Солнце в рюкзаке
Шрифт:
Лайнмен запустил наспех изготовленное поле, подключил питание и стал ждать, не зная, каким окажется результат.
Он сидел один на краю, держал в руках «Щелчок» и был готов пустить себе пулю в лоб, если бы меры, подсказанные ему Квоттербеком, оказались для нас смертельными.
Лайнмена от экспансии колониями тетракла защитил готовый к отражению любой атаки бронированный «Корпус», и весь его ресурс сейчас он переключил на нас, сотворив поле такой силы, что перегородки «консервных банок» рассыпались в пыль, вернув нам плоть и кровь, правда, несколько видоизмененными.
Когда Лайн снял поле и понял, что все мы кое-как
Большой и медлительный, он бродил в сумерках, обживая лагерь за всех четверых, а потом сел у костра и попытался собрать переносную станцию переливания искусственной крови.
Навыка работы с медицинской техникой у него не было, схем он не знал и действовал наугад, но в конце концов собрал что-то, что смогло влить в Квоттербека пол-литра витаминизированной крови, смешанной со зверской дозой стимуляторов.
Регенерация наших организмов сравнима только с регенерацией технического мяса. Процессы, протекающие в нас, нацелены только на то, чтобы заживать, срастаться, восстанавливаться и восполняться. Искусственная кровь и реактивы, которыми кормят технику, вполне годятся и для нас. И не важно, что мы испытываем, гоняя по венам то, что заставляет работать оружие и боевые машины.
Квоттербек, очнувшись, тут же занялся всеми этими процессами. Он наладил смесители плазмы и реактивов, извел все инъекторы и стимуляторы, но добился того, чтобы наше сознание прояснилось.
Лайнмен все это время сидел над костром и потом с радостью раздал нам по фляжке с пресным, но необходимым для восстановления супом.
Изодранное, окровавленное колено Квоттербека — это было первое, что я увидел. Посмотрел выше и понял, что он улыбается. Синие тени у его глаз разгладились, длинные ресницы прикрыли заблестевшие глаза. Он одержал победу — мы одержали победу, и было чему радоваться.
Маленькое тепло разгорелось во мне, а потом явился Лайн и заставил меня есть.
Я сидел в спальнике, весь опутанный трубками, рядом шипел аппарат искусственной крови, к которому я уже привык как к родному. Лопнувшее над коленом мясо Квоттербек зашил, и свои длинные раны тоже, и в итоге мы стали похожи на какие-то диковинные штопаные коврики. Тайтэнд угрюмо сидел в темноте. Рядом с ним тоже шумел аппарат, один на двоих с Квоттербеком. Швов ему накладывать было некуда, стимуляторами он был обколот со всех сторон, но оставался таким же скучным и молчаливым.
Квоттербек поглядывал на него с немым вопросом, но Тайт только опускал глаза.
Вся эта напряженная обстановка портила мне ощущение команды, и я волновался, надеясь, что скоро все разрешится.
— Солнце валяется внизу, — нерешительно напомнил Лайнмен, принимаясь кашлять. Вечерами его особенно прихватывало. — Спуститься, что ли, забрать…
Это был то ли вопрос, то ли предложение.
— Забери, — сказал Квоттербек. — Под третьей фазой.
Неповоротливый в своем светящемся
Тайтэнд напрягся еще сильнее, а потом отбросил фляжку и лег на спину, подложив руки под голову. Его лицо разгладилось, и только губы зло подрагивали.
— Мне еще рано делать выводы, — вполголоса сказал Квоттербек.
Он держал плечи упавшими и осторожно отсоединял от себя иглу аппарата. С иглы сорвалась тяжелая капля крови.
Тайтэнд, глядя на него, тоже отсоединил иглу и медленно поднялся.
Они остановились друг против друга, оба окровавленные и уставшие, оба зараженные тяжелой болью восстановления.
Тайтэнд смотрел с вызовом, а Квоттербек — испытующе.
— С вами всегда было сложно справляться, — сказал Квоттербек. — Сложные вы ребята.
— Так не брал бы! — прошипел Тайтэнд, весь дрожа. — Не брал бы! Я тебе с самого начала сказал, что во мне намешано!
Он и злился и страдал одновременно.
Лисичка, которая шла за Тайтом по переходу. Вот она, его лисичка, которую он никак не мог уговорить бросить рытье нор…
Я понимал, почему Квоттербек его взял. Ведь меня же — взял…
— Я должен был туда залезть! — выкрикнул Тайт почти страдальчески, словно его пытали, резали или отрывали ему руки. — Я должен был понять, что мы тащим… А тащим мы, между прочим…
Квоттербек не дал ему договорить. Я уловил это короткое движение — он качнулся чуть назад, подался вперед и прямым страшным ударом заставил Тайта заткнуться.
Тайтэнд устоял, но согнулся, держась за лицо обеими руками. Меж пальцев у него лилась только что вкачанная искусственная кровь.
Квоттербек отошел в сторону и присел у костра. Он задумчиво смотрел на огонь, и белые блики вылизали его лицо до полной неподвижности. Все мы молчали, я вообще желал проснуться еще раз и вспоминать это как короткий кошмарный сон, но потом появился Лайнмен с Солнцем за плечами, выкатил его в центр, розоватое, горячее, и возле него Квоттербек в полный голос объявил о дисквалификации Тайтэнда на третьей линии игрового поля.
С того момента я смотрел на Солнце как на опасное животное.
Забегая вперед, я скажу, что Тайтэнд остался с нами до конца этой линии. Это значит, что нам не собирались давать замену. Уже тогда наша команда благонадежной не считалась.
Идти дальше с обреченным Тайтом было так же сложно, как если бы нам пришлось нести его труп. Мы вяло следовали «грибной» траектории и совершенно наплевательски относились к вопросу безопасности. Просто отмахивали километры по гигантским площадкам, кое-где перекидывали мостики, кое-где останавливались отдохнуть, но как-то автоматически и без азарта. Я все смотрел на Тайтэнда, на его худое злое лицо и дурацкий кусочек заячьей шкурки, прикрепленный к шлему, и думал — что заставило его полезть в это чертово Солнце? Квоттербек сказал — они все такие неуправляемые. Все они — это Игроки с геномом животных. Геном значительно повышает некоторые показатели, например обоняние и слух, но он же дает психике какую-то разболтанность, непредсказуемость. Их берут в Игру только под честное слово Квоттербека, которому в итоге и отвечать.