Сокровище Империи
Шрифт:
"Надо брать от жизни все, пока есть такая возможность", - решил он.
И покинул каюту переселенки минут на двадцать позже, чем собирался. Причем Зина так и не проснулась. Но сны ей, судя по ее довольным постанываниям, снились уже другие.
Кабак на этом ярусе галеры находился в двух десятках метров от каюты Зины и назывался весьма романтично: "Звезды зовут!" Уроженец Лавли, продолжая слегка пошатываться, отправился туда. На ходу он оправлял черный свитер со следами закусок и поглаживал бритую голову, словно уговаривая ее еще немного потерпеть и не отключаться. О миссии своей он помнил и за Годзиллой не то чтобы присматривал, но встречал его в кабаке. Юрий Гальс, разумеется, Гамлета не узнавал, потягивал водочку (правда, весьма умеренно) и держал нэп при себе, чтобы никто не позарился на скрытую там величайшую ценность - сувенирную безделушку. Конечно, существовала определенная вероятность, что Годзилла
Нет, Юрий Гальс будет держать ее при себе как минимум до Амазонии, и основная работа у Гранаты начнется именно там... если не еще дальше. Как, когда и зачем Годзилла умудрился влезть во все эти дела, Мхитарян не мог даже представить себе, да и не сушил мозги по этому поводу. Человеки разумные потому так и называются, что способны принимать решения и совершать действия, до которых никогда не додумаются носороги или какие-нибудь турароны чешуйчатобокие плоскостопые.
При первом же взгляде на зал кабака "Звезды зовут!", который Граната покинул не так уж и давно, становилось понятно, куда, собственно, зовут эти звезды. А звали они хорошенько выпить и вволю потанцевать, чем и занимались довольно многочисленные посетители. Кое-кого Граната уже знал в лицо, кое с кем успел познакомиться поближе при совместном распитии спиртных напитков, а кое-кому уже и надоел немного декламацией стихов собственного сочинения. Судя по всему, переселенцы стремились нагуляться вволю, прежде чем приступить к не самой, надо думать, веселой работе в горах. Вздымались над столами бокалы, со всех сторон слышались громкие разговоры, смех, а кое-где и плач... Целовались, хлопали друг друга по плечам, возбужденно ерзали на стульях, спорили... Что ж, для чего нужны подъемные, как не посидеть в кабаке? Разговоры сливались с музыкой, и разухабистый голос лился с потолка, распевая о "жемчужине у моря", и кто-то громко объявлял, что "эта песня звучит для наших гостей с Элизиума"... Граната вспомнил, как на "Агриппе" играл на рояле подрабатывавший музыкантом студент - Сергей Кор из Харкоффа, что на Снежинке. Тут же никакого рояля не было. Зато у дальней стены, в углу, стояла гитара.
Гамлет, глядя по сторонам, шел через зал и высматривал подходящее местечко. Годзиллы в кабаке, кажется, не было. Не успел он сделать и десятка шагов, пробираясь между столиками, как кто-то потянул его за рукав:
– Эй, Булат, давай к нам!
Граната повернул голову и обнаружил развеселую компанию - несколько мужчин и женщин разного возраста в свободных позах расположились за овальным столом и, судя по обилию бутылок, заряжались по полной программе. Кажется, с кем-то из них он сегодня... или вчера?.. уже знакомился и что-то пил. И назвался Булатом - дабы Годзилла не нервничал, услышав ненароком знакомое имя.
Никаких оснований отказываться от приглашения кросс не видел, поэтому, ни секунды не колеблясь, подсел к столу. И ему тут же вручили бокал с чем-то, судя по запаху, весьма крепким. А поскольку наливали это пойло из сумки, притулившейся у ножки стола, и наливали украдкой, чтобы не заметили сервы, можно было сделать вывод: переселенцы умудрились протащить сюда самогон.
– Здорово ты выдал!
– кудрявый крепыш в полосатой рубашке навыпуск, кажется, Колян... или Толян... ткнул его кулаком в бок.
– А что я выдал?
– поднял тонкие ниточки бровей Граната.
– Ну, про нас, про переселенцев! Не помнишь, что ли?
– Крепыш взмахнул рукой и нетрезво затянул, перекрывая разливающуюся по кабаку песню: - Мчится галера пьяная... Здравствуй, земля поганая... Ну, что-то там такое...
– А я записала!
– сунулась ему под руку худощавая блондинка со вздернутым носиком и полезла в вырез платья за мобиком.
– Вот, послушай себя, Булатик!
Народ за столом чуть притих, и из мобика раздался рев. В этом реве Граната не без некоторого труда узнал свой собственный голос, звучащий не очень музыкально, но зато очень пьяно:
В дальний путь отправились, дом родной покинув, Но никто из нас об этом не грустит. Ждет нас Амазония, горные глубины, Песня молодая далеко летит. Ой, ты, зима морозная, Ноченька яснозвездная! Скоро работы новой Для нас настанет день, настанет час! Мчится галера легкая... Здравствуй,Компания принялась хлопать в ладоши, топать ногами, свистеть и прочими способами выражать свое восхищение талантами "Булата", а Мхитарян горделиво выпятил подбородок, покивал и тоже "хлопнул" в ответ - бокал, залпом. Он не помнил, когда успел такое сочинить, но в том, что мог такое сочинить, не сомневался.
Содержимое бокала оказалось настолько жгучим, что Граната тут же схватил со стола бутылку пива и опростал ее несколькими длинными глотками. Ему мгновенно налили еще огненного пойла, он отправил его вдогонку за пивом - и галера словно встала на дыбы и пошла выписывать загогулины по космическим дорогам...
Самогон был забористый, и было его много, по мозгам он ударял со страшной силой - в голове у Гранаты словно одна за другой разрывались гранаты. Мир пошел колесом, в нем обнаружились какие-то неизвестные науке диковинные измерения, и файтера мотало по этим измерениям, прикладывая физиономией то об стол, то о некие странные образования, принадлежащие явно иной Вселенной, и он самозабвенно отплясывал с тамошними иномирянами, и пытался учить их ходить строем по долине смерти, [46] преодолевать тропу разведчика [47] и делать нычки. Время от времени ему в желудок словно сами собой попадали все новые и новые порции самогона, и превратившийся в нечто уже совсем непонятное пространственно-временной континуум расцветал неописуемыми красками. А в голове почему-то вертелось сочное и совершенно непонятное выражение: "хроносинкластическая инфандибула"...
46
Долина смерти (жаргон) - строевой плац.
47
Тропа разведчика (жаргон) - усложненная полоса препятствий.
Внутренне содрогнувшись от этого мозгодробительного термина, Мхитарян вынырнул из иных пространств и времен и обнаружил себя сидящим на длинном диване в холле. По бокам от него на том же диване, и в креслах у переборок, и прямо на полу перед ним сидели мужчины и женщины со смазанными лицами, и все вокруг было заставлено бутылками и бокалами. В клетке под потолком беспокойно прыгали серенькие круглохвостки - вечные обитатели галер, менявшие цвет оперения при малейшем признаке отравляющих веществ. Оказалось, что в руках у него та самая гитара, что недавно - или уже очень давно?
– скучала в уголочке в кабаке, и пальцы его перебирают струны. Он совершенно не помнил, что именно собирался петь, но тут же запел с пьяной проникновенностью, обводя взглядом так и остающиеся расплывчатыми лица переселенцев:
48
Ольга Арефьева. "Птичка".
Гамлет посвистел непослушными губами, делая проигрыш, перебрал напоследок струны и тут же обнаружил у себя под носом бокал все с тем же самогоном.
– Зашибись!
– с чувством сказал склонившийся над ним Колян-Толян или кто-то совсем другой, качаясь, как былинка на ветру.
– Аж до печенок проняло, гадом буду! А нашенскую знаешь, "Калинку-малинку"? В с-саду ягода малинка моя...
– Да что вашу!
– вскинулся Граната, влил в себя самогон и уронил бокал за плечо.
– Я вам сейчас нашу... Сам сочинил!