Сокровище гугенотов

дю Террайль Понсон

— Ну… а ваша… семья?

— Укажет на принца, который сумеет к тому времени доказать свои союзнические чувства.

— И… этот принц?

— Вам стоит только захотеть, чтобы стать им! — сказала Анна и, в то время как герцог Анжуйский, словно ошеломленный, откинулся назад, торжественно прибавила: — Ваше высочество, Франсуа Валуа, герцог Анжуйский и наш кузен! Угодно ли вам через шесть месяцев от сего числа стать французским королем?

— О-го-го! — пробормотала Екатерина Медичи. — Значит, я не ошиблась?

XXXVI

Вернемся,

однако, к наваррскому королю. Мы расстались с ним в тот момент, когда, высунувшись из окна по приглашению герцогини Анны и увидав там отряд лотарингских всадников,

Генрих возложил всю надежду на свою звезду. В ответ на его восклицание по этому поводу, Анна ответила:

— Будем ждать, пока звезда придет вам на помощь, кузен, а пока что вам уж придется отдаться всецело в мою власть. Сейчас подадут портшез, вы соблаговолите надеть монашескую рясу и бархатную маску, а кроме того, дать мне честное слово, что в пути вы ничем не попытаетесь открыть свое инкогнито.

— А если я откажусь, прелестная кузина?

— Тогда мне придется прибегнуть к мерам, которые мне самой внушают глубокое отвращение. Я кликну своих людей, вам заткнут рот кляпом, а на голову накинут глухой капюшон.

— Это совершенно бесполезно, прелестная кузина, та; как я готов последовать вашим желаниям. Но каким способом я должен буду совершить свой переезд?

— Как я уже сказала, вы поедете в портшезе, причем я предполагаю составить вам компанию!

Генрих Наваррский во всех случаях жизни оставался галантнейшим из принцев. Поэтому он взял руку герцогини, поднес ее к губам и воскликнул:

— Ах, вы очаровательны, кузиночка! Какая жалость, что я нс могу быть любимым вами!

— Опять? — улыбаясь сказала герцогиня.

— Но… всегда, кузиночка!

— Дорогой кузен! — насмешливо ответила Анна. — Я пошлю к вам видама Панестерского, и вы можете исповедоваться ему в той самой жгучей любви ко мне, которую вы доверили позапрошлую ночь девице Берте де Мальвен! — и с этими словами, сопровождаемыми ироническим смехом, герцогиня, сделав Генриху реверанс, скрылась в потайном проходе.

Через час Генрих уже ехал с Анной в портшезе, направляясь к Анжерскому замку, куда они и прибыли через семь часов пути. По одному знаку герцогини городские ворота открылись, пропуская кортеж, причем дежурный офицер даже не осмелился спросить, кто

— таинственный незнакомец, сопровождавший Анну. То же самое было и в замке, так что приезд Генриха Наваррского совершился в полной тайне.

Когда они поднимались по лестнице, герцогиня шепнула Генриху:

— Кузен, вы только что говорили мне о своей любви, не правда ли?

— О да, я люблю вас!

— Я верю вам, но… все-таки…

— Все-таки?

— Ну, об этом потом. А пока приглашаю вас отужинать наедине со мною.

— А где?

— В моем помещении; мне должны были приготовить здесь комнаты.

— С восторгом принимаю ваше приглашение, — ответил Генрих, непрестанно думавший о способе сбежать из плена.

Наверху лестницы они встретили двух мужчин, закутанных

в плащи так, что их лиц не было видно. Генрих сразу узнал в них по чутью герцогов Гиза и Анжуйского. Оба они расступились, пропуская парочку. Кроме них, на лестнице не было никого — видно было, что тайну прибытия наваррского короля решили сохранить во всей строгости.

Герцогиня на минутку остановилась около одного из мужчин, стоявших при входе в дверь, и затем уверенно повела Генриха по коридорам. Наконец она открыла перед ним дверь и попросила его войти в комнату, сказав:

— Будьте добры расположиться здесь пока. Через час я приду за вами, и мы будем ужинать. Но не пытайтесь бежать! Малейшей попыткой к бегству вы подпишете себе смертный приговор, так как вас очень хорошо стерегут!

С этими словами Анна удалилась. Как уже знает читатель, она отправилась на совещание с братом и герцогом Франсуа, где была решена участь наваррского короля. Отныне судьба Генриха всецело зависела от Анны. Добившись этого и получив от Франсуа кое-какие инструкции, герцогиня отправилась за Генрихом, чтобы угостить его ужином согласно данному ею обещанию. Этот ужин происходил в нарядной, уютной комнате, где все — обои, мебель, ковры — было зеленого цвета. В глубине, в алькове, стояла приветливая широкая кровать. Посредине комнаты был накрыт богатый стол, манивший разнообразными кушаньями и винами.

— Прошу вас к столу, кузен! — ласково сказала Анна. Генрих подошел к герцогине, со свойственной ему галантной наглостью обвил ее змеиную талию и воскликнул:

— О, как вы прелестны, кузина, и как я вас люблю! Анна засмеялась, не пытаясь вырваться из его объятий.

— Знаете, кузен! — сказала она. — Ваш взор блестит такой страстью, ваша улыбка дышит такой искренностью, что я готова даже поверить вам!

— Но как же иначе, прекрасная кузина? — воскликнул Генрих, целуя при этом Анну.

— Вы любезнейший из принцев! — нежно сказала Анна в ответ на эту ласку. — Итак, вы любите меня?

— Клянусь спасением своей души!

— Почему же вы любезничали на шаланде с этой противной Бертой?

— Я чувствовал, что моя любовь к вам способна навлечь на меня только беды, и искал противоядия.

— Вы очаровательны, кузен!

— И прибавьте — искренен, кузина!

— Ну уж!

— А какой прок мне теперь лицемерить? Раз уж мне суждено последовать за вами в Лотарингию и окончить свои дни в плену, то я готов забыть всю политику и жить только вашей любовью. Авось в любви нам больше повезет, чем в политике!

— Весьма возможно, — иронически ответила Анна. — Однако сядем за стол! За вкусным ужином так хорошо говорится о любви!

— Это правда!

— Не разрешите ли вы мне налить вам несколько ложек этого превосходного ракового супа?

— О, с удовольствием, но…

— Но? Что с вами, кузен? Почему вы так нахмурились?

— Мне пришла в голову скверная мысль: у кузена Франсуа на службе целая куча итальянцев, а эти итальянцы — все отравители; как знать, не итальянец ли повар герцога Франсуа?