Сокровища Аттилы
Шрифт:
— Это ты мне мешаешь! — прорычал тот и добавил: — Хай, я тоже все сказал!
Когда Аттила с советником и телохранителем отъехали от шатра Бледы, соправитель свистящим шепотом спросил у Диора, что тот надумал.
— Отвечу завтра, — сказал тот.
— Ну что ж, дождемся завтра! — мрачно ухмыльнулся Аттила. — Но не позже! Отныне у тебя должен быть личный телохранитель. Возьми моего Алтая! Все. Иди!
Если благодаря врагам взращиваются истинно мужские качества, то лишь для того, чтобы обрушиться на врагов.
Диор вернулся в свой шатер вместе с Алтаем — ловким и сильным воином. Телохранители отличаются
Освежившись, Диор стал думать. Было ясно, что если Бледа опередит Аттилу и устранит своего соправителя, то немедленно уничтожит и Диора. Золотого трона и советов он ему не простит. Как устранить Бледу?
Удивительно, родить человека можно только одним способом, а убить множеством. Повторить случай с Уркарахом? Но это сразу наведет на мысль, что без участия Аттилы здесь не обошлось. Тогда вспомнят и смерть Ругилы. Пищу соправителей проверяют приближенные и слуги. Напасть на него во время поездки? С Бледой всегда большая охрана.
Бледа вспыльчив, горяч, не изощрен умом, доверчив, верит в приметы, любит золото, алчность его не знает меры. Но он и хитер. Так, Бледа с вполне осознанной целью заявил, что уничтожение сарматов осуществлено отнюдь не по желанию Неба, а единственно по воле Аттилы. И в этом он был отчасти прав, но объявил он об этом не из–за любви к правде, а чтобы склонить на свою сторону предводителей союзных племен, которые после гибели сарматов стали опасаться хитроумного Аттилу, который однажды не без горечи сказал Диору:
— Хитрость есть признак ума низкого, мелочного, недальновидного!
Эту мысль соправителя Диор счел важной и велел Ратмиру занести ее на пергамент. Аттила был прав. Хитрость ищет выгод сиюминутных, не задумываясь о последствиях. Необходимость скорейшего устранения Бледы заключалась в том, что он с недавних пор стал утверждать, что Аттила имеет намерение еще при своей жизни передать власть своим сыновьям, нарушая тем самым древний обычай. Правда, обвиняя в этом намерении брата, Бледа хотел представить того как осквернителя гуннских устоев, не более. Диор сомневался, что соправитель Аттилы видит дальше: изменение наследования в пользу сыновей Аттилы приведет к тому, что не только соправитель станет ненужным, но и союзные племена окажутся подданными повелителя. Но если этого не понимал Бледа, то в любое время у него мог появиться умный советник.
3
— Итак? — спросил Аттила
— Я принял решение, джавшингир.
— И смерть его будет выглядеть случайной?
— Именно такой она и будет.
— Яд?
— Нет, это опасно. Он погибнет на охоте.
— Поторопись!
Но скорому осуществлению замысла Диора помешали два события. В ставку прискакал гонец с важным известием, что народ хайлундуров появился возле реки Пораты, южнее земель Витириха. Так как Бледа опять отсутствовал, обрадованный этим обстоятельством и появлением долгожданного племени Аттила послал к царю хайлундуров Ерану срочного гонца с пожеланием задержать свои кочевья на Порате и прибыть самому в ставку для важных переговоров. При этом он заметил Диору:
— До приезда Ерана Бледа должен быть похоронен!
А через день к гуннам прибыл римский посол Максимин в сопровождении многочисленной свиты. Узнав о цели приезда римлянина, Бледа подчеркнуто не явился на прием посла. Принимал его один Аттила.
На приеме посол торжественно огласил два указа. Первый о том, что земли левобережной Паннонии передаются в пользование федератам Римской империи гуннам, при этом правобережная Паннония переименовывается в Валерику. И второй — о назначении Аттилы магистром милитум с выплатой ежегодного жалованья ему, его тарханам и войску, но числом, не превышающим пятидесяти тысяч воинов.
После чего Аттиле были вручены плащ магистра, полное воинское вооружение и шлем, а также то, что римляне называют «диплома» — две складывающиеся бронзовые пластины, скрепленные захватами, на которых были выгравированы профиль Валентиана и надпись: «Аттила — магистр милитум согласно постановлению сената и утверждению императора».
Отложив в сторону подарки и диплом, Аттила сказал дородному Максимину, что его войску нужно оружие. По тому, как посол несколько смутился и заявил, что он не имеет полномочий по этому вопросу, Диор понял, что Рим не намерен усиливать своих федератов сверх того, чем те уже обладают. А это означало, что жалованье гуннам — не более чем взятка, имеющая целью умиротворить на время, кое империя сама сочтет нужным.
После приемок Диору подошел холеный римлянин с бритым умным лицом и сказал:
— Приск Панийский, философ и биограф, приветствует Диора Альбия Максима и говорит, что рад обнаружить среди варваров истинно достойного человека. Много наслышан о твоем уме и способностях, Диор!
— Ты преувеличиваешь мои достоинства, Приск! — возразил Диор.
— Никоим образом! Как я догадываюсь, мне названа лишь малая толика твоих добродетелей! — Философ проницательно всмотрелся в советника. — Ты не забыл еще Хранителя Священной Памяти сарматов или напомнить?
— Я не забыл о нем, — настороженно отозвался Диор, невольно взглянув на свои руки, испещренные крохотными шрамиками — следами нападения ворон, — но откуда знаешь его ты?
— Тайна мудрецов! — негромко произнес Приск.
Диор вздрогнул, удивленный. После уничтожения племени Алатея он решил не придавать значения словам древнего старика. У людей есть удивительное свойство скрывать за убедительными, но ложными доводами истинную причину. Этим в полной мере обладал сам Диор. Почему же он должен верить другим? Высоколобый философ понимающе улыбнулся: