Солдаты невидимых сражений
Шрифт:
И тридцатого сентября, на том же месте, где и прежде, Кузнецов метнул гранату в Даргеля и его адъютанта. Оба фашиста упали. Небольшой осколок гранаты попал в левую руку Николая Ивановича. Это не помешало ему быстро сесть в машину.
На этот раз опасность была большая. Недалеко от места взрыва стояла немецкая дежурная машина типа «пикап». Струтинскому пришлось проехать мимо нее. Гестаповцы метнулись к «пикапу», но замешкался шофер. Насмерть перепуганный, он никак не мог завести мотор. Когда же наконец «пикап» тронулся с места, черный «оппель» был уже далеко.
Началась
На окраине города Кузнецов увидел гнавшийся за ними «пикап» с гестаповцами. Впереди, метрах в ста, был виден такой же, черного цвета «оппель», как у Кузнецова, идущий в том же направлении.
— Сворачивай влево! — крикнул Кузнецов Струтинскому.
Струтинский так круто повернул машину, что она чуть не опрокинулась. Переулком они вылетели на параллельную улицу и помчались уже в обратном направлении — прямо к лесу.
Гестаповцы продолжали гнаться за «оппелем». За городом, на шоссе, они открыли по нему огонь. Пуля попала в покрышку, и «оппель» на полном ходу занесло в кювет. Из машины гестаповцы вытащили полуживого от страха немецкого майора, избили его, связали и увезли в гестапо. Кузнецов и Струтинский благополучно прибыли на «зеленый маяк», а оттуда — в лагерь.
Весь вечер в штабном чуме не прекращался оживленный разговор. Кузнецов и Струтинский возбужденно рассказывали о том, как они убили Даргеля и его адъютанта, как оказавшийся впереди похожий на их машину «оппель» помог им улизнуть из-под носа карателей. Их возбуждение передалось и нам, штабным работникам. Мы переспрашивали, стараясь вникнуть во все подробности совершенного акта возмездия. Так и не ложились спать — проговорили до утра. А наутро пришел Коля Маленький, усталый, измученный, весь в пыли. Он принес письмо от Вали. Оказывается, вопреки всем инструкциям, Валя не сидела у себя в экспедиции и из подъезда рейхскомиссариата наблюдала картину покушения. На этот раз Кузнецов не ошибся: перед ним был действительно Даргель.
Но и на этот раз Даргель не был убит. Граната разорвалась на мостовой, у самой бровки тротуара, и взрывная волна ударила в противоположную сторону. На другой стороне улицы ручкой от гранаты был убит какой-то немецкий подполковник.
Даргель упал на тротуар тяжело раненный и оглушенный. Подоспевшие охранники унесли его в особняк.
Вот все, что сообщала в своем письме Валя. По письму чувствовалось, что и на этот раз она невысоко оценивает действия Кузнецова. Да и сам Кузнецов был вновь глубоко разочарован исходом операции.
Вероятно, он потребовал бы, чтобы ему разрешили в третий раз стрелять в Даргеля, если бы на следующий день не пришло сообщение, что Даргель вылетел в Берлин.
Карьера правительственного президента окончилась.
Вскоре из Берлина прибыли крупные «деятели» гестапо и фельджандармерии. Они заменили прежних руководителей этих учреждений в Ровно: те были разжалованы и отправлены на фронт. Очевидно, произведя эту замену, гитлеровцы надеялись, что им удастся установить в городе ту тишину, о которой они мечтали…
Шум, поднявшийся в связи с этими актами возмездия, радовал советских людей.
А на «зеленом маяке» вновь началась подготовка. Здесь только что перекрасили машину «мерседес», уведенную из гаража рейхскомиссариата. Краска еще не просохла, когда Кузнецов и Струтинский усаживались в машину, чтобы ехать в Ровно.
— Смотрите, краска свежая, попадетесь, — предупреждал Коля Маленький, наблюдавший за приготовлениями.
— Ничего, — весело отвечал Струтинский, — мы ее против ветра погоним, просохнет!
У заставы их остановили:
— Хальт! Ваши документы!
Кузнецов предъявил документы на себя, на Струтинского и на автомашину. Их пропустили. Проехали квартал, снова застава:
— Хальт! Ваши документы!
Кузнецов возмутился:
— Позвольте, у нас только что проверяли!
— Извините, но сегодня на каждом шагу будет проверка, господин лейтенант, — доверительно пояснил жандарм. — Мы ловим бандитов, одетых в немецкую форму. — И, просмотрев документы Кузнецова, откозырял: — Пожалуйста, проезжайте.
— Коля, сворачивай в переулок, а не то можем нарваться, — сказал Кузнецов Струтинскому.
— Не беспокойтесь, Николай Иванович, — ответил тот. — Документы у нас крепкие.
— Документы хорошие, знаю, но мы все же не имеем права ехать к Вале. А вдруг за нами следят? Лучше переждем.
Струтинский свернул в переулок.
На углу Николай Иванович остановил «мерседес» и вышел на мостовую.
— Коля, ты наблюдай за главной улицей, а я буду помогать немцам.
Через несколько минут Кузнецов остановил проезжавшую машину:
— Хальт! Ваши документы!
— Господин лейтенант, у нас уже три раза проверяли.
— Извините, но сегодня на каждом шагу будут проверять.
Не успела отъехать эта машина, показалась вторая.
— Хальт! Ваши документы! — приказал Кузнецов.
— Не беспокойтесь, лейтенант, — сказал один из пассажиров, показывая гестаповский жетон. — Мы ловим того же бандита…
Два часа проверял Кузнецов документы, пока Коля Струтинский не сказал ему, что на других улицах заставы уже сняты. Тогда они сели в машину и спокойно поехали.
В свое время, на параде, Кузнецов и Валя видели на трибуне человека необыкновенной толщины. Это был генерал Герман Кнут, заместитель имперского комиссара Украины по общим вопросам и глава конторы «Пакетаукцион».
Основной специальностью Германа Кнута был грабеж. Все достояние конторы «Пакетаукцион» состояло из имущества советских граждан, приобретенного с помощью автомата и резиновой дубинки. Сам Кнут нередко наведывался на склады своей конторы. Осматривал свезенные туда вещи, каждую, которая ему приглянется, он молча трогал пальцем. Помощники Кнута по грабежу знали этот жест заместителя гаулейтера. Кнут указывал, что вещь, к которой он прикоснулся, принадлежит ему и что ее нужно отправить на его личный склад. Зная это, нетрудно было понять, с чего так разжирел заместитель имперского комиссара.