Солнце, которое светит ночью
Шрифт:
– Я даже начала ревновать тебя к Вадиму Юрьевичу. Ты слишком часто у него бываешь, – едва обиженно произнесла Наташа.
Женя задумался о том, что он уже три дня не был у профессора, хотя планировал приехать к нему. Он мысленно перебрал все дела на завтрашний день, чтобы найти час на посещение университета.
– Вовсе нет, – отмахнулся он, прервав свои размышления.
– Вовсе да, – настойчиво проговорила Наташа.
– Нам просто есть что обсудить, – пояснил Страхов и так широко развел руками, что чуть не сбил с ног подходившего к ним официанта с бутылкой вина.
Официант,
– Вино? – удивилась Наташа, – Ты же знаешь, что я его не люблю.
– Просто клише праздника, – растерялся Женя.
– А какой сегодня праздник? – с любопытством спросила она.
– Я хочу сказать тебе, что.. – Женя снова замялся, ожидая, когда официант отойдет от их столика, и дождавшись, продолжил дрожащим от волнения голосом, – Ты знаешь, что я тебя люблю.
Наташа, уже почувствовавшая намерение Жени, не могла скрыть счастливую улыбку, кроме того видеть Страхова, сурового и уверенного мужчину, смущенным и не способным найти подходящие слова, ей было до безумия приятно.
Страхов же, забывший отрепетированную речь, почти вспомнил первую фразу, но телефонный звонок сбил его с мысли. Он поднял телефон, увидел имя Анны Владимировны и изменился в лице.
– Кто это? – встревоженно спросила Наташа.
– Это Анна Владимировна, – нехотя ответил он, – Вова пропал, она очень переживает. Я обещал его найти.
– Они не обратились в полицию?
– Обратились, но ты же знаешь, что они не будут искать его так, как буду искать его я.
– Почему именно ты? – протестуя, воскликнула Наташа.
– Он мой друг.
– Он наркоман, он пытался подсадить на наркоту моего брата.
– Ты сказала, что мы не будем больше из-за этого ругаться.
– А ты обещал, что оставишь его в покое! – в сердцах прокричала Наташа и испуганно посмотрела по сторонам, проверяя, не привлекла ли она слишком много внимания к себе, – Но вот он ты, стараешься найти его и спасти, опять. А он где-то плюет на твою заботу, опять. Оставь его одного.
– Его родители беспокоятся. Я его единственный друг, – отчаянно пытался объяснить Женя.
– Интересно, почему, – злобно проворчала Наташа.
– Я не могу его оставить, – вполголоса проговорил Страхов и умоляюще взглянул на нее.
Наташа не сжалилась над ним, а продолжила еще с большим напором:
– Но он может тебя оставить. Слушай, так не пойдет. Ты все время кого-то спасаешь. В ущерб себе. И так будет всегда, потому что мир такой – он всегда нуждается в помощи, в спасении. Всегда найдется что-то или кто-то, кого ты поставишь выше себя, меня, ребенка.
– Ребенка? – вздрогнув и округлив глаза, переспросил Женя.
Наташа вздохнула и, закрыв руками глаза, прошептала:
– Я не хотела так говорить. Я думала, что сегодня будет праздник…
– У нас будет ребенок? – ошеломленно проговорил он, впившись глазами в Наташу.
– Да, – кивнула она и, выйдя из-за стола, сказала, – Спасибо за вечер. И пока все это не изменится, и я не буду знать, что между миром и семьей ты выберешь семью, я говорю тебе нет, – она кинула взгляд на сжатую в руке Жени
– Наташа, стой, – прокричал Страхов, бросившись следом за Наташей, но она не остановилась и даже не обернулась, и он решил дать ей уехать туда, куда она хочет уехать.
Страхов вернулся домой один, спрятав в кармане пиджака коробочку с обручальным кольцом. Он включил всех во всей квартире, чтобы не чувствовать себя одиноким, вышел на балкон и достал из-под подоконника давно забытую Вовой пачку сигарет. Он повертел в руке картонную коробку в бесцветной пленке и посмотрел вниз, услышав женские крики, доносящиеся из стоящего рядом общежития. На крыльце стояли две женщины и о чем-то громко спорили, а рядом на каменных ступеньках лежал пьяный мужчина в зимнем рваном пальто из шерсти, которое было ему велико. Они невнятно выкрикивали слова, призванные оскорбить достоинство собеседника, и лихо размахивали руками. В какой-то момент одна из женщин, потолще и пониже, бросила на землю тяжелую клетчатую сумку, которая висела на ее плече, и, в одно резкое движение допрыгнув до соперницы, схватила ее за волосы. Та оглушительно завизжала и стала бить кулаками по животу дамы с сумками. Прохожие с осуждением косили взгляды на странную драку, но не вмешивались. В тот момент, когда женщина потоньше свалила с ног другую и стала душить её, раздался глухой стон из уст проснувшегося пьяницы, и тут же обе женщины, напрочь позабыв свою вражду, подскочили к нему и, дружно подхватив его за руки, потащили в дом.
Страхов досмотрел представление до конца и, закрывая окно, вспомнил, как чуть меньше года назад поздним вечером на пороге его дома возник Измайлов, в грязной одежде и с окровавленным лицом. Он умылся, переоделся в чистую одежду, которую Наташа достала ему из гардероба Страхова, и вышел на балкон подышать свежим летним воздухом. Внизу стояла компания немолодых мужчин и женщин, которые вели возвышенную светскую беседу.
– «И ложью лиц прикроем ложь сердец», – сквозь зубы процедил Вова и презрительно проговорил, – Ненавижу я всех этих лицемеров. Доброго дня, доброго дня. За любую ошибку съедят со всеми потрохами.
– Может быть, – пожав плечами, рассеянно произнес Страхов и тоже посмотрел вниз.
– Будешь? – спросил Измайлов, протягивая свернутую в трубочку белую бумажку.
– Нет, – отодвигая от себя руку друга, – Как у тебя с Диной?
– С кем? – в недоумении переспросил Измайлов.
– С Диной, – повторил Страхов и посмотрел в мутные стеклянные глаза друга.
– А, – поняв о ком идет речь, протянул он и, махнув рукой, равнодушно ответил, – да, все нормально. Она дома, наверное.
– С папой давно виделся?
– Нет, – зло буркнул Вова, – Пошел он.
– А мама?
– И она, – сквозь зуб процедил он.
– Где ты был? – помолчав, поинтересовался Страхов.
Измайлов с подозрением поглядел на друга и, убедившись, что тот не собирается читать морали, небрежно ответил, закуривая сверток:
– Собирались с парнями, делились идеями для кино.
– Ты снова вернулся к режиссуре? – спросил Страхов, вынув из рук Измайлова сверток и выбросив его в мусорное ведро.