Солдатами не рождаются
Шрифт:
– А я, думаешь, не помню, что ты мне писала? – сказал Серпилин. – Я твое письмо и сам перечитывал, и члену Военного совета вслух читал. С письмами у меня теперь не богато, одно твое лежит. – Он выдвинул ящик стола, словно собираясь показать Тане лежавшее там письмо, и снова захлопнул его.
И Таня впервые за время их разговора подумала не о себе, а о нем и о том, что у него умерла жена.
– Вы, наверное, сильно переживаете, Федор Федорович?
– Да, не проходит. – Он поглядел на Таню. – Вот женюсь на какой-нибудь молоденькой, вроде тебя, может, пройдет. – Сказал так, что она поняла: все это одни слова, ни на ком он не собирается жениться
– Давай о тебе. Писала мне, что хочешь в санчасть полка.
– Да, если можно, – сказала Таня. – Если в госпиталь, так я и там могла в госпитале остаться.
– Положим, госпиталь госпиталю рознь. – Серпилин покрутил ручку телефона и сказал в трубку: – Двадцатку найдите и соедините… Начсанарма сейчас разыщут, поговорю о тебе.
– Только непременно в санчасть полка, хорошо?
– А это уж как он скажет. Мои права на этом кончаются. Ты ко мне не в гости приехала. – Телефон зазвонил, и Серпилин взял трубку. – Хорошо. Придет – пусть позвонит. – Положил трубку, взглянул на часы и спросил: – Обедала?
Она поднялась, подумав, что мешает ему.
– Я поела на аэродроме. Я пойду там подожду, – она кивнула на дверь.
– Ничего, посиди. У меня пятнадцать минут есть. Будешь мешать – сам прогоню. Расскажи про Ташкент. Недавно подарки оттуда привезли. В том число халаты. Солдаты рукава и полы подкорачивали – и под шинель, вместо ватника. Как там теперь, в Ташкенте, люди живут? Я давно там был, еще в первую пятилетку.
– Трудно живут. – Таня стала рассказывать про завод и про мать.
Серпилин слушал ее молча, подперев рукой щеку, но когда она сказала про «ударные» пончики, вдруг прервал:
– Да, люди себя не жалеют. На все идут.
– На все, – вздохнула Таня. – Я сама даже не до конца представляла, когда ехала туда. Только этого всего, наверное, нельзя говорить здесь, на фронте.
– Почему нельзя? – сказал Серпилин. – Наоборот, можно и надо… Каждый раз, когда будет случай, говори! Хуже от этого воевать не будем. Лучше будем. Быстрей войну кончим. Думаешь, у людей на это сознательности не хватит? Хватит. – Он остановился, словно заколебавшись, говорить ли. – Вот тебе свежий пример. На Военном совете одно политдонесение обсуждали. Был тут частный успех, – с важной высоткой долго чухались, а потом все же взяли. Целый узел развязали. Командир минометной батареи на радостях двойную норму хватил – и залп в честь взятия! Задарма, не по цели. А командир дивизиона только два дня как с Урала после госпиталя прибыл. Ему донесли. Он на батарею и при всех солдатах – хрясь этого лейтенантика по роже. Замполит – донесение. Виновника – в штаб дивизии. Почему избил своего офицера? А он отвечает: «Я видел, какой кровью каждая мина достается. А он их зря, в воздух! Не признаю себя виновным! Я, говорит, не только ему рожу набил, а я этим среди бойцов разъяснительную работу провел!» Как быть? Дошло до Военного совета. Есть мнение – под трибунал. Есть мнение – понять и простить. А ты как бы решила?
– Я бы, конечно…
– Что – конечно?
– Простила бы. Он ведь прав.
– А раз прав – значит, рукоприкладство разрешается? – усмехнулся Серпилин.
– Я сама… – Она хотела сказать, что сама чуть не застрелила того сахарного майора, но сдержалась и не сказала.
– Что ты сама? Рукоприкладством занималась?
– Нет. Я просто… А как вы решили?
– Так и решили, как ты, – сказал Серпилин. – Даже
Серпилин посмотрел мимо. Таня оглянулась. В двери стоял адъютант.
– Товарищ генерал, вы вызывали на четырнадцать часов помощника начальника оперативного отдела.
– Раз вызывал, пусть заходит. Зачем спрашиваешь? Порядок знаешь. – Серпилин улыбнулся Тане. – Поделикатничал. Видит то, чего нет, там, где нет.
Голос, раздавшийся у двери, заставил Таню повернуться во второй раз.
– Товарищ генерал, подполковник Артемьев по вашему приказанию явился.
В дверях стоял Артемьев.
Серпилин поднялся, взял лежавшую на краю стола гармошкой сложенную карту и начал раскладывать ее. Артемьев, подойдя к столу с другой стороны, стал помогать ему.
Таня сидела рядом, но Артемьев не смотрел на нее, хотя, еще когда он стоял в двери, она уже поняла, что он увидел ее.
– Чего вскочила? – покосившись на Таню, спросил Серпилин.
– Мешаю вам. – Таня взяла табуретку и отсела в сторону.
– Поедешь в Сто одиннадцатую, – сказал Серпилин Артемьеву. – НП у них в тринадцать часов переместился вот сюда.
– Кузьмич еще не сообщал, – сказал Артемьев.
– Вам не сообщал, а мне сообщил. Видишь, куда он уже залез? Доносит, что слышит в тылу у немцев звуки боя и планирует на ночь выйти вот сюда. – Серпилин снова показал карандашом. – Рассчитывает в случае успеха к утру соединиться с Шестьдесят второй. Соседи справа и слева от него отстали, видишь, насколько? Но он доносит, что за фланги не боится и будет продолжать продвижение. Что будет продолжать – правильно. А как обеспечены фланги, все же посмотри своими глазами. Первым соединиться с Шестьдесят второй каждому хочется, поэтому допускаю, что излишне рискует. В этом случае настаивай на внесении необходимых по обстановке коррективов. Тактично. Он сам грамотный. Задача ясна?
– Так точно, ясна.
– Вопросы есть?
– Если соединятся, какие будут приказания?
– Если соединятся, лично удостоверься. Потом возвращайся.
Артемьев шагнул от стола назад и бросил руки по швам.
– Разрешите идти?
И пока Серпилин разгибался от карты, весело подмигнул Тане. Но Серпилин разогнулся быстрее, чем он ожидал.
– Что подмигиваете? Знакомы?
– Так точно, знакомы.
– А знакомы – почему не здороваетесь?
– Разрешите обратиться к товарищу военврачу.
– Обращайтесь.
– Здравствуйте! – Артемьев шагнул к Тане. – Вот уж не думал вас здесь увидеть.
Говоря это, он на секунду задержал ее руку в своей.
– Здравствуйте. – Она ожидала, что он скажет что-то еще. Но он уже отпустил ее руку и отступил на шаг назад.
– Разрешите выполнять приказание?
– Выполняйте.
Тане показалось, что он хоть на минуту задержит Артемьева, даст им возможность поговорить. Но Серпилин почему-то не задержал его. И только когда Артемьев уже повернулся, Таня спохватилась и сказала ему вдогонку:
– Я буду здесь, в армии. Я вас найду.
Артемьев обернулся, словно что-то вдруг вспомнил и хотел сказать ей, но, встретив взгляд Серпилина, только коротко кивнул и вышел.
– Ничего, сам найдет, коли ему надо. – Серпилин внимательно посмотрел на Таню. – Чего покраснела?
– Ничего.
– Давно с ним знакома?
– Нет, недавно. В Москве. Я вместе с его сестрой была в партизанах. Он мне помогал в Ташкент уехать.
– Только и всего? – Серпилин продолжал глядеть на нее.