Солнце в рюкзаке
Шрифт:
— Я понимаю, — неожиданно мягко сказал Раннинг. — А вы нет.
Он закрыл глаза и умолк.
— Предлагаю остановить расследование, — произнесла Анечка. — Андрей.
Лингвист с грохотом сворачивался. Его лицо покрылось красными пятнами. Фред стоял неподвижно, поблескивая стеклами модных прямоугольных очков. Анечка подошла к колбе и сказала свое коронное:
— Бедный… Все закончилось. Все. Потерпи еще немного.
Раннинг слабо шевельнулся. Дрогнули губы, складываясь в короткую улыбку, от которой на щеках
На экране еще билось живое сердце, но Андрей без колебаний потянулся к нужным кнопкам. Колба вздрогнула и медленно затянулась черной пленкой, превратившись в саркофаг. То, что сделает с телом Раннинга ликвидационная жидкость, не хотел видеть никто.
Наступила тишина, оборудование гасло.
— Все? — спросила Анечка, заглядывая через плечо Андрея.
— Да.
— Сливай колбу… и пойдемте ужинать, наконец!
Глава 7
Категория «А-12» заперла команду ученых в научном комплексе. Пока шло расследование и принимались решения, что делать с полученной информацией и как ее скрывать, выйти из комплекса было невозможно.
Ужинать пришлось в маленькой столовой, которой обычно никто не пользовался во избежание приема вредной синтетической пищи.
Конвейеры подали тарелочки с мясом, похожим на хлеб, и хлебом, похожим на картон. Прибыли красные стаканчики сока из искусственной вишни, запредельно сладкой.
Двери столовой предусмотрительно заперли. Зажегся неяркий свет, холодно рассыпавшись на поверхности пустующих столиков.
Анечка убежала с докладами, и без нее в представлении Андрея наука как-то пошатнулась. Вишни, например… почему такие сладкие?
Анечка бы объяснила: потому что, Андрей, у них командно-иерархические отношения…
— Все это было триста лет назад, — вяло сказал Фред, ковыряя вилкой кусок волокнистого мяса. — Естественная эволюция исследовательского процесса без ошибок не проходит.
— Финансирование было минимальным, — напомнил лингвист, дергая кадыком. — Психология другая.
— Все идет по дуге улучшения, — подхватил Фред. — Сначала их связывали по двое и приучали к потерям методом… гм… искусственным. Потом — снижали эмоциональность, убирали амплитуды смены настроения. Теперь — сам знаешь.
— Психологам запись отдадим, — пообещал лингвист. — Пусть соотнесут его мотивацию с ценностями стандарта модели. Если не совпадет — поднимем записи с Комиссии, на которую его гоняли. Вдруг там какой умник ляпнул ему, что он человек и право имеет? Всякое бывает.
— Велициевы сонмы! — печально воскликнул Фред. — Что же вы такое?.. Нутром чую — физика. Моя стихия. Взломать бы нам эту кубышку наконец… Неужели нет других способов?
— Нет, — покачал головой Андрей. — Это то же самое, что сломать рельсу о колено. Слишком примитивная система.
Некоторое время все молчали и усиленно
Фред отложил вилку, обмахнул бороду салфеточкой и сказал проникновенно:
— Андрей, будешь продолжать в том же духе, я с тобой рядом не стоял и ничего не слышал. С Основным Правилом знаком, что там несет доктор Новиков — не понимаю. И вообще, проверьте его на профпригодность. Нервы, знаете ли.
Андрей поднял на него глаза. Фред смотрел на него благодушно и очень дружелюбно. Лингвист скреб вилкой по тарелке и делал вид, что ни при чем.
Пять лет в одной команде, подумал Андрей. Пять лет.
— Зря вы так надрываетесь, — сказал он наконец и брезгливо отставил стакан с жирными алыми вишнями. — Я врач, а не археолог… Копаться в старье — не моя профессия. Должен же просто был кто-то его держать.
— А, — понимающе улыбнулся Фред и закивал. — Должен, должен.
На выходе из столовой Андрея поймал за руку взволнованный и бледный Костюченко.
— Ну? — с волнением спросил он. — Нам материалы передадут? Андрей! Хочешь, я твою фамилию в диссертацию впишу? Так и начну — «при неоценимом вкладе доктора А. Новикова мной было установлено…»
Ночевать пришлось в маленькой комнатке, напоминавшей каюту космического корабля. Андрей раньше много летал и хорошо помнил и узкие пластиковые полочки-кровати, и выдвижные столики. Летал — по мелочи. Охотился на зеленых белок в Караббии, собирал образцы какой-то слизи на Са.
Объективно — занимался ерундой, но вечно гнался за важностью происходящего. Гордился набитыми белками, с замиранием сердца ждал результатов анализов мерзкой слизи, надеясь, что открыта новая форма вирусного сообщества.
По настрелянным белкам он оказался во второй сотне охотников, а слизь обнаружила следы недюжинного интеллекта и удрала с корабля, так и не соизволив оказаться вирусным сообществом.
Институт биоинженерии — лучшее место для желающих совершить невероятное, но и здесь отличиться не удалось. Андрей месяц за месяцем наблюдал многочисленных Тайтэндов и Лайнменов, у которых сроду ничего не болело, а любая рана закрывалась самостоятельно через пятнадцать минут после повреждения.
Пил кофе с Анечкой, приглашал на свидания и как-то ненавязчиво перебрался в категорию ее запасных любовников — без особого интереса и трепета, просто было приятно.
Курил с Фредом в запрещенных для курения местах, следил за составами реактивов.
Пять лет болтался без дела, субъективно если.
И вот выпало же расследование, думал Андрей, и так и сяк мучая несчастную беленькую подушечку, не желавшую стать мягкой. Выпал шанс, случай… И что?
Мерзко на душе.
На потолке — синяя злобная лампа.
Андрей долго смотрел на нее, пока глаза не заболели, а потом поднялся, поняв, что заснуть не сможет, и развернул на выдвижном столике полотно «Линии».