Солдатский долг
Шрифт:
К началу наступления фронт получил из резервов Ставки 20 тысяч человек пополнения, что для семи армий являлось каплей в море.
Мы набрали еще около 10 тысяч человек за счет сокращения обслуживающего состава тылов, разгрузки госпиталей и медсанбатов, привлекая в строй всех, кто способен был носить оружие. По настоянию Н.Н. Воронова Ставка придала нам артиллерийскую дивизию прорыва, два артиллерийских пушечных полка большой мощности, один артиллерийский дивизион большой мощности, пять истребительно-противотанковых артиллерийских полков, один зенитный артиллерийский полк, две гвардейские минометные дивизии и три гвардейских танковых полка. На большее нам рассчитывать не приходилось. Задача,
Для нанесения главного удара привлекались три армии: в центре на узком фронте ставилась 65-я, максимально усиленная артиллерией и минометами всех видов, ракетными установками, танками и инженерными частями; справа примыкала к ней 21-я, слева – 24-я, обе тоже усиленные артиллерией и другими средствами, но в меньшей степени.
Вся авиация 16-й воздушной армии предназначалась для действий на главном направлении.
Остальные армии – 57, 64, 62 и 66-я должны были наступать с ограниченными целями на отдельных участках, стремясь приковать к себе как можно больше войск противника, лишая его возможности маневрировать силами. Этим армиям предстояло ограничиться только своими штатными средствами.
Москва торопила начать наступление. Присутствие у нас представителей Ставки помогло добиться некоторой отсрочки, необходимой для подготовки войск. Задержка в основном объяснялась запаздыванием прибытия артиллерии, минометов и других средств усиления, а также боеприпасов. Заботы о проталкивании всего этого к фронту, прежде всего артиллерии и боеприпасов, взял на себя Н.Н. Воронов, который поддерживал постоянную связь с начальником тыла Красной Армии генералом А.В. Хрулевым.
Весь руководящий состав фронта в это время работал в войсках, готовя их к наступлению. Плодотворно трудились политический аппарат, партийные и комсомольские организации. Результатом их усилий стал еще более высокий наступательный порыв войск. Бойцы и командиры с воодушевлением ждали сигнала к бою.
Как-то, находясь в 65-й армии, в дружеской беседе за чашкой чаю я напомнил Павлу Ивановичу Батову наш разговор по телефону. А было это во время тяжелых декабрьских боев, когда от нас настоятельно требовали быстрейшего разгрома только что окруженного противника, сил же и средств для этого у нас не хватало. Вызвав Батова к телефону, я спросил, как развивается наступление.
– Войска продвигаются, – был ответ.
– Как продвигаются?
– Ползут.
– Далеко ли доползли?
– До второй горизонтали Казачьего кургана.
Несмотря на досаду, которую я испытывал от таких ответов, меня разбирал смех. Понимая состояние командарма и сложившуюся обстановку, я сказал ему: раз уж его войска вынуждены ползти и им удалось добраться только до какой-то воображаемой горизонтали, приказываю прекратить наступление, отвести войска в исходное положение и перейти к обороне, ведя силовую разведку, с тем чтобы держать противника в напряжении.
Конечно, за такое самовольство мне могло крепко влететь. И я уже привык в подобных случаях обращаться непосредственно к Сталину. Обычно он все же утверждал решение командующего фронтом, если тот приводил веские доводы и умел проявить настойчивость, доказывая свою правоту. Так было и в данном случае. Сталин, выслушав меня внимательно, вначале слегка вспылил, а затем согласился с моим предложением. Это помогло нам сберечь силы, технику и боеприпасы для решающей битвы.
Напомнив П.И. Батову пережитое, я выразил уверенность, что сейчас, когда армия усиливается таким количеством артиллерии и других средств, его войска «ползти» не будут и продвижение их будет определяться не горизонталями, а местными предметами. Конечно, Павел Иванович со мной согласился. Войскам этой армии предстояло решить трудную задачу – она первой наносила главный удар.
Большая роль в операции отводилась артиллерии, поэтому основное внимание было уделено тщательной отработке всех вопросов ее применения и взаимодействия с пехотой и танками. Этими вопросами в основном занимались командующий артиллерией фронта генерал В.И. Казаков и его аппарат. А знания и накопленный опыт у них были достаточными, поэтому у меня не было сомнений, что артиллерия будет использована правильно и сделает все возможное.
31 декабря, пользуясь некоторым затишьем (относительным, конечно), мы решили отпраздновать встречу Нового года. В нашей штаб-квартире собрались члены Военного совета фронта и товарищи из Москвы – Василевский, Новиков, Голованов, писатели Ванда Василевская, Александр Корнейчук. По просьбе Новикова летчики попутным рейсом привезли елку, которую здесь украсили чем могли. Делалось все экспромтом, но получилось замечательно.
Новый год мы встретили в дружной товарищеской обстановке. Было высказано много добрых пожеланий, все наши тосты и разговоры пронизывала крепкая вера в грядущую победу над врагом.
Вспомнили мы и своих близких. Моя семья в это время уже находилась в Москве. Жена принимала деятельное участие в работе Антифашистского комитета советских женщин, а дочь поступила в школу разведчиков-связных, организованную Центральным штабом партизанского движения.
В дружеском разговоре был затронут вопрос о том, что история помнит много случаев, когда врагу, попавшему в тяжелое положение, предъявлялся ультиматум о сдаче.
В тот вечер никто всерьез не воспринял эту идею. Но на следующий день у меня возникла мысль посоветоваться с Генштабом: не попробовать ли и нам применить древний рыцарский обычай? Насколько мне помнится, я переговорил об этом по ВЧ с генералом Антоновым, замещавшим в Москве начальника Генерального штаба. Он пообещал посоветоваться с руководством и сообщить о результатах, заметив, что не мешало бы набросать на всякий случай текст ультиматума.
О своем разговоре с Антоновым я сообщил Воронову, Новикову, Голованову, Малинину, Галаджеву и другим товарищам. У всех это вызвало большой интерес. Николай Николаевич Воронов тоже немедленно связался с Москвой. Необходимых материалов под рукой не было. Стали вспоминать события далекой истории – осады замков, крепостей и городов.
Общими усилиями текст ультиматума был составлен. Вскоре позвонили из Ставки, сообщили, что предложение очень понравилось Сталину, и затребовали срочно передать наш проект.
Подготовленный нами текст с незначительными поправками был утвержден. Нам предложили за день-два до начала наступления вручить ультиматум командующему 6-й немецкой армией генерал-полковнику Паулюсу или его заместителю.
Этот документ широко известен. В нем говорилось, что 6-я германская армия, соединения 4-й танковой армии и приданные им части усиления находятся в полном окружении наших войск еще с 23 ноября 1942 года. Все попытки немецкого командования спасти окруженных оказались безрезультатными. Спешившие к ним на помощь германские войска были разбиты Красной Армией, и остатки их стали отступать на Ростов. Немецкая транспортная авиация, доставлявшая осажденным голодную норму продовольствия, боеприпасов и горючего, несет огромные потери. Ее помощь окруженным войскам становится нереальной. А положение их тяжелое. Они испытывают голод, болезни и холод. Суровая русская зима только начинается: сильные морозы, холодные ветры и метели еще впереди, а немецкие солдаты не обеспечены зимним обмундированием и находятся в тяжелых антисанитарных условиях.