Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти
Шрифт:
— Откуда ты всё знаешь? — неподдельно удивился Мамонт. — Только сегодня на заре решилась моя судьба!
— Я — Авега! — произнёс он со спокойной гордостью.
В избушке было тесновато для двоих, так что легли в спальных мешках рядом, бок о бок.
— Если ты всё знаешь, скажи, — помолчав, попросил Мамонт. — Что сейчас делает моя Валькирия?
Показалось, он смущённо улыбнулся в темноте.
— Вот этого не знаю. И знать не могу. Жизнь и природа Валькирий таинственны для Авеги. А ты должен знать! Ты её избранник!
— Честно признаться, брожу мыслью где-то около
— Ничего, всё придёт, — успокоил он. — Ты долго был изгоем, затем странником, жил в суетном мире. А это лечится даже не солью Знаний — обыкновенным покоем. И если, пока я хожу по земле, ты не успеешь обмести пыль со своих ног, то я вернусь и всё расскажу. Мне сейчас путь в Землю Сияющей Власти. Ношу туда соль, одну только соль, потому что они питаются своим хлебом.
— Ты увидишь Валькирию?
— Если допустит к себе.
— Передай, как только я… вкушу соли, приду к ней на Балканы Страгой Запада.
— Она это уже знает, — тихо рассмеялся Авега. — Потому что держит тебя в обережном круге. Ей известен каждый твой шаг. Так что ты иди по минному полю и ничего не бойся.
Тон его голоса успокаивал, веки закрывались сами собой, но ток отцовского чувства пробил сознание и стряхнул сон.
— Авега!.. Как мой сын? Стратиг отослал его на реку Ура.
— Я уже носил ему хлеб-соль, потчевал. Но он так голоден, что просил ещё.
— Нет, ты мне скажи, как он там? Где живёт, что делает?
— Он учится, как и все юноши, со всеми на равных. Возле каждой тариги скит на семь человек. Жизнь, конечно, у них аскетическая, без всяких излишеств. Занимаются воинским ремеслом… Да, к великому сожалению! Но и науками, языками и искусством, когда приходят к ним Дары. У твоего сына открылся талант к слову, но он тянется к знаниям.
— Любопытно, если учесть, что кое-как закончил школу, — с радостью и вслух подумал Мамонт. — Ну а потом, после учёбы, какой урок его ждёт?
— До урока ему ещё далеко, — проговорил Авега, засыпая. — С реки Ура он вернётся домой, адаптируется к среде, и его поведут за руку по высокой лестнице, со ступени на ступень. Он получит официальное образование, разумеется, будет самым преуспевающим студентом. Потом займёт соответствующее место в обществе — военного, юриста, дипломата, журналиста, а возможно и государственного чиновника, банкира… И будет расти, созревать. Когда же созреет, встанет перед грозными очами Стратига и получит свой первый урок. А ещё — волчью шубу с его плеча…
Мамонт так и не понял, кто из них первым уснул — Авега или он. Осталось ощущение, что блестящая будущая судьба сына была не предсказана разносчиком соли Знаний, а приснилась ему. Когда он стряхнул окончательно предутреннюю дрёму, Авеги уже не было в избушке, его спальный мешок, аккуратно свёрнутый и упакованный в сетку, висел под потолком. На столике же, в деревянной солонке, оказалось несколько кристаллов крупной соли и рядом — кусочек хлеба, не отрезанный, а отломленный от каравая.
Он съел его, и это стало единственной пищей на весь следующий день пути.
Над головой уже была километровая толща, когда он открыл дверь и перешёл из естественной пещеры в соляные копи. И сразу знакомо дохнуло горечью, ощутимой на губах, и, как ни странно, на глазах. То ли соль раздражала слёзные железы, то ли он и в самом деле заплакал по непонятной причине — ибо не чувствовал ни какой-то особенной радости, чтобы лить слёзы от счастья, ни глубокого горя. И только горечь вездесущей летающей соли, сверкающей в свете редких ламп, словно морозные иглы.
Это начиналась тоска по солнцу, потому что он пропустил уже два рассвета. Впервые в жизни он ощутил не желание исполнить ритуала, искреннюю потребность встать, вскинуть руки и произнести это короткое слово, наполнившееся вдруг магическим смыслом:
— Ура!
И сразу же стало легче дышать, двигаться, и отступила острая жажда, вызванная солью; тяжёлая плоть стала невесомой и одновременно собранной и послушной. Наверное, то же испытывали русские солдаты, во все времена поднимавшие себя в атаку этим молитвенным возгласом. Он вырывался из груди непроизвольно, когда выпадало идти навстречу смерти или навстречу радости и ликованию.
Если двигаясь по бесконечным пещерам, спускам-шкуродёрам и лабиринтам, он часто доставал ключ Страги и определял нужное направление или поворот, то в соляных выработках, побывав здесь единожды, шёл уже по памяти и узнавал места, некогда пройденные с раненым «Данилой-мастером». Его ждали и сопровождали в пути, поскольку кто-то невидимый включал впереди свет и выключал его, когда очередной зал был пройден. Ему освещали дорогу к Весте, вели пока ещё как слепого, ибо тот же Авега ходил под землёй без ключа и света.
Он надеялся, что ведёт его Варга — тот самый, слепнущий от солнца, что выпаривал соль из суставов на пасеке Петра Григорьевича, тот, что встретил Мамонта, когда он принёс Страгу Севера в Зал Мёртвых.
Так ему хотелось. В памяти осталось чувство его доброго расположения к изгою, волею судьбы пришедшему в святая святых — Зал Весты. И глубокая благодарность за то, что перешагнул запрет и позволил — позволил прикоснуться к Книге Знаний, пусть не к содержанию, не к слову, но Мамонт с той поры имел полное право называться Очевидцем. Да, Веста существовала, и можно было бы или спокойно жить, или спокойно умирать. Однако единожды побывав здесь, не вкусив, но подышав пещерной солью, уже было невозможно забыть её дразнящую сладость. В прошлый раз, уходя отсюда, он уже знал, что непременно вернётся, и это возвращение становилось уже смыслом жизни.
Мамонт думал о Варге, представлял себе встречу с ним, но когда поднялся по белой лестнице и пошёл сквозь череду плотно пригнанных, почти герметичных дверей, последняя распахнулась перед ним сама. В просторном гулком зале, в этой «приёмной», откуда был вход в хранилище «сокровищ Вар-Вар» и ещё целый десяток дверей со знаком жизни, оказались две женщины преклонных лет, одетых в белые бесформенные рубища, плотно затянутые на шее и запястьях рук, в туго завязанных платках — своеобразная униформа обитателей соляных копей. В лицах и глазах этих старух Мамонт увидел что-то знакомое, уловил неясный отголосок воспоминаний — будто уже где-то их видел и даже разговаривал.