Соль чужбины
Шрифт:
Русский посланник Петряев принял срочные меры к сокращению числа высылаемых и облегчению их участи. На какое-то время обстановка нормализовалась.
В ЦЕНТР ИЗ СОФИИ ОТ «0135»
«По сообщениям наших друзей, Миллер кроме миротворческих деклараций привез в Болгарию секретные приказы Врангеля от 16 августа номер 2642 и номер 2641, содержащие попытки новой мобилизации сил армии, ряд дипломатических акций, направленных на установление прочных контактов с военно-фашистской партией с целью военного переворота.
Миллеру рекомендовано: 1) «... вслед за переворотом и занятием армией крупнейших центров Болгарии на условиях официального признания русской армии готовность
Одновременно послан приказ Шатилова, в котором русским воинским контингентам предписывается выступить в поход через Адрианополь по получении телеграммы, содержащей слова: «В добрый путь». Некто должен договориться с начальником Адрианопольской греческой дивизии о пропуске русских войск через грекоболгарскую границу в районе Мустафа Паша — Хебичево и Свиленград.
Контакты с «Доктором» и «Цветковым» прошли успешно.
Издетский исчез во время арестов врангелевцев. По данным, требующим перепроверки, бежал в Венгрию либо Италию. Не исключено спецзадание Климовича.
0135».
Надпись на информации:
«Хорошо бы опубликовать последний секретный приказ Врангеля на страницах какой-либо газеты — «Работнически вестник» либо «Земледельско знаме». В последней — предпочтительней».
Глава вторая. УБИЙСТВО НА УЛИЦЕ ОБОРИЩТЕ. ЦЕПЬ СОБЫТИЙ
1
Белые генералы хотели укрепить армию. Но солдаты, да и многие офицеры противились этому. Их взгляды изменялись. Многие хотели домой, добивались возвращения на родину. Начиналась и усиливалась борьба между своими...
Александр Михайлович Агеев родился в 1893 году в станице Клецкой Войска Донского. Окончив Новочеркасское реальное училище, он поступил в Военно-медицинскую академию, где проучился всего два года из-за начавшейся войны. Движимый патриотическими чувствами, Агеев поступает на ускоренные казачьи курсы и через полгода получает направление в действующую армию. После ранения и эвакуации на Дон Агеев добровольно примыкает к белому движению. Он — адъютант генерала Каледина, приближенный Краснова и Сидорина, пользующийся их полным доверием. Брат известного П. М. Агеева, бывшего одно время деникинским министром. После эвакуации армии из Крыма А. М. Агеев уезжает на Балканы, затем — в Прагу. В Софию возвращается совместно с генералом Гнилорыбовым. Принимает активное участие в деятельности обществ «Совнарод», «Красный Крест» и их печатных органов, агитируя за репатриацию в Советскую Россию. Совершает поездку в Москву с делегацией казаков. Вернувшись, становится представителем Красного Креста, редактором газеты «Новая Россия», пропагандирующей идею возвращения на родину. Миссия Агеева была игрой со смертью, и он хорошо знал это...
Один из беженцев, бывший журналист, знавший погибшего, вспоминал:
«Александр Михайлович был редкой души человек. Я знал его еще в Константинополе. Он бедствовал, как и все. Потом мы случайно встретились в Софии, в городском саду. Я поклонился, он подошел, протянул руку: «Где работаете?» Я пожал плечами: служил на книжном складе грузчиком — какая это работа? Слезы. «Знаете ли вы о существовании Союза возвращения на родину, на улице Графа Игнатьева?» — «Слыхал. Детище большевиков». — «Это не так, сударь. Во главе его стоят люди, за которых я могу поручиться. К нам идут сотни. Тысячи пишут, хотят вернуться». — «А вы?» — «И я. Я редактирую газету Союза «Новая Россия». Знаю, вы голодаете. Я не большевик, можете поверить. Я смогу помочь вам. Пишите в «Новую Россию», как вы писали в белые газеты, — на местные темы, на злобу дня. Если вы своим именем пока не решаетесь сотрудничать с нами, я законспирирую вас. Подумайте хорошенько, торопить не стану. Давайте работать вместе». Агеев был молод, статен, энергичен, ему и тридцати пяти еще не исполнилось. Я согласился на его предложение, и, смею думать, мы несколько сблизились. Оплату я получал построчно, пол-лева за строку. Я смог одеться и жить сносно. Мое положение еще больше укрепилось с тех пор, как Александр Михайлович помог мне снять комнату в доме по улице Добруджа, где квартировал сам. Он возвращался домой поздно, чем-то взволнованный, нервный. На мои вопросы прямых ответов не давал. Отшучивался. Видно, не вполне доверял...
Между тем как-то вечером, недавно совсем, явился незнакомый мне господин и спросил, не у меня ли Агеев оставляет ключи от комнаты, столов и книжных шкафов. Я ответил, что ключей у меня нет и я прекращаю разговор, потому как не имею честь знать гостя. Господин ретировался. Лица его я не запомнил. Росту он был среднего, одет в шинель, — весьма потрепанную, как мне показалось, — других примет я не заметил. Вообще-то я не придал этому визиту особого значения: отмечу, что к Александру Михайловичу люди приходили и рано утром, и днем, и вечером... Вскоре появился он сам. Точнее, забежал на минуту, чтобы попросить меня сопроводить его по одному адресу. Я, разумеется, дал согласие. В извозчике, который нас ждал, находился приятель Агеева, капитан Ивашков. По дороге я счет необходимым рассказать им о госте. Рассказ не вызвал с их стороны ни одного вопроса, что, признаюсь, меня несколько удивило. Мы проехали улицей Априлов и остановились возле одного дома. Его окна были темны. Агеев подошел к подъезду, принялся с силой стучать в окно. Ответа не последовало. «Я так и знал, — сказал Агеев, — Попрятались как мыши».
Между тем Ивашков уехал.
«Прошу: идите домой, а я — дальше, — неожиданно попросил Агеев. — Если не приду ночевать, то завтра до полудня не выходите и никого не впускайте».
Мы попрощались и разошлись. Я ждал Агеева до четырех часов пополудни. Уже стемнело, когда в окно кто-то застучал, громко и требовательно. Я увидел Ивашкова с револьвером в руках. Возле дома стоял мотор без огней. «Слышали? — прошептал Ивашков. — Александр Михайлович убит». — «Убит?!» — вскрикнул я. «При смерти. Надежд никаких». — «Не отвезете ли меня к нему?» — «Пока нельзя: он без сознания. У вас его ключи?» — «Никак нет».
Все же он зашел в комнату Агеева, осмотрел все и поспешно уехал.
Распространялись самые противоречивые слухи. По первым — убийцы принадлежали к монархической офицерской организации, мстили «продавшемуся большевикам», согласно вторым — его убили свои же с целью грабежа. Полиция начала следствие, искала убийц. На вокзале проверяли отъезжающих. Была обещана награда в 10 тысяч левов — тому, кто укажет след злоумышленников. Вновь проводились массовые обыски и аресты русских, журналистов из газет «Русь» и «Казачьи думы». Власти собирались закрыть все русские издания.
Выстраивалась такая версия аттентата. Агеев находился в помещении Земледельческого казачьего союза, с представителем которого Корешковым работал в тесном контакте, о чем мне неоднократно говорил. Он вышел в два часа пополудни, нанял фаэтон и распорядился везти себя к дому. Извозчик тронул лошадей. В это время неизвестный, стоящий на тротуаре, на углу улиц Оборищте и Мэрфи, выхватил револьвер, выстрелил в Агеева в упор и пустился бежать через дворовый проход на Регентскую улицу. Перепуганные лошади помчали. Пуля попала в пах, Александр Михайлович потерял много крови, но все же он нашел в себе силы доехать до отеля «Болгария», где размещался представитель российского Красного Креста, и без помощи со стороны сумел подняться на третий этаж. Ему была сделана перевязка, и он был перевезен в больницу.