Солнце в рюкзаке
Шрифт:
— Только нам бежать некуда, а им на лески.
— Раннинг?
Да тут Раннинг, хотел ответить я, но просто валялся и хватал ртом воздух.
— Уходим, Раннинг! У-хо-дим!
Я понимал — к нам пристрелялись, перезарядились… И сейчас грохнут прицельно. Но еще я понимал, что сам загнал под это дерево полумертвую Эбу, и потому… Потому, когда снова начал набирать пульсирующей силы синий луч, я скатился вниз и нырнул в пещеру и там впечатал в стену мокрую и глупую Эбу, которая сидела в уголке и держала на руках какого-то зверька.
Взрыв раскатился
Посыпалось все это не прямиком вниз, а по какой-то изогнутой траектории, но зато потом дело завершило рухнувшее в полуметре от нас исполинское дерево, пережженное посередине, словно какая-нибудь спичка. Оно тлело, но не разгоралось — слишком полнокровным оказался ствол.
Когда я обрел способность видеть и отбросил шилдкавер, который растрясло до полной бесполезности, то увидел в темноте раскрытый в ужасе рот Эбы и ее руки, сжимающие то ли кролика, то ли барсука.
— Да выкинь ты его! — проорал я ей на ухо.
— Раннинг!
— Живой.
— Беседует там с кем-то.
— Раннинг, накинь шилдкавер, я тебе квадрат подсвечиваю.
— Он сломался, — сказал я.
— Тогда беги на северо-запад.
Я снова подхватил на руки Эбу вместе с этим ее барсуком и выкопался спиной вперед.
На черном небе догорала последняя ракетница, ее ветром сносило вниз, и видно было только верхушки деревьев, а больше ничего, но мне было достаточно, чтобы определить направление.
Я побежал, пригибаясь настолько, насколько мне позволял вес Эбы. Хорошо, что ходил здесь днем — ноги помнили каждую кочку, а появившиеся преграды в виде поваленных деревьев я перепрыгивал на чистом автопилоте.
Все еще щелкали вокруг выстрелы, но уже неуверенно, как последние капли дождя, и попасться на них мог только круглый дурак. Метнулась однажды навстречу длинная тощая тень и успела даже замахнуться и сбить с меня расстегнувшийся шлем, но я отпустил завизжавшую Эбу и с остервенением прошелся по плотному чужому телу лезвием ножа. Тело отвалилось в сторону, я снова подхватил Эбу и свернул в заросли тлеющего кустарника, надеясь, что в эту дымовую завесу за мной никто не полезет.
— Заряда больше нет, — сказал Лайнмен.
— Волки тоже кончились, — ответил ему Квоттербек, и одновременно с этой его фразой я рухнул с какого-то обрыва и покатился вниз, кое-как закрывая собой Эбу.
И там, внизу, мне в висок уткнулось дуло автомата.
— Встать, — приказал голос, обычный голос, извне, а не из наушника.
Я медленно поднялся и увидел наглую ухмыляющуюся рожу Тайтэнда.
— Я тебя прикончу, Тайт, — выдохнул я и тут же вспомнил, что в моей нынешней ситуации нет ничего невозможного.
До утра мы отсиживались в овраге, наспех обтянув его защитными лесками. Лайнмен заряжал «Иглу», сидя в сторонке, и выглядел очень довольным — он собственноручно лишил Волков их главного козыря и выиграл противостояние «Игл». Тайтэнд тоже был доволен собой — на его лесках
Он отвел меня в сторонку, посадил на землю и внимательно осмотрел то, что сделала пуля с только-только заживленной мышцей. Оказалось, она разворотила и нарощенную ткань, и мою собственную, поэтому теперь было непонятно, куда лить искусственный наполнитель. Квоттербек ограничился тем, что заставил меня закусить ремень, и вытащил из раны пулю.
— Надо восстановить подвижность до того, как войдем в переход, — сказал он. — Если ты попадешь туда с такими повреждениями, переход их зафиксирует.
— А что мне нужно?
— Кусок мышцы. Выбирай донора, тебе никто не откажет.
Задал он мне задачку… я не мог обратиться к Тайту или Лайнмену, потому что и без того казался им обузой, но и просить о донорстве Квоттербека тоже не мог.
Так я сидел и молчал, держась рукой за плечо и заранее представляя весь мой нелегкий путь — с раной через переход, фиксация раны переходом, и вот на ринге инвалид, встречайте.
Шрамы куда ценнее гладких, нетронутых тел. Поэтому, сколько бы вы меня ни кромсали, толку не будет. Просто добавятся шрамы. Моя история и моя память.
Если после Матча я встретился бы со всей серией моего Квоттербека, то узнал бы его моментально… и не только по шраму на плече.
Квоттербек стал моим донором, кто же еще? Колдовал над пересадкой рукастый Тайтэнд. Он обложил обе раны салфетками, пропитанными антисептиком, обколол их со всех сторон, растянул щипцами и пересадил нужные ткани так же легко, как потрошил дичь. Рану Квоттербека он залил универсальным наполнителем и быстро зашил, сломав крючковатую иглу. Мою рану он зашил начисто, безо всяких искусственных добавок, и сверху заклеил теплым широким пластырем.
Впрочем, операцию сложнее представить трудно — при наших общих группах крови и близкородственных первичных заготовках.
После операции меня освободили от обязанности нести вахту, и я завалился спать, напрочь забыв про Эбу. Оказалось, о ней помнил Квоттербек, который скормил ей кое-что из наших запасов и поделился термоодеялом из запасов «Доброго».
Остаток ночи прошел спокойно. По очереди дежурили Тайт и Лайнмен, причем Тайтэнд сокрушался о пропавшем мешке с консервами и мешал мне спать, так что я пролежал до утра в какой-то болезненной полудреме, а вскочил с первой росой бодрый, хотя и несколько обескураженный.
Тайтэнд и Лайнмен сидели на корточках перед Эбой, и никто даже не собирался заниматься завтраком, хотя напряженная ночь требовала восстановления ресурсов.
— Иди посмотри, — позвал Лайнмен, заметив, что я проснулся.
Я подошел ближе.
— Никому не отдает, — сказал Тайтэнд и показательно потянул из рук Эбы завернутого в разноцветные тряпки зверька.
Эба тут же заверещала и умолкла, как только Тайт отпустил ткань.
— Я еще вчера ей говорил, чтобы выкинула, — сонно сказал я. — Кто хоть там?