Солнце в ежевичнике

Холод Стася

– Не могу понять, что происходит, – говорила она мистеру Гилмору, – у него на уме один приют. Мы так хотели, чтобы он поскорее забыл это мрачное заведение. Хотели дать ему новую, счастливую жизнь.

– А ты его расспрашиваешь о ней?

– О ком?

– Об этой самой новой жизни? Интересуешься его делами?

Оказалось, что нет.

– Ну вот, а ещё жалуешься.

И мистер Гилмор задался целью добиться большего. В субботу они с Джорджем отправились играть в волейбол. Они давно нигде не были вместе – с того первого уик-энда. Мистер Гилмор очень уставал за неделю, а потому все выходные сидел перед телевизором с баночкой пива или уезжал в Ассоциацию рыболовов-любителей. Джорджу вспомнился летний спортивный праздник, всеобщее

упоение игрой, азарт соревнований, шум и смех. Здесь же был слышен лишь стук мяча, глухой и как будто подневольный. Порой Джорджу казалось, что приёмный отец забывает о нём и думает о чём-то своём. О чём? Наверное, о том, как это несправедливо, что Тео ушёл, а Джордж занял его комнату. Джордж уже много раз слышал от миссис Гилмор, как они поженились и ждали сына, как заранее придумали ему имя и хотели дать всё, чего сами в детстве не получили.

– Как у тебя дела в школе? – спросил мистер Гилмор.

– Мисс Хоккинс мной довольна.

– А ребята? Ты подружился с кем-нибудь?

Джордж не знал, что отвечать. Тут ему хвастаться было нечем: одноклассники не принимали его к себе и дразнили подкидышем. В подростковом клубе тоже была скучища, зато он познакомился там с Джоном по кличке Ржавый – очень умным человеком. Они играли в настольный теннис и разговорились. От него Джордж узнал, что такое презервативы, и ещё много интересных вещей. Джон прогуливал школу, сбегал из дома, имел на своём счету приводы в полицию, – одним словом, жил смелой жизнью, и все мальчишки хотели с ним водиться, но рассказывать об этом приёмному отцу Джордж почему-то не стал.

По вечерам он не знал, куда себя девать. Родители допоздна сидели перед телевизором, но Джордж к такому времяпрепровождению не привык, и оно ему быстро надоело. В приюте телевизор был только один, его смотрели редко и лишь в присутствии наставников, да и то исключительно «Жизнь птиц» или что-нибудь о шедеврах мирового зодчества, и Джорджу думалось, что директор утаивает от них всё лучшее, а сам наслаждается захватывающими передачами. На деле же оказалось, что эфир забит нудными сериалами и новостями про шахтёрские стачки, взрывы и убийства.

Джордж несколько раз доставал свою папку с материалами для книги. Тут были вырезки из газет, открытки с изображением Блэкберри-хауса, записанные второпях воспоминания старожилов и его собственные размышления. Джордж попытался углубиться в работу, но у него ничего не получилось, и не потому, что он забыл свой приют. Напротив, лица товарищей и наставников, с детства родные коридоры, милые сердцу закутки, как будто специально предназначенные для задушевных бесед, и тропинки старого сада возникали перед ним с болезненной ясностью, и он прятал папку подальше в недра стола. Так бы он и тосковал и маялся бездельем, если бы не нашёл под кроватью коробку с конструктором. Джордж неожиданно увлёкся. Порой он возился с очередной моделью до полуночи и не мог оторваться. Однажды Джордж собрал замечательную подводную лодку и решил показать её отцу, но, подойдя к дверям гостиной, услышал голос миссис Гилмор:

– Этот мальчик так старается подольститься, что мне делается неловко.

Джорджу стало любопытно, о каком таком юном подхалиме идёт речь, и он был немало удивлён, когда выяснилось, что о нём самом.

– Не буду скрывать, мне неприятно видеть его за столом на месте Тео. И более того, когда я смотрю на тебя, мне кажется, что ты уже успокоился и готов ради него забыть нашего сына. Мне невыносима сама мысль об этом.

– Ну вот. Так я и думал. Так я и думал, что опять окажусь виноватым. Это была твоя идея – найти парня, похожего на Тео. Что тебе теперь надо?

– Вот именно, похожего. Наш Тео был живым непосредственным ребёнком, между тем как Джордж – само притворство. Или ты не согласен? Или ты думаешь, что, когда он лебезит перед тобой, дескать, папа-папа, он искренен?

– Джордж уже слишком большой, чтобы верить в эту сказку. Конечно, он понимает,

что мы ему не родные, но он хороший друг, и мы нужны ему.

– Да уж, – горько усмехнулась миссис Гилмор, – скорее Джорджу нужен уровень жизни, который мы ему обеспечили. А вообще, миссис Рэкхем говорит, что приютские все такие: кого угодно за конфетку назовут мамой.

– Ты что же, считаешь себя кем угодно?

– Я не это имела в виду. Просто чего ждать от Джорджа с учётом того, где он вырос…

– Неправда! – закричал Джордж. – Вы… Вы не должны говорить так про Блэкберри-хаус! Никогда! – И он стремглав помчался к себе.

– Чёрт, он всё слышал. Несёшь всё подряд, как безумная! – И мистер Гилмор ринулся было за ним, но жена его остановила.

– Не надо, не связывайся, а то он ещё возомнит, что нас можно пронять истериками.

Джордж забаррикадировался в своей комнате тумбочкой. Мистер Гилмор несколько раз звал его ужинать, но он сказал, что не хочет есть. Он не спал всю ночь. Ему было холодно. Ему казалось, что сердце его заиндевеет, и он умрёт. Мистер Гилмор был не прав: Джордж поверил в сказку, что у него появились родители и что они будут его любить. С какой гордостью он возвращался с футбольного матча рука об руку с ним и думал, что все на него смотрят и завидуют. А миссис Гилмор… Джордж знал: подставить плечо тому, кто нуждается в помощи, – это здорово и приятно, особенно когда видишь, что человек воспрянул духом. Но здесь был какой-то другой случай. Её отчаянье походило на бездонный колодец, вытягивающий из Джорджа и силы, и радость, но самой ей при этом ни легче, ни лучше не становилось. Непостижимо, но он впервые почувствовал себя сиротой, когда наконец-то обрёл семью.

– Что у Джорджа с лицом? Мне кажется, он плакал, – заметил мистер Гилмор, когда тот ушёл в школу.

– Будем надеяться, золотая слеза не выкатилась, – оборвала его миссис Гилмор.

Он с недоумением посмотрел на жену. Он не понимал, что стало с Фелисити, – её словно подменили. Он вообще уже ничего не понимал в этой дурацкой, идиотической жизни, и, как Алисе в Стране чудес, ему делалось всё «страньше и страньше».

– Этот мальчик не знает, что подслушивать разговоры старших нехорошо, а уж встревать в них и подавно.

– По крайней мере, это снимает с него предыдущее обвинение, – грустно усмехнулся мистер Гилмор.

– Поговори с ним сегодня вечером. На холодную голову, спокойно, но убедительно. Он должен извиниться.

– Ему не за что перед нами извиняться. Он не сделал ничего дурного. Он заступился за людей, которые его растили и были к нему добры, не в пример нам с тобой. Любой порядочный человек поступил бы так же. И ещё хочу тебе напомнить, Фелисити. Это не он пришёл к нам на Олдрич-стрит, стал долбить в дверь и набиваться в сыновья. Это мы ввалились в его дом, навязались к нему в родители в надежде решить за его счёт свою проблему, а теперь тебе, видишь ли, противно смотреть, как он ест. Так ты, кажется, вчера высказалась?

– Во-первых, не так, во-вторых, у него тогда не было дома.

– Боюсь, что дома у него нет сейчас.

III

После уроков Джордж бесцельно бродил по улицам – с Нортроп-стрит на Элиот-плейс и обратно. В какой-то момент ему показалось, что в толпе мелькнула потёртая куртка мистера Уильямса. Джордж кинулся за ним и догнал у входа в подземку, но ошибся – это был чужой человек. Выбитый из колеи и окончательно расстроенный, он укрылся от дождя в телефонной будке и сам не заметил, как набрал номер Ржавого. Ему повезло: он застал приятеля дома, и они договорились о встрече. Когда Джордж пришёл на автобусную остановку, Ржавый уже был там. Его жёсткие волосы цвета медной проволоки торчали во все стороны, как иголки дикобраза, а маленькие смышлёные глаза смотрели прямо и независимо. Он сидел, по-хозяйски закинув ногу за ногу, и жевал жвачку, а увидев зарёванного Джорджа, надул пузырь больше собственной головы и, когда тот прорвался, спросил деловито: