Сокровище троллей
Шрифт:
На глазах у всего племени Гух споткнулся о человека, перелетел через него и с маху врезался здоровенной башкой в стену пещеры.
Поднялся. Покрутил головой. Свирепо засопел.
Человек уже стоял на ногах и держал в руках блестящую острую полосу — люди носят такие вместо дубин. И этой полосой ударил по протянувшейся к нему лапе Гуха.
Полоса скользнула по шкуре тролля, не причинив вреда. Гух сгреб добычу за шкуру, которую люди надевают поверх своей, и поднял к распахнутой пасти.
— За-агры-ы…
Гух не закончил
Тролль замер. Разжал пальцы, выронив добычу. Покачнулся. Грохнулся на камни.
И больше не двинулся. Умер. Большой Гух. Грозный Гух. Совсем умер.
Человек встал, нагнулся, выдернул свое оружие из пасти тролля.
Подлетела Агш, упала на четвереньки, неверяще обнюхала мертвую голову. Вскочила, счастливо провыла:
— А-оу-у! Мой самец!
В руке острый обломок камня, клыки оскалены. Готова растерзать любого, кто подойдет к человеку.
Племя медленно осознавало происшедшее.
— Дабунш! — крикнула Агш требовательно.
Мудрый Хырр понял, что придется подчиниться.
— Дабунш, — строго и важно произнес он.
— Дабунш… Дабунш… Дабунш… — зашелестело по пещере. Племя зубрило длинное и трудное имя нового самца.
Не еда. Охотник. Дабунш. Свой.
Старый Хырр руками оторвал большой кус кабанятины и протянул Дабуншу. Первому из всех охотников.
Самец принял мясо и своей острой полосой разрубил его на две неравные части. Кусок поменьше взял себе, кусок побольше протянул Агш. Та гордо вгрызлась в мясо.
В темноте послышалось бормотание: самки оценили щедрость охотника и вслух завидовали чужому счастью.
Хырр рявкнул на потрясенных подростков и указал на тушу Гуха. Подростки понятливо потащили мертвого тролля к выходу. Завтра племя завалит его камнями.
Хранитель мудрости племени почувствовал, что надо сказать что-нибудь умное, под стать большому событию.
— Нельзя есть каменные грибы, — произнес он назидательно. — Умрешь.
Некоторое время тролли обдумывали сказанное. А затем степенно закивали. Гух ел каменные грибы? Ел. Умер? Умер. Со старым Хырром не поспоришь.
Мясо было малость недожаренное, с кровью, как Дабунш и любил. И драка с тем ревнивым дурнем была хороша… ясное дело, что ревнивым, из-за бабы он так взвился…
Парень с удовольствием взглянул на Агш, уплетающую кабанятину. Из-за такой стоит подраться. Как она встала рядом с ним — волосы растрепались, в руке острый камень…
И тут Дабуншу явилась мысль. Великолепная, яркая мысль, такие в его голову забредали нечасто.
Он подарит Агш нож, вот что! Настоящий, железный. И большой, чтоб был ей по руке. Где возьмет? А сам сделает. Учил его отец кузнечному делу или не учил? Наковальню и молот попробует сделать сам, а не получится — нагрянет вместе с Агш в какую-нибудь деревеньку и отберет все, что надо, у тамошнего кузнеца. И железо там же отберет. Нож сделает. Может, и еще что нужное… Да, верно, они же с отцом сами делали себе охотничьи луки. Надо сделать для Агш лук, большой-большой… и большие стрелы…
Пламя костра превратилось в усталых глазах в огонь в кузнечном горне. Дабунш откинул голову на колени Агш и заснул.
Он спал, будущий преемник старого Хырра, будущий хранитель мудрости племени. Он спал — тот, кто вскоре принесет троллям новое оружие и выведет их из времени камня во время железа. Великий учитель, хозяин раскаленного металла…
Ничего этого он не знал — просто спал, припав щекой к коленям любимой женщины. А та боялась пошевелиться, чтобы не потревожить его сон.
— Зачем ты снял талисман? — негромко сказал Хашарнес, лежа на соломенном матрасе и придерживая торчащую из груди стальную трубку.
— Не разговаривай! — всполошился наррабанец, сидящий рядом на полу. — Тебе лекарь велел молчать, а ты болтаешь, как женщина.
— Лекарь… — с усмешкой выдохнул ловчий и перевел вопросительный взгляд на Барикая, сидящего на широкой скамье. — Зачем?
Барикай отозвался неохотно:
— Боялся, что помешает. Он же сказал: «Врачебное искусство бессильно, не мучь больного, дай ему умереть!» Мог из жалости сковать мне руки…
Наррабанец с любопытством поглядывал на шнурок, видневшийся в распахнутом вороте рубахи Барикая.
Заказчик, придворный целитель Явишер, ничего не объяснил Хашарнесу, просто описал, как выглядит талисман, который нужно вернуть — по возможности вместе с похитителем. И Хашарнес — а теперь вместе с ним и Кхасти — шли по следу вора. Но везде слышали о лекаре. Там вылечил больные глаза, там не дал раненому истечь кровью, там принял тяжелые, почти безнадежные роды.
Оказывается, лекарем вора сделал талисман… занятно!
А неугомонный Хашарнес спросил, указывая на трубку:
— Сколько мне с нею?..
Лекарь задумался. Ранка в легком, нанесенная острой веткой… кто ж ее знает, сколько ей заживать? Наконец ответил вопросом на вопрос:
— В детстве мать клала тебя в Горную Колыбель?
Хашарнес расплылся в улыбке и кивнул.
— Тогда я выну трубку завтра, — без колебаний решил Барикай.
Горная Колыбель была прежде главным сокровищем Силурана. Заросшая мхом каменная колода, на которую еще в Темные Времена были наложены невероятно сильные и добрые чары. Много веков матери Силурана клали детей в эту колоду — и ребенок после этого рос сильным, выносливым и здоровым. И раны на нем заживали очень быстро, хотя и оставались шрамы. Многие матери на руках несли своих малышей через всю страну в Джангаш. Силуранские короли позволяли свершать обряд любой женщине, от знатной дамы до нищенки. Наверное, поэтому силуранцы и прославились как народ богатырей.