Соль и сирень
Шрифт:
– Например? – рискнула я спросить, хотя в глубине души уже догадалась, что информация будет лишней для меня.
– Например, блюдо под названием Уджо Чхан, - с готовностью и каким-то странным предвкушением тут же приступила к кулинарному экскурсу соседка. – Готовится из большого, выловленного строго в определенный сезон, морского гада с щупальцами. Его едят живым, начиная с головы, тогда есть шанс, что спрут не задушит едока в процессе. Существует и другой вариант – разрезать еще живого головонога на небольшие кусочки и полить острым соусом. Еще шевелящиеся щупальца отправляют в рот, главное – тщательно
Есть мне перехотелось. Я сдержанно отложила вилку с ножом и схватилась за стакан с чаем.
– Еще есть блюдо, именуемое Чи Кха, - не замечающая ничего вокруг Мика продолжала с упоением делиться информацией. – В переводе означает «слезы». И знаешь, там действительно есть отчего плакать! Это мелко нашинкованная и протушенная в огромном количестве специй рыба. Она настолько острая, что далеко не все способны её даже попробовать. А половина из тех, кто отважилась потом в течении суток страдают от кровавой рвоты.
– Я так понимаю, жители Аттеры, в принципе, питают слабость ко всему смертельному и мучительному, да? – попыталась улыбнуться я.
– Демоны, что с них взять, - пожала плечами Мика, собирая с тарелки остатки подливки кусочком сдобной лепешки.
– Но там же не одни только демоны живут, - заметила я, прихлебывая чай. – Вроде бы…
– Нет, конечно, - согласилась Мика, - но как понимаешь, кто правит балом, тот музыку и выбирает.
– Но зачем есть еду, которая вызывает такие ужасные последствия? – недоумевала я.
– Ты про Чи Кха? – отставила соседка пустую тарелку в сторону, облизнув испачкавшиеся в соусе пальцы. – Я не знаю, может быть, им просто нравится страдать?
– Ага, то есть, страна состоит из мазохистов?
– Кто такие мазохисты? – тут же полюбопытствовала Мика.
– Любители получать удовольствие от боли, - кое-как сформулировала я, смутившись и попытавшись скрыть это за кашлем.
Но мое искусственное натужное покашливание тут же трансформировалось в настоящее, как только раздался голос, от которого у меня не то, что внутренние органы вздрогнули, а буквально все тело буквально охватило жаром, как при затяжной лихорадке.
– Боль здесь ни при чем, - лениво и насмешливо проговорил Сатус и выступил из-за дерева, - все дело в ритуале.
Его руки были небрежно сунуты в карманы, а в глазах блестела злость. Неторопливой походкой зверя, исследующего свои угодья, он прошелся и встал прямо перед нами.
Вслед за Сатусом из-за наших спин появились двое других парней из его привычной свиты. Только если про остальных из семерки Мика уже успела мне хоть что-то рассказать, то эти двое почему-то оказались за пределами её описания, хотя они и присутствовали прошлым вечером на импровизированной тренировке под нашими окнами.
Обогнув дерево с разных сторон, они остановились рядом с нами, каждым своим движением демонстрируя небрежность. Один замер с одной стороны, то есть, рядом с Микой. Другой навис надо мной.
Оба парня были высокими, но все же ниже, чем сам Сатус. Тот, что был рядом с Микаэллой имел светло-каштановые, чуть подвивающиеся у линии лба волосы, вытянутое лицо, идеально прямой нос и такой внимательный взгляд, от которого, казалась, не способна ускользнуть ни одна
Тот, который стоял с моей стороны, имел светлые волосы, на вид такие мягкие и гладкие, что руки тут же зачесались от желаниях их коснуться. Отработанным движением парень постоянно зачесывал их назад, открывая красивый невысокий лоб. Кожа его была фарфоровой, как у коллекционной статуэтки и такими же очаровательно-привлекательными казались его немного крупноватые губы. Выражение глаз его глаз сохраняло некую томность, что резко контрастировало с выражением детской невинности, накинутое, словно невидимая вуаль, на лицо. И все же, несмотря на все его попытки прикинуться паинькой, я видела ту извращённую, порочную, густую тьму, что кипела на дне его темно-серых глаз. Тьму, которую он тщательно контролировал днем и которую спускал с поводка ночью, стоило лишь ненужным свидетелям разойтись по своим теплым постелькам. Тьму, которая была призвана соблазнять, покорять и повелевать. А если понадобится – принуждать.
Кажется, я немного поторопилась с определением, кто в этой компании главный монстр.
– Что? – пискнула Мика и я, вздрогнув от звука ее голоса, оторвала взгляд от светловолосого и уставилась на Сатуса. И вздрогнула повторно, когда поняла, что он все то время, пока я рассматривала его друзей, наблюдал за мной.
– Чи Кха готовится один раз в год и его поедание является частью празднования Чикхук, - медленно и выразительно, четко проговаривая каждое слово, повторил Сатус. – Этот праздник устраивается по окончанию жатвы и длится семь лун. В течение этого периода все граждане страны освобождаются от своего привычного труда и уравниваются в правах. Слуги садятся за один стол с господами, все дарят друг другу подарки и веселятся, распивая традиционный алкогольный напиток - тхок. На третий день празднования устраивается жертвоприношение в главной агоре.
– Агора? – переспросила я.
– Жертвоприношение? – вновь пискнула Мика, продолжая изображать из себя мышь в процессе удушения.
Сатус благосклонно ответил сперва мне, потом подруге:
– Агора – это древнее строение, где жрецами совершаются таинства и обряды, - это мне, а после: - Жертвоприношения – часть нашей культуры. Во время празднования Чикхук закалываются два молочных теленка – первый на третью луну, второй – на шестую.
– Молочного теленка? – задохнулась я от охватившего меня ужаса. – То есть, малыша, который еще питается молоком матери?
Сатус соизволил обратить на меня взгляд своих потемневших глаз:
– А, так ты из тех, кому вечно жалко всех и вся.
Его злой смех дополнил сказанное.
Я подскочила, сжимая руки в кулаки и бесстрашно отвечая ему прямым и не менее злым взглядом:
– Да, я такая, а у тебя что, есть какие-то проблемы с этим?
В одно плавное змеиное движение, от которого меня едва не передернуло, он скользнул вперед, приблизившись ко мне вплотную и вкрадчиво выдал:
– У меня есть какие-то проблемы с тобой.