Солнце в рюкзаке
Шрифт:
После толстяк вручил мне два талона. На каждом красовалась фотография и краткое описание.
— Ваш пропуск на пятую линию.
На одном талоне я увидел лицо Лайнмена, на втором — Квоттербека.
— И что?..
— Одного из них, — сказал толстяк, — вы в течение трех суток должны найти и убить.
И ловко шлепнул на талоны густые фиолетовые печати.
— Напарник ждет, — сказал толстяк.
Я вскинул «Щелчок», и тогда он покачал головой, глазами показывая на многочисленные ниши, тянущиеся вдоль потолка. Я кожей ощутил — там сейчас взводят курки.
— Вы играете, — ласково сказал толстяк, — и мы играем…
Выходит, они здесь, в городе под названием Кремань…
Я сгреб талончики в карман.
— Оружие оставить можно?
— Нужно, — улыбнулся толстяк и постучал по конторке карандашом. — И шлем можно. Вам потом пригодится, когда дойдете до конца линии. И рюкзачки свои там найдете, и это ваше… Солнце. Мы же не изверги, а болельщики. Просто берем разумную плату за открытый нашими стараниями проход… Весело? Очень. Справедливо? Конечно. Вы-то с нас сколько берете… Ваша дверь — третья справа прямо по коридору.
Какой же я болван! Квоттербек отдал Тайта на штрафную, но пытался держать оставшихся вместе. Команду развалил не он, а я.
Пока я искал нужную дверь, расслышал голос толстого за стеной: «Все! Все прошли… Трое. А Тайтэнда они просрали…»
Вот тебе и болельщики. Недаром четвертая линия считается самой сложной, сложнее пятой. Через дверь я вышел на узкую улочку, по бокам которой громоздились лопнувшие вдоль и поперек здания. Из них торчали какие-то столы, бархатные кресла и цветные абажуры, в окне второго этажа висел рояль и кусок кружевной занавески. Прямо под моими ногами валялся горшок, из которого высыпалась земля и засохший кустик. Занимая всю дорогу, напротив рычал и плевался черным дымом выкрашенный в серо-желтый, колючий вездеход. Техника эта была из тех, что реактивы не жрет и мышц не имеет — чистая механика, железо, шестеренки.
Из вездехода торчал кто-то в танкистской шапке и грязной рваной майке на голое замасленное тело.
— Журов! — проорал он, заглушая рев двигателя. — Твой инструктор! Один не справишься!
— Вылезай, — сказал ему я.
— Что?
— Вылезай!
Он вылез и пошел навстречу. Тощий он был, жилистый, с умными темными глазами и детским, но очень изжеванным лицом.
— Журов, — сказал он еще раз, думая, что я не расслышал, и зачем-то протянул мне руку.
За эту руку я дернул его к себе, развернул и впечатал в грязную кирпичную стену, в шею воткнув ему ствол «Щелчка».
Он выдохнул и замер, косясь на меня встревоженным черным глазом. Пахло от него старой механикой и чем-то горьким.
— Не справишься один, — прохрипел он, напрягая шею.
Я не собирался его убивать. Я должен был определить иерархию в нашем «альянсе». Кто сильнее, тот и главный. Проверка показала, что руководить буду я.
— Ты кто? — спросил я, ослабляя захват.
— Кто я? — глупо переспросил он.
— Какая серия?
Мне казалось, он отупел от ствола «Щелчка».
— Я твой напарник, — терпеливо объяснил он. — Журов… Вон наш «Пыж»… транспорт. А стоять так здесь опасно, на тебя же тоже дана ориентировка…
Это заявление я оценил и под прицелом поволок его к «Пыжу». Тот стоял и пыхтел, разогретый до состояния сковороды. Внутри этого «Пыжа» было еще жарче, словно на Солнце уселся. Еще там было тесно, на полу валялись
Журова я отпустил, и он с грохотом захлопнул дверцу.
— Поехали, — сказал я. — Туда, где безопаснее.
— Вот карта, — сказал Журов, потирая спасенную шею, и подал мне грязный рваный лист плотной бумаги. — Смотри сам, где твой Квоттербек тебя искать не станет.
Значит, все-таки, Квоттербек, с неприятным чувством, похожим на страх, подумал я. Я отдал ему душу, но после случившегося с Тайтом не мог полностью доверять. Вдруг он сочтет, что моя жизнь — приемлемая плата за прохождение четвертой линии? Меня убить проще, чем Лайна, у которого к тому же заряжена «Игла». И плевать тогда, что я второй по ценности Игрок в команде… Квоттербек выберет меня.
Куда же?.. Куда деваться, где он не будет меня искать?
Я Раннинг. У меня самая высокая мотивация к победе. Это значило, что я готов был положить под нее труп Лайна, лишь бы закинуть Солнце на ветку. Это значило, что я должен был не показываться Квоттербеку на глаза, потому что убить меня было легче легкого.
Я вертел карту туда-сюда, пытаясь начать думать, как Квоттербек, но добился лишь того, что стал думать как последний болван, прямолинейно и убого.
— Покружи пока, — сказал я этому Журову, понимая, что оставаться на месте нельзя.
Он охотно вцепился в какие-то рычаги, задергал их, и «Пыж» покатился по улице, воя, словно стая волков.
Я расстелил кое-как карту и всмотрелся. Судя по ней, Кремань с высоты птичьего полета выглядела как круглый торт, разрезанный на куски. В центре белел пятачок площади, от которого рассыпались радиальные нити улиц. Под городом, внизу, были обозначены еще какие-то районы, но они были жирно перечеркнуты маркером.
— Это что?
Журов покосился.
— Отстойники. Там ни одного нормального человека.
В Отстойники отправился бы Тайтэнд.
— А здесь?
— Здесь гостеприимцы. Развлечения, покер, дамы… Ну, ты понял.
Я ничего не понял. Мне не хватало ума, чтобы создать какую-то стратегию или соорудить план действий. Я был глупым Раннингом, черт возьми, а не Квоттербеком, мои шансы выжить падали с каждой минутой бездействия и раздумий.
Лайнмен наверняка окопался где-то в полном вооружении и сидит, готовый к обороне. А что делать мне? Он не будет охотиться — не его это специализация.
Я раздумывал и очнулся только тогда, когда «Пыж» дернулся и встал намертво. В смотровой щели показалось какое-то движение, быстрое и суматошное. Журов выпрямился, выбил руками люк и безмятежно уставился на улицу, дыша вонючим дымом через маленькую белую палочку. Я помедлил, отложил карту и тоже поднялся.
По пыльной белой дороге вдоль и чуть наискосок бежал тощий паренек с маленьким рюкзачком за плечами. Бежал он, с моей точки зрения, безобразно — ноги ставил вкривь и вкось, никакой цели перед собой не имел, смотрел вперед обезумевшими глазами и весь болтался из стороны в сторону. Завидев «Пыж», он радостно вскрикнул и торопливо заковылял в нашу сторону. Я не сразу понял, от чего он убегает, но потом позади него показались пыльные фонтанчики, взбитые пулями, а потом и сам преследователь, увешанный пулеметными лентами и почти голый. На нем болтались только грязные рваные штаны.