Соль чужбины
Шрифт:
— Вы правы, правы абсолютно. Но повинную голову и меч не сечет. Я перед вами, ваше высочество. Возьмите хоть и мою жизнь, располагайте мною полностью.
— Я — солдат, князь. И прошу простить мою резкость. Я не люблю перебежчиков, — Николай Николаевич сделал вид, что задумался, и сурово посмотрел на спутника.
— Вы вправе судить так, — совсем смешался Белопольский, понимая, что от нынешнего разговора целиком зависит его эмигрантское будущее. — У меня нет слов, нет оправданий. Только одна просьба — поверить в мою искренность, ваше высочество. Сама жизнь раскрыла глаза мои! Словно пелена с них упала, я проснулся зрячим и увидел подлинное место свое. Мой долг — служить лишь
«А ведь он краснобай порядочный», — мелькнула мысль, и Николай Николаевич тут же подумал о том, что Белопольский, спасенный им, может стать верным, до своей жизни преданным ему слугой. Остановившись и грозно посмотрев сверху вниз, он будто смилостивился и сказал с некоторым даже пафосом:
— Вы правы, князь. Прочь сомнения, колебания. Ваше место тут. Я зову вас к борьбе — становитесь под мои знамена. Служите им верно и самоотверженно.
— Благодарю, благодарю вас, ваше высочество. Клянусь, я оправдаю ваши надежды, — осчастливленный Белопольский несколько раз поклонился и даже как-то странно шаркнул ногой, словно желая таким образом подкрепить свои клятвы.
— Если помыслами вашими ведает Бог, и он наставил вас, верю, вы сумеете стать на верный путь и очиститься от скверны. Вы человек нашего круга, вы были больны, не иначе. Эти думские кампании, якобинские злобные статьи и речи против государя... Что это, как не тяжелая болезнь?!
— Полностью согласен с вашим высочеством. Смею уверить, ваш диагноз подтверждается полностью. Ваше поразительное проникновение в суть явлений, в души человеческие... Они потрясают! Болезнь сжигала меня. Я был как безумный. Много лет я брел во мраке... Но тут... Ваши милостивые слова... Надежда, которую я получаю... Ваше благородство и порыв милосердного человеколюбия... рождают веру, что я могу еще возвратиться на путь истинный. Благодарю! О, как я вас благодарю!
— Хорошо, хорошо, — уже тяготясь этим говорливым господином, сказал Николай Николаевич. — Я принимаю вас в число своих сторонников. Тут вы имеете возможность показать все свои способности полностью.
— Этот час я не забуду! Вы спасли меня, ваше высочество. Я готов быть подле вас в любом качестве. Я — преданный слуга ваш!
— Рад... Весьма, — сказал хозяин Шуаньи, беря гостя под руку и ведя его по зеленой площадке. — У нас тут, знаете ли, новости.
— Наслышан, ваше императорское высочество. Поэтому и примчался с надеждой. — Он улыбнулся. Во рту у него зияла дыра — не хватало двух передних зубов, верхнего и нижнего.
— Благодарю, князь. Не сомневался, да-с. А у меня к вам дело. Нужно составить от моего имени два письма — вдовствующей императрице и Врангелю. Могли бы вы оказать мне содействие?
— Отдаю себя в полное распоряжение Вашего высочества. Я готов, разумеется, и сейчас.
— Тогда не будем терять ни минуты, — наставительно сказал Николай Николаевич, — прошу, князь...
4
Если царей нет долго, их привозят из других стран. Они штурмуют чужие столицы во главе своих армий. На худой конец их просто выдумывают.
Пока великие князья Николай и Кирилл собирали сторонников и дискутировали, кто вправе занять русский императорский престол, из небытия появилась первая претендентка. Впрочем, она появилась несколько раньше, но покровители не торопились «обнародовать» ее: ждали благоприятного момента, обрабатывали нужных людей — готовили почву. Надо было действовать беспроигрышно, наверняка. Ибо речь шла не только о власти, речь шла одновременно и об огромных деньгах династии Романовых, хранящихся в европейских и американских банках. Точная сумма вкладов неизвестна, скрыта. Но заинтересованные лица знали: игра, как говорится, стоила свеч...
На сцену выводится «чудом уцелевшая от гибели» великая княжна Анастасия Николаевна, дочь Николая II. Именно выводится, ибо следы ее обнаруживаются еще в конце февраля 1920 года...
Согласно документу берлинской полиции 17 февраля в восемь утра патрули извлекли молодую женщину из Ландверканала близ Бендлербрюкке. Она была одета в холщовую рубашку, черное платье и высокие сапоги. Обер-инспектор Гейнц Грюнеберг рапортовал об этом по начальству, известил и городские газеты. Два врача освидетельствовали неизвестную и, признав ее душевно-больной, поместили сначала в госпиталь «Элизабет», а затем в дом умалишенных в предместье берлина Дальдорфе.
Полтора года самоубийца пребывала в безвестности. Затем произошел эпизод, который и стал причиной дальнейших событий. Надзирательница больницы Вейц принесла в комнату, где лежала спасенная, немецкий журнал «Иллюстрирте цейтунг» от 23 октября 1921 года, на первой странице которого был напечатан портрет трех дочерей последнего русского императора, в том числе и великой княжны Анастасии. Там же, в статье под интригующим заголовком «Правда об убийстве царя», высказывалось предположение, что Анастасию спас от расстрела и вылечил от ранений какой-то крестьянин. Соседка по палате Мария Пойтерт обнаружила поразительное сходство той, что находилась рядом, с дочерью русского монарха.
Вскоре Пойтерт покидает дом умалишенных. Она является в русскую церковь. Во дворе встречает ее бывший ротмистр кирасирского полка Швабе, продающий листовки монархической организации «Двуглавый орел». Пойтерт сообщает ему о «царской дочери», которую уже много лет «прячут в больнице». Монархические круги крайне заинтересованы: «Анастасию» перевозят на квартиру некоего доктора Грюнберга. Ввиду опасности, которая может ей угрожать ежедневно, квартиру Грюнберга охраняет специальная группа из русских офицеров-монархистов. Начинается паломничество немецкой и русской аристократии. Вчерашняя самоубийца называет себя Анастасией, родившейся 18 июля 1901 года в Царском Селе, чудесным образом уцелевшей в Екатеринбурге и бежавшей с помощью некоего большевика Чайковского. Анастасию навещают генералы Людендорф и Гофман, бывшие кайзеровские министры фон Кюльман и фон Ягов, принцы из дома Гогенцоллернов, личные эмиссары английского короля Георга V, французского президента Пуанкаре, болгарского царя Бориса. Приезжает великая княгиня Ольга Александровна, баронесса Бусгевден — фрейлина двора, бывший царский камердинер Волков, небезызвестный Жильяр — учитель при наследнике, специальные посланцы Николая Николаевича и Кирилла Владимировича. Командующий рейхсвера
Лахузен приставляет к «Анастасии» сотрудницу абвера Ратлеф-Кайльман[23], выдающую себя за человека, увлеченного литературой и искусством.
Рассказы «Анастасии» постепенно обрастают подробностями: к ней будто бы возвращается память. Она заявляет, что уцелела, спрятавшись за спину сестры Татьяны, ее спас солдат из охраны Чайковский, с которым ей удалось бежать в Румынию. Там она вступила в брак со своим спасителем и 5 декабря 1918 года родила мальчика, крещенного по католическому обряду. В августе следующего года Чайковский был убит на улице Бухареста (еще одна тайна!). Боясь за свою жизнь, «Анастасия» старалась изменить внешность, носила на лице специальное приспособление, придававшее несколько иную форму носу и рту. При венчанье она назвала себя Анной Романской. Ее ребенок остался в Румынии у верных людей, адрес которых она назвать боится.