Сокровища связанного бога
Шрифт:
— Да, — ответила Соня сквозь зубы.
— Он поедает ее живьем. То, что остается после божественной трапезы, преобразуется и становится подобным… некоему существу…
Мгонга снова замолчал, закатив глаза к небу.
Соня, бледнея от гнева, молча ждала продолжения. Она видела, что негр получает настоящее удовольствие от ее нетерпения. Что ж. В последние годы Соня немало времени провела среди кочевников и дикарей — она умела выжидать.
Наконец Мгонга сказал:
— Это существо, на наш взгляд, отвратительно, но оно ласкает взоры божества… Он смотрит, как оно умирает. Когда оно перестает
— Вполне, — ответила Соня хладнокровно.
— Ну что ж… — Мгонга еще раз пожал плечами. — В таком случае, скоро ты получишь бесценную возможность увидеть все это собственными глазами.
Соня не успела метнуть кинжал. Откуда-то из засады свистнула стрела. Соня почувствовала, как по всему телу разливается холод…
Сбивчивый, то и дело прерываемый рыданиями рассказ Энны подтвердил все самые худшие предположения Сони. То, что видела аквилонская девушка, полностью соответствовало злорадному повествованию черного жреца.
— Мы — всего лишь жертвы, жертвы, приведенные на убой этому ужасному монстру! — рыдала Энна.
Соня хмуро смотрела на свою подругу по несчастью. Но если Энна, изнеженная, выросшая среди кружев и шелков, готова была покориться судьбе — даже такой чудовищной, то Соня была совершенно иного десятка.
— Да, нас заманили в эту ловушку, — сказала Соня, вытирая кровь, запекшуюся на виске.
Она с удивлением обнаружила, что негры перевязали ее рану. Стрела лишь незначительно оцарапала кожу на левом плече, однако яд, содержавшийся на наконечнике, попал в кровь и погрузил Соню в глубокий сон на несколько минут. Этого времени хватило, чтобы дюжие негры набросились на нее и связали по рукам и ногам. Когда Соня очнулась, она была уже совершенно беспомощной.
— Но я не вижу причин отчаиваться и уж тем более — отдавать свою жизнь на волю этого глиняного ублюдка, — продолжала Соня.
Энна сжалась и бросила на связанного бога испуганный взгляд.
— Не говори так, Соня! Ведь он все слышит!
— Что он может слышать? Не смеши меня, девушка! Это всего лишь истукан!
— Там, внутри… — Энна со страхом поглядывала на идола. — Там кто-то… живой… Более чем живой! И здесь все пропитано злой магией! Разве ты не чувствуешь этого?
— Я чувствую, что тебя перепугали до смерти, — ответила Соня. Ей не хотелось признаваться аквилонке, что и она сама, Рыжая Соня, испытывает ужас при одной только мысли о том, какую чудовищную участь уготовила им извращенная фантазия Мгонги.
— Я ВИДЕЛА… — прошептала Энна. — О, Соня! Я это видела собственными глазами! Здесь… У того самого столба, где сейчас привязана ты, была черная девушка. Негритянка. Она даже не боялась. А наутро никакой девушки уже не было. Она превратилась в отвратительного монстра. Этот монстр был мертв. Он погиб ужасной смертью, ужасной! Его… его заели… по-моему, Соня, его заели заживо, — сейчас голос Энны шелестел еле слышно. Девушка дрожала всем телом. В ее голубых глазах застыл дикий страх.
— Ты что, сожалеешь о каком-то монстре? — спросила Соня, пытаясь придать своему голосу презрительную небрежность.
— Ты понимаешь меня! — Энна вспыхнула. — Ты отлично все понимаешь, Соня! Зачем ты прикидываешься дурочкой? В монстра превратилась та несчастная… И мы с тобой тоже… Сначала я, потом ты… Это ненасытное чудовище пожрет нас…
— Тише, тише, — успокаивающе произнесла Соня. — Я вовсе не прикидываюсь дурочкой, как ты изволила заметить. Просто не хочу, чтобы ты тряслась тут от страха, как перепуганная перепелка. Расскажи лучше о своей семье, о своем детстве. Чем ты займешься, когда мы выберемся отсюда? Есть ли у тебя жених?
Энна разрыдалась, как безмная.
— Какой жених! О чем ты говоришь! Как ты можешь так говорить, Соня! Ведь наутро одна из нас уже будет мертва!
— Ну, может быть, и не будет, — протянула Соня лениво, подражая выговору Мгонги.
Энна замерла.
— Что ты сказала? — прошептала она. В ее голубых глазах вновь вспыхнула надежда.
— Только то, что ты услышала. Есть некоторая вероятность того, что обе мы целыми и невредимыми встретим завтрашний рассвет.
— Но откуда… почему… — сбивчиво залепетала Энна.
— Не скажу. У этих стен могут быть уши, — решительно заявила Соня. Она почти не сомневалась в том, что Мгонга сейчас подглядывает за ними в свой магический шар. — А теперь давай мыть кости мужчинам, моя дорогая! Лучшего способа скрасить одиночество двух покинутых на милость связанного глиняного ублюдка девушек и не найти. А ты как считаешь?
— Проснись, Энна! Да проснись же, аквилонская неженка! Открой глазки! Ну, папина дочка, давай-давай, просыпайся!
Настойчивый шепот Сони в темноте святилища разбудил наконец Энну. Измученная страхами и переживаниями аквилонская девушка сама не заметила, как погрузилась в мертвый сон. Сейчас ее настойчиво трясли и шептали ей на ухо.
— Что случи… — вскрикнула Энна. Чья-то рука зажала ей рот.
— Тише, — сурово прошептал мужской голос.
— Кто здесь? — повторила Энна, на этот раз еле слышно.
— Сирхан. — Гирканец хохотнул.
— А Соня?
— Здесь твоя Соня.
— Я тебе не верю… Соня! — позвала девушка.
— Да здесь я, здесь, — отозвалась в темноте Рыжая Соня. — Дай кресало, Сирхан. Здесь темно, как… у Мгонги в заднице.
Сирхан зажег наконец факел, осветив и подземную пещеру, и отвратительного божка, и бледные лица обеих девушек. В открытом к звездному небу колодце висела веревочная лестница. Мгонга так и не забрал ее. Видимо, жрец решил, что опасность похищения пленницы миновала, и беспечно бросил изделие ловких сониных рук в лесу, там, где отравленная стрела настигла рыжеволосую воительницу.
— Скорей! — начала торопить Энна. — Выберемся из этого ужасного места! Пожалуйста!
— Еще чего, — возмутился Сирхан. — Я нарочно рисковал жизнью, лез сюда, едва не свалился в пропасть, едва не погиб от отравленной стрелы этих чернокожих мерзавцев — да мало ли еще каких бед натерпелся! И все ради того, чтобы сбежать?
— Разве ты пришел не для того, чтобы спасти нас? — Энна удивленно подняла брови.
Сирхан от души расхохотался.
— Повезет же твоему мужу, девушка! Ты, как я погляжу, девственна не только телом, но и умом. Стал бы такой пройдоха, как я, ставить на кон свою бесценную жизнь ради двух безмозглых куриц.