Солдаты Вавилона
Шрифт:
— В прежней должности?" Гэбрил кивнул, взял пиво и отошел к незанятому еще концу стола — у самого подоконника.
На самом деле это было не окно — кантина, как и большинство помещений Базы, находились под землей — а голо, снятое неизвестно где и неизвестно когда: пологий, уходящий вниз склон, роща в виде клина, лежащая между холмами, а справа, чуть видные за выпуклостью склона, укутанные пышными плодовыми лозами — темно-красные высокие крыши. Гэбрил не знал, да и не интересовался, истинный это пейзаж или синтезированный, а если истинный — то записан или транслируется. Могло быть все, что угодно, и ничего от этого не менялось и не зависело. Даже приметы сайров не были связаны
— Привет, Гэб, — сказали рядом, и Гэбрил оглянулся: это был дистантник Айз Топ-Ворош, в общем, полузнакомый щуплый узкоплечий парень в перекошенных старообразных очках и с ранней сединой в длинных, до плеч, прямых волосах. — Что, уже обмываешь удачу?
— Привет, — откликнулся Гэбрил. — О какой удаче ты говоришь, птица? — Птицами звали дистантников — по эмблеме на рукаве. Пси-лавверов в трепе называли «скачками».
— То есть как? — удивился Айз. — Ты что, еще не знаешь? Тебя же назначили квинталом. Это скачок, это я понимаю!
— Боже правый… — Гэбрил почувствовал, как его брови задираются вверх.
— С тебя кружка — за радостную весть, — сказал Айз.
— Бери, птица, теперь мне из нее не пить, — Гэбрил придвинул к нему одну из своих. — А у тебя-то как дела?
— Начинаю просаживать выходное пособие.
— Вот как… Извини. А почему?
— Я, видишь ли, арборей. Теперь это не в почете.
— И из-за этого?..
— Как же иначе?
— Н-не знаю… Я думал… ну… это разные взгляды, не более…
— Я до некоторых пор тоже так думал. Знаешь что, Гэб… тебя ведь пошли искать, ты там нужен… давай вечером обо всем этом потолкуем? Часов в десять? У меня накопилось кое-что… будет жаль, если пропадет. Заходи. Зайдешь?
— Хорошо, птица, жди. Но, если опоздаю, не теряй. Все равно приду.
Гэбрил осушил начатую кружку, сунул ее под крышку стола на ленту транспортера, кивнул Айзу и пошел к выходу из кантины, проталкиваясь сквозь густеющую массу ставших внезапно безработными сайров. На лифтовой площадке остановился, стараясь угадать, какой лифт придет первым. Кажется, этот… Клавиша вызова светилась красным, Гэбрил, думая о чем-то, смотрел на нее — и вдруг почувствовал, что не может отвести взгляд. Сделав над собой усилие, он рванулся, но свет не отпускал, держал вязко и цепко, потом потянул к себе, к себе… Краем глаза Гэбрил увидел, что открывается дверь прибывшего лифта, кто-то выходит, он шагнул в дверь — и стал падать в бездонную шахту, полную багровым клубящимся светом, лицо опалило встречным жаром, а потом вдруг оказалось, что он лежит на чем-то мягком, вокруг полумрак и движение теней, и кто-то сказал: эй, как ты себя?.. Парни, сказал Вито, до чего же мне паршиво, ну, еще бы, отозвался кто-то — Томаш? Томаш, это ты? Я, конечно, кто же еще… Ребята, дайте глотнуть чего-нибудь, Стас, ты там ближе всех, достань, где это мы? Едем, едем, на чистое место едем, остались чистые места, пей вот, коньяк, да я воды просил, ну, да ладно, сойдет и коньяк… Ноэль, ты зафиксировал режим, обижаешь, начальник, работа такая сволочная — обижать, знаешь, старик, сколько мы с тобой мудохались? Трое суток! Трое? Трое, трое, ты хоть помнишь что-нибудь? Вито сосредоточился. Помню. Да, помню. Слушайте, я же все помню! Я все помню!!!
МИКК
— Пожалуйста, — санитар выложил на стол бумажник, жетон детектива, удостоверение личности, зеркальце, расческу, ключи и горсть мелочи. — Пятнадцать динаров мы удержали за чистку и ремонт одежды. Остальное все здесь. Чувствуете вы себя хорошо? Вызвать такси, или вы желаете воспользоваться больничной развозной машиной?
— Я
— Телефон на стене, — сказал санитар. — Бесплатный.
— Спасибо…
В голове у Микка шумело, как в раковине, приложенной к уху… смешно, в ухе есть улитка, в ней тоже шумит море, то есть раковина приложена к уху изнутри, а снаружи тоже есть раковина, ее так и называют: ушная раковина, следовательно, мы должны слышать шум моря постоянно, а мы почему-то не слышим… и ноги слушаются плоховато. А номер, номер, номер… ага. Кипрос снял трубку после второго гудка.
— Привет, Кип, это я, Микк.
— Ты? — безмерное удивление в голосе.
— Да, я. Я в больнице, Кип, в этом, как его…
— В вытрезвителе?
— Нет, хуже. По кодонам… забыл.
— В гипнологии?
— Да. Так ты меня заберешь?
— Конечно. Жди.
Микк повесил трубку.
Ну, вот. Приедет Кип, все будет хорошо. Который же час? Половина четвертого… утра, наверное. А голос у Кипа свежий. Не спал еще. Вообще неизвестно, когда он спит.
Микк почувствовал вдруг на себе тяжелый взгляд санитара. Как странно: санитар вовсе не смотрел на него, перебирал себе бумаги на столе, вот вообще отвернулся и полез в тумбочку — а взгляд его, как бы отдельный от хозяина, сверлил, и сверлил, и сверлил голову Микка: затылок, виски, переносицу… От него нельзя было скрыться. Нашки, неуверенно подумал Микк. Нафаршировали всякой химией, вот и мерещится черт-те что…
Он сел на банкетку, прижался затылком к стене. Где-то в глубине стены еще сохранился холод — с тех доисторических времен, когда вечера и ночи были прохладны. Мягкой лапкой коснулся холод человека… Это было упоительно.
— Вы в порядке? — спросил санитар. Взгляд его на мгновение рассеялся.
— В порядке, — пробормотал Микк. — Еще бы не в порядке…
Еще бы не в порядке, подумал он про себя, из головы выдрали здоровенный кусок чего-то и заморозили так, что не понять и не почувствовать, что же именно выдрали, и это называется порядок…
— Развозная машина будет через полчаса, — сказал санитар.
— Пусть, — сказал Микк.
Минут через десять снаружи зашуршали шины, скрипнули тормоза — остановилась машина. Микк с трудом открыл глаза: через дверь проходили Кипрос и с ним какая-то незнакомая девушка. Смотреть было больно, веки запеклись. Микк сглотнул. Глотать тоже было больно. Заболеваю, что ли?..
— Вот он ты где, — сказал Кипрос. — А я сначала заехал к военным, на площадь Элентроп. Вообще-то там сегодня прием…
— Сударь был доставлен на попутной машине добрыми гражданами, — со своего места пояснил санитар. — Понятно, что мы не могли отправить его в другую больницу, не оказав помощи.
— Спасибо, — сказал Кипрос.
— Это наша работа, — сказал санитар.
— Увези меня, — шепотом сказал Микк. — Я не могу больше…
Он сам не знал, чего он больше не может.
— Но ты в порядке? — с тревогой спросил Кипрос.
— Да, да. Только увези. Здесь мне… не могу я здесь…
— Ему нужно выспаться, — сказал санитар. — После этого все немного не в себе, всем надо выспаться. Часов двенадцать…
— Понятно, — сказал Кипрос. — Пойдем, что ли.
Машина была не его. Микк вздрогнул, когда понял это, и расслабился, когда увидел, что за руль садится девушка. Некоторое время казалось, что пристальный взгляд санитара проникает и сюда, через дверь, через пространство улицы, через металл и стекло машины. Потом это прошло. Заурчал мотор, машина тронулась.
— Извините, сударыня, мы незнакомы… — начал Микк, и Кипрос похлопал его по колену:
— Знакомиться будешь завтра. Вообще ее зовут Флора. Она племянница Агнессы.