Сокровища Аттилы
Шрифт:
— Ты плохо знаешь Аттилу. Он самостоятелен в решениях. И не забыл, что именно ты послал когда–то некоего Каматиру строить крепости Витириху.
Намек Диора содержал в себе гораздо больше, чем вложенный в него прямой смысл. Он ясно давал понять, что Руфин — враг гуннов. Магистр живо возразил:
— Я плохо знаю Аттилу, но хорошо — тебя! Ругила и Бледа погибли не без твоей помощи! Или я не прав? Ради Иисуса, только не смотри на меня так! Я не враг тебе. Напротив. Надеюсь, мы станем друзьями. С кем–то тебе надо же будет проводить время в глубокомысленных беседах на берегу Лазурного моря! Твоим собеседником могу стать я! Оцени мое бескорыстие! Поможешь устранить Аттилу — обретешь все мыслимые блага в этой жизни!
— Нам не мешало бы выпить вина, — мрачно заметил Диор.
Руфин
— Но тебе не удастся отравить меня! Сколько в твоем перстне осталось крупинок яда? Надеюсь, сегодня запас твой не уменьшится. Вспомни свое римское воспитание, вспомни счастливые мгновения, Диор! Ведь они связаны отнюдь не с варварами! Ты любишь книги! И это прекрасно! В твоем распоряжении будет превосходная библиотека, сравнимая разве что с Александрийской! Лучшие умы Востока и Запада будут состязаться с тобой в упоительных спорах. Чудеснейшие девушки улягутся возле твоих ног, робко прося ласк. Тебе не будет нужды заботиться о чем–либо, любое твое желание будет мгновенно исполнено! Я воплощу твои мечты в действительность! Не Аттила!
— Воплощая мечту, отнимают жизнь! — отозвался Диор.
— Неужели слово варвара надежнее слова патрикия? Клянусь Господом нашим Иисусом Христом, все будет в точности, как я обещал, если ты избавишь мир от Аттилы!
— Нет! — Это были последние слова советника. — Подумал ли ты, что если воплотятся все мои мечты, то мне останется только умереть.
3
В гостинице к Диору явился толстяк Симмак и рассказал следующее:
— Господин, мой брат владеет харчевней на Мисийской улице неподалеку от Буколеона. Надо сказать, место весьма оживленное. В его харчевне всегда полно народу, а после смены караула туда заглядывают даже преторианцы и спафарии–телохранители. Захмелев, они иногда говорят такое, о чем, будучи трезвыми, никогда бы не осмелились рассказать. Брат содержит два зала, один — для знатных, другой — для черни. Зал для знатных он обслуживает сам или с зятем. Вчера к нему в харчевню явились несколько спафариев. Стали делиться впечатлениями о каком–то странном огне, который они называли «греческим». Один из спафариев говорил, как этим «греческим» огнем при испытаниях сожгли большущий корабль. А другой спафарий был свидетелем, как на Северной стене установили мощную баллисту, заложили в нее горшок с заключенным в нем огнем и метнули почти на тысячу локтей. Спафарий поклялся, что видел собственными глазами, как горела земля на том месте, где разбился горшок!
Диор вручил хозяину гостиницы несколько монет. Тот обещал узнать подробности о новом страшном оружии.
Диор спросил, может ли Симмак показать потайную дверь Кирпокорту.
— Где она находится, держится в строжайшей тайне, — ответил тот. — В предместье Влахерны к укреплениям примыкают склады. Потайная дверь в одном из них. Если даже удастся проникнуть в дверь, ты окажешься лишь между первой и второй стеной.
— Есть ли из города подземные ходы?
— Я пытался узнать. У моего брата приятель служит истопником в Буколеоне. А у него знакомый евнух. Они отмалчиваются. Чтобы подкупить их, нужны большие деньги.
— Я выдам тебе сколько нужно. И сверх того — награду. Знаешь ли ты магистра Руфина?
— Конечно! Кто же его не знает!
— Надо найти способ устранить магистра.
— Это невозможно, господин! — испугался хозяин гостиницы.
— Аттила не пожалеет золота!
Симмак, прижав руки к груди, боязливо попятился от Диора, покачивая круглой лысеющей головой.
4
При возвращении к гуннам в попутчики напросились купцы, направляющиеся в Аквенкум и дальше на Виндбону.
Караван растянулся на добрую милю. Дорога тянулась то по равнине, то лесами или между гор. Местность была густо заселена. Богатые виллы напоминали крепости, окруженные полями. Монастыри укреплены стенами и башнями. К усадьбам и монастырям лепились хижины колонов. Встречались селения свободных крестьян, по–местному именуемые комитуры.
— Каждое селение имело вооруженный отряд для самообороны от скамаров. Жители жаловались, что разбойники нападают даже на небольшие гарнизоны.
— К ним бегут рабы и колоны, господин, — объяснил тот. — Потому что их чаще притесняют. Правда, и у нас жизнь нелегкая, но у колонов она невыносима.
— Чем же вы, свободные, отличаетесь от них? — спросил сотник Ульген, правя на оселке из серого песчаника жало меча.
— Земля, которой владеет свободный, — его собственность. Он лишь платит налоги и несет повинности.
— Каковы же повинности?
— Разные, господин, — строим крепости, дороги, мосты, даем тягло для государственных перевозок, принимаем на постой воинские команды и сборщиков налогов. У колона же земля принадлежит монастырю или куриалу–землевладельцу. Те берут с них подати не по возможности пахаря, а по своей потребности. Да еще в любое время могут превратить в раба. Уйти же от хозяина колон не может. Он терпит гораздо больше обид, чем мы.
Выслушав старосту, Ульген глубокомысленно заявил:
— Ха, насколько жизнь гунна лучше жизни ромея! Гунн не платит подати, идет на войну ради добычи. Подчиняется вождям и обычаям, живет где захочет. Никто не волен над ним, кроме обычая, которому покорны даже вожди. Удивляюсь, почему вы называете нас варварами, а не наоборот!
Староста промолчал, но по его лицу, вдруг ставшему презрительным, было понятно, что он хотел сказать, но не сказал.
Однажды караван шел дремучим лесом. Дорога вывела к неширокой, но полноводной реке, через которую был переброшен временный деревянный мост на сваях. Первыми перешли реку воины Ульгена. За ними тяжелогруженые верблюды и мулы. Около сотни животных с тюками синского шелка еще оставались на том берегу, когда мост внезапно рухнул.
Услышав грохот падающего настила, Диор обернулся. Несколько верблюдов вместе с погонщиками уносило быстрое течение. Над водой торчали остатки свай. Они были подрублены. Диор приказал Ульгену остановить караван и собрать свою сотню возле реки. И не напрасно. Из лесу высыпало множество конных и пеших скамаров. На том берегу из охраны осталось не более двух десятков воинов. Они немедленно вступили в бой с разбойниками. Но на каждого гунна приходилось не менее трех десятков скамаров, которые что–то ликующе кричали, предвкушая богатую добычу. На опушке леса на белом коне восседал длинноволосый предводитель скамаров, повелительно отдавая команды. Пешие разбойники уже ловили вьючных животных и гнали к лесу. Охрана не успела построиться для обороны. Да и не могла бы этого сделать. Воины один за другим гибли на глазах Диора. По берегу, горестно взывая, бегал купец, владелец синского шелка. Вот к купцу подлетел предводитель скамаров, размахивая мечом. В сумеречном свете блеснул клинок. Купец грузно повалился в траву.
Взбешенный Диор приказал переправиться через реку вплавь. И сам огрел жеребца хвостатой плеткой. Жеребец, храпя, влетел в воду, поплыл к другому берегу. За Диором кинулись остальные. Верный Алтай держался рядом, взяв для устрашения в зубы кинжал, как часто делают гунны, идя в атаку.
Предводитель скамаров явно не ожидал такой решимости от гуннов, робеющих перед водой. Лишь пятеро уцелевших воинов охраны продолжали еще отбиваться, сумев встать спина к спине. Несколько скамаров подскакали к берегу, снимая луки. Но река была неширока. Гуннов хоть и сносило течение, но Диор велел Ульгену зайти выше по реке. Так что они подплывали к берегу как раз напротив места схватки. Разъяренные гунны уже готовились выбраться на берег, грозя оружием. Вот из воды выскочил мокрый жеребец Диора. Первая стрела просвистела мимо советника, вторая впилась в доспехи. К Диору кинулся предводитель скамаров, занося меч. Он, как и другие, посчитал, что легко расправится с низкорослым противником. Диор, отбив удар, схватил главаря за широкий пояс, приподнял, вырвал из седла и бросил на землю. Оглушенный разбойник распростерся в траве. Остальные кинулись наутек. Но уже выскочили на берег Ульген, Алтай и другие. Боевой клич «Хар–ра!» разнесся над рекой. Гунны не знают жалости. К тому же разбойники оказались не слишком умелыми воинами. Тела их падали на землю, подобно срезаемым колосьям во время жатвы. Скоро трава на лужайке стала скользкой от крови.