Солнце в рюкзаке

Мелемина Евгения

— Раннинг, — сказал Андрей, очень стараясь, чтобы прозвучало как имя.

Раннинг посмотрел на него — нехорошо посмотрел, таким взглядом, который уже ничего не выражает и обернут не вовне, а внутрь себя.

Это первая стадия, подумал Андрей. Теперь точно конец, никакой сон не поможет. Ему показалось, что бессмысленно стоять здесь и пялиться на колбу, что нужно скинуть халат и пойти… вымыть руки. Но Раннинг закрыл глаза и продолжил — темные пятна крови с каждым словом вырывались из его рта, как пар в холодную погоду.

У меня было

пятьдесят пять секунд. Вихрь шел с юга, и Солнце лежало рядом, черно-красное, как свалившийся только что с неба метеорит, и такое же горячее, наверное. Под ним трескалась земля, вот что.

Квоттербек стоял сосредоточенный и серьезный. Губы-шрам…

Мы не прощались, не говорили никаких слов, да вообще… вели себя так, словно впереди еще сотня линий. Тайтэнд болтался у входа в пещеру. Жить ему оставалось не больше минуты — или меньше, потому что я должен был справиться быстрее. После того как Солнце и Луна окажутся на Ветках, поле Последней Анестезии закроется для Игроков навсегда, переходы превратятся в прогулочные аллеи, мертвые зоны потеряют свои свойства… Поле превратится в банку, с которой рачительный хозяин изредка стирает пыль в ожидании знаменательного дня, когда придет время снять ее с полки, распаковать и полакомиться тем, что внутри.

Тогда я всего этого не осознавал, конечно. Просто знал, что после пятого сезона поле закроется.

Вихрь показался — лилово-белый, словно венами опутанный. Он шел медленно — я знал, что на той стороне так же ожидает своего, красно-черного, Раннинг команды Луны.

Ветка торчала впереди. Казалось — рукой до нее подать. Я думал о будущих Матчах, о том, что, наверное, мне хватит пары дней, чтобы снова прийти в форму и снова оказаться на первой линии перед новым Квоттербеком.

Вихрь шел — пенная его шапка подползала под наши ноги.

— Давай, Раннинг, — приглушенно сказал Квоттербек.

Я обернулся. Рыжий невыносимый Тайтэнд кивнул мне и сделал жест, по которому было ясно, насколько он низкого мнения о моих способностях. Глаза у него были прозрачные и темные.

Пенная шапка Вихря доползла наконец.

— Пошел! — крикнул Квоттербек, потому что ветер поднялся оглушительный.

Он дотянулся рукой до моего шлема и захлопнул пластину шилдкавера — я о ней совсем забыл. А в следующую секунду меня придавило такой тяжестью и болью, что… что я без проблем могу терпеть то, что происходит со мной сейчас.

Солнце навалилось сзади, влипло мне в позвоночник, в плечи, впечаталось, как следы в горячий асфальт. Если бы мне пришло в голову вдохнуть, легкие бы я выплюнул в состоянии жареного рыбьего пузыря. Я не дышал. Падал, распластанный всей этой хренью, и мечтал не промахнуться.

Не промахнулся — Квоттербек спихнул меня очень удачно, не в эпицентр, откуда не выберешься, а с краю, где температура и направление ветра работали на меня, а не против.

И тогда я понял, что значит быть Раннингом.

Мои пятьдесят пять килограмм веса, мой маленький рост и все, над

чем постоянно издевался Тайт, — все это превратилось в идеальное подспорье — Вихрь облегчил груз Солнца, охладил его до переносимой температуры, а меня заставил почти распластаться над землей — и бежать так, как я никогда не бегал.

Вот я, Раннингбек команды Солнца. Я — кровный родственник скорости и выносливости. Я — гордость команды, второй по значимости Игрок и имею самую высокую мотивацию к победе.

Я могу развивать скорость, превышающую скорость биотических машин, я могу взять старт из любого положения, я неутомим и способен менять траекторию передвижения под любым углом, не теряя при этом ни одной лишней секунды.

Я — Раннинг.

Я до сих пор ощущаю напряжение в ногах, когда вспоминаю тот забег, напряжение и боль в мышцах. Это называется — фантомные боли?

Наушник щелкнул, и я услышал:

— Молодец, Раннинг.

Неужели все?

Я уткнулся в металлическую станину Ветки. Наверх вела лестница, а напротив, держась за такую же лестницу руками, стоял Раннинг Луны — согнувшись. Его шатало, но он упорно цеплялся за лестницу — отдыхал, выделив себе две или три секунды. Вокруг него бился черно-красный горячий Вихрь.

Мне отдыхать было некогда — рывком я вскинулся на первую ступень и полез вверх, поддерживаемый ослабевающим холодным ветром. Площадка, ребристая и узкая, задрожала под ногами.

Солнце я сбросил с плеч в предназначенное для него гнездо, и оно крепко схватилось в пазах, со щелчком и сытым гудением. На противоположной стороне площадки я увидел Луну, тоже свалившуюся в гнездо, а над ней — обмороженного Раннинга, с которого кожа слетала синими лохмотьями вместе с лоскутами обмундирования.

«Не пялься по сторонам».

Солнце выбросило подсвеченную линию, по которой сплошным потоком потекли знаки, цифры, символы… Я держался за Солнце обеими руками, чтобы не упасть, и запоминал…

— Как запоминал? — не выдержал лингвист. — Повторял про себя или сравнивал с какими-то образами?

Раннинг покусал губы, но все-таки ответил:

— Как маршрут. Как если бы мне пришлось бегать по ним — по всем этим символам, буквам и знакам.

— Бесполезно… — спустя минуту общего молчания сказал лингвист и со злостью дернул рукой. — Хотите расшифровать? Лезьте в колбу, уважаемые! Становитесь Раннингами! И никак иначе…

— Подожди, — перебил его Андрей. — Раннинг… почему ты не хочешь отдавать нам код?

Некоторое время Раннинг молчал, глядя сквозь потемневшую от крови жидкость.

— Потому что я оставил там Квоттербека, — наконец твердо ответил он. — Я не открыл ему транспортировочный переход.

— Он тебе что-то сказал?

— Я видел его сверху, с Ветки. Этого было достаточно.

— Прошло двести семьдесят лет! — взвыл лингвист, хватаясь за голову. — Он не мог столько прожить, его сейчас там нет, а код… он нужен, там же тетракл, как ты не понимаешь…