, чувства ее не касаются. Ее дело – точные данные, а в чувствах нет ничего точного, они – словно флюиды тонкого аромата, распространяющегося по собственным, им одним известным законам. Незаметное дуновение, и едва уловимый запах исчез.
Сапсан обнаружил, что теребит курок «дыродела» все еще остающегося в его руке. Программа, заложенная глубоко в его мозгу, снова рвалась в бой. Она почувствовала неладное, уловила сомнения Сапсана и была готова уничтожить любого, кто хотя бы намеком выказал угрозу.
Снова эта безумная свобода, на самом деле являющаяся рабством, из которого не сбежать. Никак. Рабство в голове, так было всегда, так навсегда и останется.
Профессор вытащил пустой флакон из инъектора.
– Что вы нам колете? – с недоверием спросил Кречет, но рукав закатал.
– Я же сказал – сыворотку. Внутри лаборатории распылен вирус. Без этой сыворотки вы не протянете и полдня.
Он посмотрел на Кречета, тот тер нос, улыбаясь.
– Я помню о ваших носовых фильтрах. Они не помогут, – объяснил Профессор.