Сокровище троллей
Шрифт:
А Тумбу они вдвоем с Бурьяном как-нибудь уломают…
Поутру певец Арби вывалился на двор и, проломив кулаком тонкий ледок, бесстрашно сунул голову в стоящую у кухонных дверей бочку с водой — чтобы прогнать остатки сна и унять похмелье. Окончательно поправиться после вчерашнего он собирался за завтраком на кухне. У него теперь весь замок в друзьях — поднесут чарку, не дадут пропасть певцу.
Кто-то подошел, встал рядом. Арби обернулся — и встретился взглядом с десятником Тагиджаром.
Ух,
Зря Арби вообразил, что у него в друзьях весь замок. На физиономии стражника было написано сожаление, что ему нельзя утопить бродягу вот в этой самой бочке.
— Ты, гусь певчий, — вытолкнул из себя стражник. — Мы с парнями решили не беспокоить господина по пустякам. Промеж себя скинулись на твою мзду. И попробуй только начать торговаться: рожу тебе набок сверну.
Ошеломленный певец принял из рук десятника потертый кошелек. Развязать его и заглянуть внутрь он не решился.
Арби не собирался так далеко заходить в своей наглости. Про деньги он сказал только для того, чтобы отвязаться от парней, которые жаждали мести за его осеннюю шутку на болоте. А теперь, коли выпадет случай, они с него шкуру сдерут.
«Уходить надо из здешних краев, — тоскливо подумал Арби. — Чуть потеплеет — и уносить ноги… Вот только куда же я уйду, если мое сердце здесь останется? Так и будет оно лежать на земле возле разбойничьего костра, у ног прекрасной ксуури…»
Зато похищение Шлепы прошло так гладко, словно шустрая троица только тем и кормилась, что воровала всякое зверье.
Айки ловко отвлекла тетушку рассказами о житье-бытье в деревне Топоры. Арби и Дождик тем временем выволокли бочку со Шлепой из подвала в коридор.
Юный водяной еще в подвале попросил Шлепу сидеть тихо. То ли тварюшка поняла его, то ли просто испугалась — но притаилась, не плескалась и помалкивала. А Жайсина, увлеченная рассказом о бесстыжей жене кузнеца, что чуть ли не на глазах у мужа вешается на шею леснику, не заметила, что пахнет от пронесенной мимо нее бочки не вином, а стоячей водой. И что крышка не приколочена (Дождик ее локтем прижимал, чтоб не упала).
У дверей уже стояли старые санки, которые Арби за несколько медяков купил у здешнего шайвигара. Оба парня взгромоздили бочку на сани, впряглись в них и под шуточки часового выкатили свою ношу за ворота.
Айки, как было условлено, осталась еще ненадолго в замке. Вроде как пришла сама по себе и ушла сама по себе.
Трое разбойников, скрытые в тени густого ельника, смотрели на идущих по дороге пятерых путников.
— Ты что ж, падаль, — тихо пробасил Тумба, положив тяжелую руку Хмурому на плечо, — не предупредил, что при девках трое мужиков будут? Все дюжие, при оружии…
— А ты ждал, что девицы одни по здешнему лесу разгуливать будут? — так же тихо огрызнулся Хмурый.
— Да это же тот вояка, чей жеребец меня копытом по плечу приласкал! — узнал одного из мужчин Бурьян. — А вон тот, с сединой, разве не кучер, который так лихо топором работал? Стало быть, девки — добыча из кареты?
— Они самые и есть, — неохотно признался Хмурый. — Вояка — дарнигар крепости, я узнал. И что? Побежишь к своей ксуури — мол, так и так, мы добычу нашли… и ни спать, ни есть не будем, пока со всей шайкой не поделимся?
Тумба проводил взглядом удаляющихся путников.
— Луки бы достать. Приласкать мужиков издали.
— Дурень, — покачал головой Бурьян. — Дарнигара убьешь — весь гарнизон крепости на себя натравишь. Девок надо аккуратно добывать, без шума и трупов…
— А чего мы тогда на него… на дороге? — не отставал тупой, но дотошный Тумба.
— Да мы ж не знали, что это дарнигар! Опять-таки, тогда за нами шайка была, а сейчас нашу задницу прикрыть от беды некому.
— Ладно, — сказал Хмурый после короткого молчания. — Пойдем пока следом. Поглядим, как дело сложится.
Дождик и Арби завидели погоню, когда почти перевалили невысокий, плоский горный кряж.
Старые сани кряхтели и грозили развалиться под бочкой, полозья наотрез отказывались ползти по голым камням, с которых ветер размел снег. Парни тянули и толкали сани, не жалея рук и плеч, но продвигалась краденая бочка медленно. Да еще Шлепа, как нарочно, развоевалась, сердито толкала изнутри в крышку и грозно шипела: требовала свободы.
Так что мелькающие далеко на пологом склоне фигурки стражников вызвали у парней не страх, а усталый, дружный выдох: «Вас только не хватало!»
— С бочкой нам от них не уйти, — прикинул Арби. — Бери зверюгу на руки, она тебя слушается. Сани бросаем.
— Я не знаю, сколько она может без воды.
— Свернем к Безымянке, будет ей вода.
— К Безымянке? Нельзя ее туда!
Арби не стал выспрашивать, что да почему. Поверил не словам — ужасу в голосе Дождика.
— Может, бочку бросим, а сами деру дадим? Все равно не утащить добычу, так хоть сами не попадемся.
— Ты беги, спасибо тебе, — со слезами в голосе ответил Дождик, — а я еще потолкаю… попробую… Я госпоже Тагизарне обещал…
— Что ты обещал госпоже Тагизарне? — раздался рядом мягкий голос.
И хром был пасечник Авипреш, а легок на ногу. Так тихо подошел, что измотанные парни и не заметили… Ходит, как лесовик!
И тут в памяти Дождика всплыла фраза пасечника: «А тебе еще не рассказали, что со мной лесовики дружат?» Может, он и здесь оказался не случайно?
Сбивчиво и горячо Дождик рассказал, что люди властителя Унтоуса похитили любимую зверушку водяницы Тагизарны, она плачет, тоскует… Пришлось тварюшку выручать.