Солдат удачи (сборник)

Авраменко Александр Михайлович

Младший сержант Иванов с тоскою бросил взгляд на горизонт — огромное пыльное облако с каждым мгновением приближалось всё больше и больше. Полчаса, максимум — минут сорок по большим неуклюжим наручным часам, и всё. Дальше отсчёт его жизни пойдёт на секунды. Но отступать некуда. Есть приказ. И его нужно исполнять. Продержаться до полуночи. Задержать противника любой ценой. Десять бойцов. Один станковый пулемёт, от которого по такой жаре немного толку: как ни поливай водой бруствер, солнце мгновенно всё высушит, и хана «максимке». Либо забьют своими «МГ», а потом танки расстреляют с дальней дистанции…

Сержант хотел сплюнуть, но в горле пересохло, а воды в стеклянной фляжке оставалось чуть-чуть. Поберечь стоило, пока ещё терпится. Посмотрел на лопату, вновь ухватил отполированный мозолистыми ладонями черенок, с утробным выдохом вонзил отточенное до бритвенной остроты лезвие в твёрдую, словно камень, землю. И — раз. И — раз. Матушка земля поддавалась с трудом, но всё-таки дело помаленьку спорилось.

А когда удалось снять верхний, прокалённый слой, дело пошло легче. Рыжая почва вылетала из окопа на задний склон, рассыпаясь по выгоревшей белёсой траве. Стоило спешить. Облако пыли, отмечающее колонны вермахта, всё приближалось. И миновать их окоп немцы никак не могли: справа — длинный овраг, или яр. Слева — обрывистые склоны. Дорога вилась между естественными преградами, и будь у младшего сержанта хотя бы противотанковая «Прощай, Родина» — умылись бы фрицы кровью. Застряли бы надолго. Но чего нет, того нет. Хорошо, «ворошиловских килограммов» не пожалели. Два ящика. Впрочем, успеют ли воспользоваться ими бойцы — неизвестно. Благо, мужики вроде в возрасте. Не сопляки. Сами вызвались. Знали, что на смерть идут, а остались. У всех — семьи, жёны, детишки. У того, седоватого, родом откуда-то с Урала — целых пятеро. Акимыч, с Дальнего Востока, двоих имеет девчонок. Всё сватал за сибиряка. Подшучивал. Теперь вот вместе помирать собрались. Свою норму выкопали, сидят на дне окопа, отдыхают, пока дно сырое — попрохладней всё же.

— Воздух!

А, чёрт! Не успели! Рыжая земля хорошо выделяется на пожухлой траве, так что фашисты сразу их заметят!

— Каски надеть! Все в укрытия!

Иванов торопливо натянул сброшенную было, чтобы ловчее работать, гимнастёрку, напялил на голову раскалённую каску. Промокшая насквозь от пота пилотка даже зашипела, когда её коснулся раскалённый металл. Подхватил портянки, вбил в сапоги ноги. Вырвал из кармана сатиновых галифе тряпку, замотал затвор. Осмотрелся — вроде все попрятались, бросил взгляд в пронзительно-синее небо — ведущий тройки фрицев уже переворачивался фонарём вниз, устремляясь по отвесной дуге вниз. Включилась сирена, Иванов, словно загипнотизированный, смотрел на крашенный в ярко-жёлтый цвет кок в центре белёсого круга винта. Всё ближе. Ближе. Встали торчком решётки на крыльях, и в этот момент из-под брюха с изломанными крыльями вылетела бомба, с режущим визгом летящая прямо в младшего сержанта. Ещё чуть и… Опомнился, нырнул на дно недорытого окопа. Грохнуло по ушам. На мгновение стало темно, затем его осыпало пылью и комьями земли. Остро пахнуло перегоревшим толом и до боли знакомым сладковатым запахом крови. Кому-то не повезло, вновь рвануло, в ушах что-то лопнуло, тёплая капля упала на ладонь. С удивлением взглянул — по тыльной стороне расплывалось алое пятно. Поднёс ладонь ко рту, лизнул, захрустела пыль на зубах. Чёрт! Из собственного носа. Наверное, взрывной волной задело… Ещё десять минут ужаса, продирающего до мозга костей. Десять минут режущего воя, взрывов, свиста осколков и воя сирен «юнкерсов». А затем больно ударившая по ушам тишина… Несколько мгновений прислушивался — нет, стонущий гул моторов в воздухе удаляется. Точно. Натренированное годом войны ухо не подводило ещё ни разу. Осторожно поднялся. Со спины и плеч посыпалась земля. Осторожно выглянул — уже совсем рядом. Пять минут. Не больше. А потом — либо грудь в крестах, либо — голова в кустах. И за второе — шансов куда как больше, чем за первое. Повернул голову в сторону, боясь увидеть то, что произошло…

Пулемёта больше не было. Его позиция превратилась в одну большую воронку, из которой тянулись в застывшем воздухе сизые струйки и пробегали крошечные язычки пламени. Ещё — двое справа, как раз сибиряк и Акимыч, о которых вспоминал перед налётом. Им также не повезло. Меткий фашист оказался, опытный. Остальные — вроде целы… Вдруг словно обожгло — гранаты! Что с ними?! Вырвал ноги из осыпавшегося окопчика, перекатился через бруствер — слава богу! Целы… Лежат в ячейке, вместе с цинком патронов и двумя патронными коробками к «станкачу». Как чувствовал, приказал первым делом отрыть «лисью нору» для пункта боепитания, и аккуратная ниша в окопчике уберегла военную драгоценность от осколков.

— Разобрать боеприпасы!

Надрывая голос, сипло выкрикнул пересохшим горлом. Не довелось попить водицы перед боем. Мокрый бок и скрежещуще брякающий брезентовый чехол лучше всяких слов говорили о том, что «стекляшка» приказала долго жить. Первым нырнул в нору, выбросил на бруствер тяжёлый ящик, вытащил из ниши коробку с запалами, стал торопливо вкручивать. А там, позади, уже слышался треск мотоциклетных моторов…

…Часы чудом уцелели. За защитной решёткой мерно и страшно медленно двигались стрелки, отсчитывая минуты. И до темноты, а главное, до полуночи — было ой как далеко и долго. Всего лишь семнадцать с чем-то часов. Потрогал бок, перетянутый собственной нательной рубахой. Болит. Плохо. Ну, пусть. Главное, кровь не бежит. Тот безымянный, из второй роты, всё же смог на последнем дыхании сунуть под узкую гусеницу бронетранспортёра, расстреливающего бойцов в окопах, свою гранату. А ведь он, сержант, так и не успел спросить его имени. Помнит только, что пользовался тот у своих бойцов большим уважением. Поговаривали, что он бывший красный командир,

вышедший по амнистии по разрешению самого Сталина и направленный на фронт рядовым. Совсем недавно пришёл. С последним пополнением… Ох, плохо. Плывёт всё. И жара, и много крови потерял. Сейчас бы водички… С трудом сфокусировал взгляд на заваленном трупами поле перед холмом. Удачно получилось. Разведку на мотоциклах снял сибиряк. Благо было их всего пара на двух мотоциклетках. Правда, оказалось это первым и последним успехом. Немцы, то ли услыхав выстрелы, то ли встревожившись из-за отсутствия товарищей, но пустили следом первым бронетранспортёр. Тот осторожно высунул тупой скошенный нос из-за обрыва, с минуту постоял, а потом газанул облаком синего дыма и рванул прямо на позиции красноармейцев. Стрельбу открыли сразу все, и без приказа, но без толку. Только синеватые огоньки рикошетов указывали попадания. А «251-й», подойдя поближе, огрызнулся из крупнокалиберного пулемёта. Затем ещё и ещё. Пулемётчик у них умелый был. Опытный. Короткими очередями. По три-пять патронов. Огрызнётся из-за щитка, и всё. Ни пули мимо. Как тот незнакомый умудрился подползти — один Бог знает. Но след за ним длинный оставался. Багровый. И тянулось что-то зелёное… Сейчас висит полуобугленный фриц вниз головой на борту. А из кабины, где остальные гренадёры должны сидеть, пламя грязное рвётся, небо пачкает… Снова поднялись. Густо садят, сволочи… Не глядя сунул руку в патронташ и похолодел — пусто. Может, выронил?! Должна же, должна быть ещё одна обойма! Он точно помнит! Посмотрел вниз — может, выронил?! Переступил ногами в рыжей сухой земле — нет. Не найти… Что же… Замедленными движениями вытащил из чехла гранёный узкий штык, надел на ствол. Защёлкнул. Ну, идите, сволочи. Я вас жду…

Обер-лейтенант Курт Штернберг с удивлением смотрел на появившуюся словно из-под земли одинокую фигуру. Поднёс к глазам бинокль, крутанул колёсико резкости. Цейсовская оптика обрисовала окровавленную, с перемотанным какими-то тряпками боком фигуру красноармейца. Нет. По большим нелепым петлицам видно, что это унтер-офицер. Русский шевельнулся, поудобнее перехватывая своё нелепое оружие, затем открыл в беззвучном крике рот и с трудом двинулся вниз, навстречу уже не таящейся цепи в серых мундирах.

— Feyer! — пролаял обер-лейтенант и первым нажал на курок «МП-40», подавая пример подчинённым…

…Император со злостью взглянул на согнутые спины придворных, затем процедил ледяным голосом:

— Итак, господа генералы, вы утверждаете, что эту войну мы можем выиграть, но нам не хватает людских резервов.

Уставившиеся вниз бритые затылки почтительно и спешно закивали, едва не отваливаясь от шей. Великий и Светозарный Грем Шестнадцатый Злобный полностью оправдывал своё прозвище. Не один сановник, кряхтя и отплёвываясь после полувёдра масла внутрь, с криками садился на ритуальный кол жирной задницей, после того как вызвал вольно или невольно своей нерасторопностью или некомпетентностью гнев Самодержца. Вот и сейчас Республика Свободных, с которой Империя воевала уже не первый раз и не первое столетие, неведомым образом накопила силы и нанесла фланговые удары по растянутым коммуникациям имперских сил и перерезала пути снабжения ударной группировки. А что такое армия без боеприпасов и продовольствия? Толпа пленных. В результате император лишился почти всей своей пехоты и большей части флота. Кончились энергозаряды, люди ослабли от недоедания. Все попытки пробиться к окруженцам разбились о глухую защиту республиканцев. И в плену оказалось почти три миллиона отборных пехотинцев и полтысячи кораблей. Так что причин для гнева у императора было больше чем достаточно.

— Кто-нибудь из вас может предложить хоть какой-то выход?!

Тишина. Грем Злобный вновь начал наливаться гневом и уже открыл рот, собираясь кликнуть стражников, когда кто-то из молодых адмиралов решился и выпрямился, что было, вообще-то, неслыханной дерзостью.

— Ваше Величество, если соизволите выслушать…

— Говори!

— Адмирал Колин Стамп, Ваше Императорское Величество.

— Короче!

Тот торопливо заговорил:

— Республика сейчас не в состоянии вести активные действия. Они слишком много положили сил на то, чтобы отвести угрозу от своих пределов. Да и захват ударной группировки не дался им дёшево. Плюс наши попытки пробиться к окружённым. Так что их силы тоже на исходе…

— Кто вы по должности, адмирал?

— Прошу прощения, Ваше Величество, начальник отдела научных разработок Управления Контрразведки.

Вскинутые брови выдали удивление императора, но жестом руки он приказал продолжать, и ободрённый адмирал поспешил изложить идею:

— Не так давно к нам поступило предложение от группы молодых учёных. Если вкратце — они разработали технологию, позволяющую создавать репликантов. То есть из останков, практически любых, полностью восстанавливать тело… Причём живое тело. Абсолютно нормальную личность.

Грем едва не забыл вдохнуть воздух при этих словах — это же… Это значит… Оратор между тем продолжал: