Сокрытый в Тени Крыла
Шрифт:
– Эй, Двойка, - надзиратель покосился на заключенного, - ты уже объяснил ему правила?
Заку отрицательно покачал головой. Кьюджин не спрашивал, более того, ему это вообще было не интересно. Но намек был понятен.
– Обычно каждый претендент проходит до трех боев. Проигравшие, естественно, выбывают, но позже смогут попробовать снова. Вот и все правила.
Надзиратель поморщился:
– Противников убивать не стоит.
Кьюджин улыбнулся:
– Любой, кто выйдет против меня на ринг - труп.
Все пятеро остановились. Надзиратели косились в сторону Тринадцать-девятнадцать, но тот лишь оскалился:
– Я предупредил.
Наконец,
Сейчас на втором ярусе сидело достаточно мало зрителей, да и первый большим столпотворение не отличался. Видимо, отборочные интересовали далеко не всех. Но кого-то все же интересовали, что вполне устраивало Коноховца. Зрелищу нужны зрители. Надзиратели указали место, где ему следовало ждать, пока не пригласят на арену. На ринге уже сражались, но это было не слишком интересно.
– Ты спятил?
– шепнул Двойка.
– Ты так и не понял, в чем вся изюминка таких вот арен?
– ухмыльнулся Тринадцать-девятнадцать, - Дело не в том, как ты сражаешься, а в том - насколько это зрелищно. А уж зрелищ я им предоставлю.
Двойка следил за тем, что происходило на ринге, тогда как Коноховцу это было не интересно. Хотя Кьюджину вообще почти все, что происходило в тюрьме, было неинтересно. Да и Заку был вынужден признать, что никого особо ловкого сегодня на ринге не было. Отметились какой-то здоровяк из Камня, тот блондин, который уже один раз отхватил от Коноховца, и тощий паренек, оказавшийся неожиданно ловким.
– Тринадцать-девятнадцать! Подъем! Топай к воротам, ты следующий.
Кьюджин с безразличным видом ушел вниз, а к Заку подсел неизвестный ему заключенный, явно ждавший этого момента.
– Слышь. Это про того парня говорят, что он разнес столовую пару дней назад?
Подсевший, с большой вероятностью, тоже был бойцом. Но скорее шестеркой одного из лучших бойцов Арены. Правда, по меркам тюрьмы заключенный обратился к Двойке почти вежливо, так что можно было почти вежливо ответить:
– Не знаю, какие слухи ходят в других корпусах, но драка с надзирателями в столовой действительно была.
Подсевший ухмыльнулся:
– И он не покрыт синяками чуть больше, чем полностью? Значит, показал себя хорошо.
Заку решил умолчать, что драка закончилась скорее от того, что надзиратели кончились, и он просто успокоился, а не потому, что Кьюджина удалось побить.
– Да, это он умеет.
Очередной вялый поединок закончился. Один боец вышел с ринга сам, второго уволокли. На ринг поднялся Тринадцать-девятнадцать, его противником был не заключенный первого или второго корпусов. Этот был уже опытным бойцом, но вылетел из-за травмы, и сейчас пошел на новый круг.
– О! Видимо, надзиратели тоже высоко оценили твоего друга. Как думаешь, чем кончится?
Двойка неожиданно улыбнулся. Его начала забавлять ситуация. Кьюджин обещал убить противника, и сделать
– Он труп.
Подсевший прикола не понял, странно посмотрев на Заку.
Кьюджин обыденной походкой вышел на ринг и замер неподвижным изваянием. Его противник, высокий молодой мужик, едва недотягивающий до тридцати, слегка разминал накаченные руки, уверенный в своей победе. Видимо, протез никого не напрягал. Никого не напрягал тот факт, что даже с протезом вместо руки заключенный попал на ринг. Судья крикнул из-за решетки:
– К бою!
Кьюджин не шелохнулся. Противник присматривался к нему несколько секунд, и, не дождавшись ничего, сам пошел на сближение. Сближался шаг за шагом. И, когда между противниками осталось всего два шага, Коноховец наклонил голову в сторону.
Противник замер на миг, а Кьюджин шагнул навстречу. Противник на инстинкте нанес прямой удар левой, на что Кьюджин ответил точно таким же движением, ударив кулаком в кулак. Противник болезненно рыкнул, резко отступая на два шага и потирая руку. Ему явно было больно, а вот Кьюджину больно не было, и он снова пошел на сближение. Не смотря на боль, противник снова начал движение левой, но обманное, и Коноховец вскинул левую руку, будто защищаясь. На миг правая рука противника оказалась, как он считал, в слепой зоне, и заключенный нанес удар правой. Но Кьюджин перехватил кулак своей ладонью и сжал пальцы, перемалывая кости в кулаке противника. В этот раз заключенный действительно взревел от боли. Коноховец же, не отпуская руки, нанес удар ногой сначала по одному колену, а затем и по другому, поставив противника на колени. Отпустил руку, резко приблизился, нанес удар по лицу, слегка дезориентируя противника. А затем резко подпрыгнул, принимая в прыжке горизонтальное положение ногами вперед и нанося два резких и быстрых удара. Один, не сильный, ступней в лоб, чтобы череп принял нужное положение, и второй - сильный, сверху по голове. С тихим хрустом череп заключенного сорвался с позвоночного столба. Кьюджин уже приземлился на ноги, когда из открытого рта с торчащим позвонком брызнула высокая струя крови. Заключенный так и сидел на коленях, раскинув руки, удивленный взгляд направлен в потолок, а изо рта фонтанчиками выстреливала кровь.
Кьюджин, еще с секунду наблюдав за уже мертвым телом, развернулся и пошел к выходу.
На своем привычном месте мастер Муи, наблюдавший за поединками, негромко процитировал:
– Брызнула кровь... Казнь завершила рука... Немой восторг...
Санджи высказался куда витиеватее и матерно.
– Перевести его в пятый корпус. И того осведомителя тоже, - распорядился Муи, - одного боя хватит.
Шиноби не хотел себе признаваться, но он был в восторге. Именно такого зрелища жаждали те, кто платил ему за шоу. Заключенные дрались друг с другом, но не так. Нет, это было нечто иное. Качественно иное.
– Вы уверены, мастер Муи? Этот...
– Выполняй, - отрезал шиноби.
В этот раз турнир мог стать очень интересным.
Глава 4/8.
– Корпус! Подъем!
Заку потянулся, отбрасывая в сторону тряпичное одеяло. У него появилось одеяло. И простенькая подушка. Бывший шиноби уже и забыл, когда спал с таким комфортом. Еще нужно было привыкнуть к новому номеру. Шестьдесят семь-восемнадцать у него, и Шестьдесят семь-девятнадцать у Кьюджина. Но, по правде сказать, Заку все больше привыкал снова отзываться на имя. Коноховец принципиально не обращался через цифры, и законы тюрьмы его волновали мало.