Сокровище Голубых гор (др. изд.)
Шрифт:
Море начало слегка волноваться, и капитан должен был прислониться к высокой бочке, чтобы удержать равновесие. Дон Педро стал возле него. Дон Хосе долго и напряженно всматривался вдаль, потом, глубоко вздохнув, опустил руку с трубой.
— Ничего не видно, капитан? — спросил его молодой человек.
— Чернеется на самом горизонте какое-то пятно, но разобрать, что это такое, пока еще невозможно. Быть может, это вершина горы, а может статься, и просто облако.
— А какой приблизительно высоты горы Новой Каледонии?
— Самые высокие имеют от четырех до пяти тысяч футов, но их отсюда
— Не берег ли это уже виднеется, дон Хосе?
— Нет, этого быть не может, — возразил капитан. — Берега Новой Каледонии очень низки; кроме того, мы должны считаться с тем, что земля круглая. Немного спустя опять сделаю обзор, а пока пойдемте завтракать, дон Педро.
— Сырой рыбой?
— Что же делать! Нельзя же развести огонь на плоту. Ведь это значило бы прямо обречь себя на самосожжение. Да вы не бойтесь, мой друг: рыба будет хорошо посолена, и вообще, к сырью обыкновенно очень быстро привыкают.
— Ну, сестра едва ли согласится.
— Для нее на сегодня остался кусок солонины с сухарем, а потом, если мы почему-либо еще не скоро достигнем берега, она сдастся: голод возьмет свое.
Созвав экипаж к столу, расставленному под парусиновым навесом посередине плота, капитан напомнил, что нужно быть экономными в порциях, потому что еще неизвестно, когда попадется другая добыча.
Девушке, с общего согласия, был предложен оставшийся кусок солонины и два последних сухаря.
Все ели в угрюмом молчании. Самых грубых из моряков угнетало сознание, что они питаются чудовищем, погубившим их товарища. Голод у них был еще не настолько силен, чтобы заглушить в их сердцах голос совести.
Встав из-за стола, капитан приказал завернуть покойника в старую парусину, потом, после новой общей молитвы, скомандовал опустить его в море. Едва мертвое тело скрылось в волнах, как на поверхности воды показалась огромная пасть со страшными зубами. Очевидно, его подстерегала под плотом акула, всегда еще издали чующая добычу.
— Самая подходящая могила для моряков, — с горькой иронией произнес капитан.
— Как бы нам всем не пришлось позавидовать, что для этого парня все уже кончилось! — проворчал себе под нос старый боцман.
Хорошо, что никто не слыхал его зловещих слов.
Рассыпавшись по плоту и обмениваясь между собой впечатлениями, матросы зорко всматривались в далекий небосклон, не покажется ли признака земли, и в море — не попадется ли еще рыба. Но ничего утешительного нигде не было видно. До земли, без сомнения, было еще далеко, а рыба хотя и шныряла поблизости, словно дразня несчастных пловцов, но держала себя очень осторожно: покажет голову, махнет хвостом и снова исчезнет. Особенно много мелькало красивой крупной рыбы с лазурной чешуей, сверкавшей в лучах солнца золотистыми блестками. Эта рыба ловится гарпунами, но она так проворна, что только самый искусный ловец может попасть в нее. Экипаж капитана Ульоа из себя выходил от досады, что у него перед глазами целая уйма вкусной пищи, а получить ее нет никакой возможности.
По временам проносились мимо плота и целые стаи морских змей, длиной в метр, цилиндрических по форме, темно-коричневых сверху и с желтовато-белыми брюшками. Мясо этих змей хотя
Вдруг один из матросов заметил, что и лазурные рыбы, и змеи в ужасе бросаются врассыпную, лишь только в их середину врезается плот. Обратили внимание на это обстоятельство и остальные моряки. Сам плот, даже и с людьми, не мог так напутать этих проворных морских обитателей, которым ничего не стоило увертываться от него. Очевидно, под плотом находилась та самая акула, которая закусила несчастным Кардосо и теперь притаилась в ожидании другой, не менее лакомой добычи.
Когда Алонсо сообщил боцману о своем предположении, тот сказал:
— Разумеется, она. Эта бестия, должно быть, намерена сопровождать нас до самого конца, чтобы по пути распугивать всю рыбу. Пока она не будет уничтожена, нам нечего и мечтать о пополнении запаса провизии.
В полдень капитан, чтобы успокоить всю команду, производил по обыкновению свои измерения, хотя, как известно, ни хронометр, ни секстант больше не действовали.
— Ну, теперь, слава Богу, до бухты осталось всего каких-нибудь восемьдесят миль, — веселым голосом говорил он окружавшим его матросам, с беспокойством следившим за его манипуляциями. — Если только не переменится опять ветер, мы скоро будем иметь удовольствие отдыхать под тенью кокосовой пальмы.
Однако, когда дон Хосе оказался один на один со своим молодым другом, то сказал совсем другое.
— Неприятная новость, — проронил он, уныло глядя в сторону.
— Что еще случилось, капитан? — с беспокойством осведомился дон Педро.
— Того черного пятна, которое я накануне заметил на горизонте, больше не видно. Будь это облако, оно уже надвинулось бы ближе. Следовательно, то была земля, а теперь ее и следа не осталось.
— Что за странность, дон Хосе? Почему же это?
— Да просто потому, что мы сильно отклонились в сторону. А я-то надеялся, что мы за этот день исправим курс!
— Куда же нас отнесло?
— На север, если только мой компас не врет. Может быть, и он испорчен, кто ж его знает?
— Так мы уже миновали бухту?
— Возможно, и так. Право, кажется, нет такого несчастья, которое не могло бы стрястись с нами. До сих пор я придерживался другого взгляда, а теперь…
И не договорив начатой фразы, дон Хосе безнадежно махнул рукой.
— Занесет нас на тот край океана! — с горечью проговорил дон Педро в тон своему собеседнику. — Доставшейся нам такой дорогой ценой рыбы надолго не хватит. Не больше чем на завтра, а потом что будет?
— Ах, я и сам не знаю! — с отчаянием отозвался капитан. — Положим, море полно всяких случайностей, и плохих и хороших. Стоит только, например, пройти здесь какому-нибудь судну — и мы спасены.
— Да разве заходят сюда корабли? Что им здесь делать?
— Все может случиться, — самоутешался капитан. — Действительно, мы далеко от обычного курса судов, идущих от Зондских островов в китайские воды и обратно. Но ведь какое-нибудь судно может отклониться и в сторону Новой Каледонии. Есть же любители исследовать малоизвестные страны. Конечно, все это предположительно. С вами я могу быть откровенным, а другим не рискну сказать правду.