Сокровище Голубых гор (др. изд.)
Шрифт:
Старый дикарь выбрал десяток лучших воинов и поспешно направился с ними в пещеру. Вскоре и он возвратился с тем же сообщением, что в пещере, кроме нескольких зловонных трупов, действительно никого нет, и куда могли деваться пленники — для него решительно непонятно.
Разразившись потоком новых проклятий и пообещав перестрелять дикарей, стороживших пустую нору, а остальных — за компанию с ними, взбешенный Рамирес сам бросился в пещеру, обыскал там все уголки и также никого не нашел.
Задыхаясь от бушевавшего в нем бешенства, с налитыми кровью глазами, он набросился было на трясшегося с испугу, как в лихорадке, ни в чем не
Рамирес принял этот совет и, несколько успокоенный, направился в «хижину совещаний», находившуюся близ его собственной, занятой пленницей. Он сделал знак Эмилио следовать за собой. Войдя в хижину, он сказал юнге:
— Вот что, дружок. Ты парень со смекалкой и в хитрости не уступишь самому черту — труслив вот только, ну, да это, пожалуй, можно назвать и осторожностью. В общем же, ты молодчина, и я никому так не доверяю, как тебе…
— Благодарю, капитан! — отозвался польщенный юнга. — Вы правильно изволили сказать, что я не так труслив, как осторожен, но для вас я готов на все. Что еще прикажете?
— Да вот, видишь, в чем дело… Но сперва скажи: как на тебя смотрит сеньорита Бельграно?
— Сначала она на меня косилась, а потом, когда я заговорил ей зубы, она снова стала было доверять мне и согласилась, по моему совету, отправиться сюда. Но вот теперь, когда она, благодаря этому совету, попала…
—А ты опять заговори ей зубы. Ты ведь мастер на это, и она снова поверит тебе. Я хочу, чтобы ты помог мне уломать ее сделаться моей женой.
— Стало быть, вам самим это не удалось? — неосторожно воскликнул юнга, и по его лицу пробежала злорадная усмешка.
— Не твое дело, щенок, задавать мне вопросы! — крикнул задетый за живое Рамирес, стукнув кулаком по столу.
— Это я-то щенок?! — вскипел вдруг юноша под влиянием выпитой им в изрядном количестве кане. — Напрасно вы так оскорбляете меня, капитан! Щенок не мог бы оказать вам столько важных услуг, сколько оказал я…
— А, ты вот как заговорил! — грозно начал было Рамирес, но тут же, пересилив себя, продолжал более спокойным и даже как бы заискивающим тоном: — Ну, ладно, не кипятись, я беру это обидное для тебя слово назад. Нам не к чему ссориться. Итак, слушай меня. Ты снова отправишься к сеньорите и скажешь ей, что ее брат и другие находятся у меня в плену…
— А если она теперь не станет меня слушать и прогонит?
— Ты постарайся, чтобы этого не случилось. Заговори ей опять зубы. Вообще, ты должен постараться, слышишь? Ну так вот, ты скажешь ей, что жизнь ее брата и прочих находится у меня в руках и что если она хочет, чтобы они остались в живых, то должна немедленно согласиться на мое предложение. Скажи, что я буду ожидать ее ответа до вечера, и если этот ответ будет неблагоприятный или она вовсе ничего не ответит, то ее брат и его товарищи будут отданы мной на съедение дикарям, а она сама все равно не уйдет от моих рук. Пожалуй, прибавь, что я сегодня же отправлюсь в поход и захвачу с собой ее. Я и так потерял много времени. Если бы не этот остолоп Нарго, вздумавший вернуть меня почти с полпути из-за того, что испугался пары выстрелов твоего бывшего капитана, то я теперь находился бы уже
Юнга исподлобья следил за ним недобрым взглядом и со скрытой усмешкой.
— Я действительно сегодня же выступлю в поход, — продолжал Рамирес. — Догоню по дороге этих фокусников, удравших при помощи, должно быть, самого дьявола из ловушки, и навсегда избавлюсь от них. Тогда и строптивая девчонка поневоле сделается шелковой… Иди же, Эмилио, к сеньорите и передай ей все, что я приказываю… Удастся тебе убедить ее — озолочу тебя, а нет — бойся моего гнева! Понял?
— Все понял, капитан, — ответил с подчеркнутой преданностью юнга, едва сдерживая бушевавшую в нем теперь ненависть и злобу к этому ужасному человеку, которого он окончательно раскусил только за последние дни.
И он поспешно вышел из хижины, сжимая кулаки, злобно сверкая глазами и бормоча про себя:
— А, ты меня за все мои услуги щенком обозвал!.. Впрочем, я заслуживаю еще и не такого названия за свою измену капитану Ульоа, который всегда относился ко мне, как родной отец… да и добрую сеньориту подвел за ее доверие ко мне. Подлец я, а не щенок!.. Не соблазни меня этот дьявол проклятым золотом, я никогда бы и не подумал сделаться таким низким предателем. Еще обозвал меня щенком и каждый раз угрожает смертью!.. Ну, если нехорош я, то этот разбойник гораздо хуже меня. Но погоди, я тебе теперь так услужу, что не обрадуешься!.. Только бы мне вернуть опять доверие бедной сеньориты… Впрочем, она такая добрая, что, наверное, простит меня, если увидит мое искреннее раскаяние.
— Ты зачем опять явился ко мне? — спросила девушка, увидев юнгу, со скромным и смущенным видом остановившегося у порога. — Устроить какую-нибудь новую гадость? Боже мой, могла ли я подумать, чтобы молодой человек, еще юноша, был таким испорченным и бесчеловечным?
— Напротив, сеньорита, — смиренно отвечал юнга, низко склонившись перед девушкой, — я пришел испросить у вас прощения в невольном грехе против вас и предложить вам, в виде искупления за этот грех, свою жизнь, если она может послужить вам на пользу… Оправдываться не стану и не могу… Я сознаю, что продал было свою душу этому дьяволу в образе человека, Рамиресу. Но теперь я искренне раскаиваюсь.
— Так ты был заодно с этим негодяем?
— Увы, сеньорита, да, и сознаюсь в этом… Еще перед нашим отплытием из Чили он соблазнил меня проклятым золотом… Все, что вам и вашим спутникам пришлось перенести во время пути, главным образом, было делом моих рук… Только одна буря произошла не по моей вине, но и она помогла мне…
— Несчастный предатель! — воскликнула девушка, с негодованием и сожалением глядя на юношу. — Следовательно, боцман недаром подозревал тебя, а я еще не верила ему… И как же я теперь могу доверять тебе?
— Я сейчас докажу вам свою искренность, сеньорита. Рамирес прислал меня сказать вам, что ваш брат вместе с капитаном Ульоа и боцманом у него в руках и что если вы не согласитесь на известное предложение, все они будут отданы на съедение дикарям…
— Боже мой! Да неужели…
— Подождите, сеньорита, не волнуйтесь. Когда Рамирес со своими матросами и целой сотней дикарей отправился к пещере, чтобы захватить, а быть может, и перебить всех заключенных, пещера оказалась пустой…
— Вот как! Куда же девались заключенные?