Сокровище Харальда
Шрифт:
Ее била дрожь. Она не то чтобы боялась за себя, но ее переполняли сильная тревога и растерянность. Происходило совсем не то, чего она ожидала, причем что-то очень нехорошее. Она привыкла видеть врага только в Харальде, но опасность подстерегла совсем с другой стороны! Похоже, что Всеслав действительно захватил Луки. До Елисавы постепенно доходил смысл слов Ивара, которые подтверждались и бестолковыми причитаниями Зимятовны, и действиями Радоги. Зачем ему это надо, она не спрашивала: тот, кто владеет ключевым участком важнейшего пути, имеет огромные преимущества как в мирное время, так и во время войны. Двадцать лет назад Брячислав захватил
И если все именно так, то она, Елисава, своими руками помогла Всеславу! Осознав это, княжна закрыла лицо ладонями, чтобы не видеть эту бездну стыда и отчаяния. Она сама, пусть невольно, но своим присутствием заставила воеводу Вологу поверить полочанам и впустить их в город! И Святша помог — объявив воеводе, что скоро прибудет его союзник, полоцкий князь. А он оказался вовсе не их союзником…
Соломка стояла у окна и прислушивалась. В темном небе из-за облака виднелась ровно половина луны — верхняя. Это зловещее зрелище только усилило тревогу и растерянность Елисавы. Полнолуние. Время, когда оборотни наиболее сильны.
Ночь была полна звуков: шаги, голоса, скрип дверей. Вот кто-то истошно заорал, но тут же умолк, будто ему зажали рот. Потом опять крики, глухие удары клинков по щитам, резкий лязг железа — кто-то схватился меч в меч, — но и эти звуки быстро стихли. И все же оставалось много неясного, и Елисава с нетерпением ждала, когда Всеслав соизволит прийти и объясниться с ней по поводу происходящего. Княжне очень хотелось взглянуть в глаза этому человеку… или не совсем человеку, который, будучи таким ласковым, приветливым и заботливым с ней, в то же время таил в душе самые черные, коварные замыслы. Истинный оборотень!
Она прождала почти до рассвета и два раза требовала у десятника, сторожившего внизу, послать кого-нибудь за князем. И только когда совсем рассвело и Елисаву начало клонить в сон после ночи, проведенной в бесплодных метаниях от окна к двери, он, наконец, явился.
Выглядел оборотень, как всегда, лишь чуть-чуть утомленным. Негромко постучавшись, он вошел в горницу один и учтиво поклонился Елисаве.
— Будь здорова, сестра! Прости великодушно, если спать тебе помешали. И вы, женщины, простите.
— Что происходит? — Не здороваясь и не предлагая ему сесть, Елисава остановилась напротив. — Ты захватил Луки? Пленил воеводу и его дружину? Это все, правда?
— Правда, сестра. — Всеслав смотрел на нее с такой безмятежностью, будто она его спрашивала о простых житейских вещах и вся его вина заключалась лишь в том, что он помешал ей спать.
— Но… как ты посмел? — Елисава не находила слов от возмущения и его поступком, и наглостью, с которой он ей об этом сообщал. — Ты захватил город в Новгородской земле! Это земля моего брата Владимира! Ты собрался воевать с моим братом, с моим отцом! Ты нарушил мир, который был у вас с моим отцом уже двадцать лет!
— За двадцать лет кое-что изменилось. — Всеслав перестал улыбаться, но своей уверенности не потерял. —
— Сестра! Как ты смеешь называть меня сестрой! Ты обманул меня! Ты обманул Святшу и с нашей помощью занял город, потому что без нас тебя сюда бы не пустили! Ни совести, ни Божьего гнева ты не боишься! И передо мной без стыда говоришь! Хоть бы наших общих пращуров постыдился! Они тебя проклянут, что ты так со своей кровью обходишься!
— Лучше свою кровь обмануть, чем убить, — так же спокойно ответил Всеслав, по-прежнему уверенно глядя на нее, будто чувствовал себя во всем правым. — Я с тобой как истинный брат поступаю и дальше буду так же делать. Ни вреда, ни обиды тебе чинить не стану. А что ради земли и власти люди внутри рода, бывает, ссорятся, го это не мной придумано. У деда твоего Владимира Святославича сколько сыновей было?
— Восемь, — ответила Елисава, уже подозревая, куда он клонит. — При чем здесь он?
— Восемь, — повторил Всеслав и кивнул. — А сколько из них его род продолжили?
Елисава промолчала, мысленно пробегая по ветвям своего рода.
— Двое, — ответил за нее Всеслав. — Мой дед Изяслав Владимирович и твой отец Ярослав Владимирович. Мой дед — потому что еще совсем отроком из Киева в Полотеск уехал и здесь утвердился на столе своего деда по матери. И твой отец, потому что… Знаешь, говорят, когда кукушка свое яйцо в чужое гнездо подкинет, кукушонок вылупится первым и все прочие яйца вниз из гнезда повыкидывает, чтобы весь корм ему одному достался. Что с глупой птицы взять, да и птенцы те кукушонку не родные.
— При чем здесь кукушонок, что за бредни!
— У его брата, Мстислава Владимировича, были дети — где они? Другой брат, Всеволод, — где он? И не знает никто, где он голову сложил, только слухи распускают, будто «за море уехал и там пропал». Святополк, старший, сгинул неведомо где, между чехами и ляхами, Святослав убит, Борис и Глеб убиты… Никого не осталось. Только Ярослав удачливее всех.
— Это ложь! — бросила Елисава, но не смела поднять глаз. Напомнив о прошлом, которое и раньше ее смущало, Всеслав будто выбил почву у нее из-под ног, и негодование сменилось растерянностью.
— Это не ложь. Ты своего отца не судишь, сестра, и не суди. Но я не стану ждать, пока он придумает, как и Полотеск к рукам прибрать. Моя жена — дочь Станислава Смоленского, наш сын — его законный наследник. И я наследство моего сына в род верну. Святополк был старшим у Влади мира, мой дед Изяслав был старшим из сыновей Рогнеды. Твой отец и старших, и младших братьев с дороги убрал. А такого ни старые боги, ни новый бог не прощают. Останься он у власти — все племена за собой в бездну утянет, потому что проклят богами и предками. И чем выше вознесется, тем ниже падет. Я не хочу этого. Но раз уж так вышло, что из всего рода Владимирова только Ярослав в живых остался да мы, Изяславичи, то по справедливости будет все владения Игоревичей между нами поделить.
— Но сам дед Владимир Святославич так решил! — непреклонно заявила Елисава. На это у нее был готов ответ, потому что разговоры о старшинстве Изяслава она слышала и раньше, еще в Киеве. — Изяславу и его потомству — Полотеск навечно. А Киев — моему отцу.
— Киев был князю Борису завещан. А твой отец в Новгороде сидел и для него дань собирал.
— Но князя Бориса…
— Знаю, знаю! — Оборотень отмахнулся. — Знаю ваши сказки про злого князя Святополка, только я, душенька моя, видел, как оно на самом деле было!