Солнце в рюкзаке
Шрифт:
Его, Лайна, мало волновало, мертвая там зона или нет, — он был готов нас защищать, и я долго ему умилялся, пытаясь отвлечься от страха. Тайтэнд ходил и ругался вполголоса, размахивая спальником, как флагом, но потом оставил это бесполезное занятие и тоже лег, предварительно отобрав у меня котелки.
— Тебе ничего доверять нельзя.
Я спорить не стал. У меня внутри дрожала туго натянутая струна, и Тайтэнд со своими претензиями по сравнению с ней за проблему не считался.
Это эмоциональность, уверял я себя. Нужно перетерпеть, задавить равнодушием… Ну! Раз-два-три,
Дрожал.
Раз-два-три.
Великий Аттам, а…
Чтобы заняться хоть чем-то, я распустил шнурки ботинок и взялся растирать ноги. Усталости не было, а вот перенапряжение я поймал. Слишком много расходовал энергии, часть — явно вхолостую. Мне не следовало обращаться к резервам, сообразил я, в этой гонке было достаточно основного запаса сил. Но что сделано, то сделано — мышцы окаменели, судороги постоянно на подходе.
Так я и сидел, борясь попеременно то с дрожью, то с эмоциями, то с ногами, до тех пор, пока Квоттербек не приподнялся на локте и не приказал:
— Спать.
— Я не могу…
— Ложись.
Он поначалу никогда не давал мне договорить.
Ну, я лег, внутренне злорадствуя по поводу того, что на этот раз приказ Квоттербека выполнен явно не будет. Лег и сразу заснул.
Потом оказалось, что спал я так крепко, что утром меня никто не стал будить. Квоттербек и Лайнмен успели спуститься в долину и разведать обстановку — нам повезло, первая линия болела за Солнце, о чем оповещали вывешенные над небольшим селением флаги.
К тому моменту, как об меня споткнулся Тайтэнд, они уже вернулись и сидели над картой, внося в нее правку — все населенные пункты должны были быть отмечены на случай последующего изменения поля или неудачного перехода.
Я выбрался из спальника и молча взялся за еду, внутренне злясь на Квоттербека — он явно внес меня в список бесполезных Игроков и обращался так, словно я только вылез из колбы и меня надо учить ходить.
На самом деле Раннингов не надо учить ходить и даже бегать — это первое, что в нас вложено. А вот нервы у Раннингов слабее, чем нервы Лайнменов и Квоттербеков. Точнее, психика Раннингов должна быть гибкой и приспосабливаемой к изменениям. Это дает некий внутренний дисбаланс, но он должен быть в пределах допустимой нормы. Насчет Тайтэндов не знаю. Им, видимо, прикручивают руки, а остальное бросают на самотек.
Пока я раздумывал о рождениях по правилу Аттама, Тайтэнд сделал неожиданное — подошел и бросил мне на колени маленький тяжелый «Щелчок» — индивидуальную стрелковую игрушку, в умелых руках способную воробью глаз выбить.
— Пойдем постреляем, — сказал он. — А то черт знает, чем нас там болельщики кормить возьмутся.
Я нацепил куртку и шлем, дождался кивка Квоттербека и пошел за Тайтом в зеленые шумящие кусты, которые он ловко раздвигал плечом.
С веток сыпалась крупная холодная роса — заодно и умылся. Солнце бросало лучи прямо сверху, вертикально, и они держались за рыхлую землю, как воткнутые спицы. Через пару шагов начинался крутой склон, за который даже кустарники цеплялись с трудом. Приятно пахло мокрой листвой.
Тайт повернулся
Мы остановились внизу, над уступом, уходящим вниз почти под прямым углом. Склон порос тощей травой и настырным густым орешником.
Несколько орехов Тайт сорвал и сунул в сумку, я последовал его примеру, но пробовать их не стал.
— А теперь — тихо, — шепотом сказал Тайт и бесшумно заскользил вниз.
Как можно тише я скатился следом, и Тайтэнд посмотрел на меня не то что одобрительно, но без бешенства — точно. Я только сейчас рассмотрел — глаза у него тоже рыжие, с зелеными крапинками и внимательным глубоким зрачком.
Неплохой, наверное, парень…
— Раннинг!.. Эба твоя мама!
Пока я разбирался в произошедшем, поднимал «Щелчок» и тыкал им в разные стороны, Тайт уже вломился в заросли орешника, и оттуда ударило два коротких выстрела.
А потом рядом со мной взлетел «пень». Он стоял здесь давно, трухлявый и ободранный, никого не трогал, но от звука выстрелов забился и с трудом поднялся в воздух, роняя всяческий сор и пыль.
От неожиданности я вскинул «Щелчок» обеими руками и нажал на курок.
«Пень» обрушился вниз, а из кустов показалось удивленное лицо Тайта.
— С почином, — сказал он, поднимая «пень» за желтые лапы. — Жирный.
Он посмотрел на меня и развеселился:
— Еще побродим? Здесь уже всех распугали.
— Давай, — легко согласился я, таща из его рук мою добычу. Меня дергало от азарта и запаха крови. — А у тебя что?
Тайт расстегнул сумку и показал два желтоногих «пенька» поменьше.
— Здесь много, — сказал он. — Я ночью учуял…
И тут у меня щелкнул наушник и голосом Квоттербека сказал:
— Возвращайтесь.
— Не линия, а курорт, — проговорил Тайтэнд, карабкаясь наверх.
Я обогнал его безо всяких усилий и остановился:
— Я рожден не Эбой, запомни ты раз и навсегда.
— Знаю, — ответил Тайтэнд и заскользил. Из-под его тяжелых шнурованных ботинок потек сероватый песок.
Пришлось подать ему руку — он ухватился и подтянулся. Крепкий и жилистый.
— Так где вас таких тогда штампуют?
Не очень-то вежливая формулировка по отношению к Аттаму, но Тайтэнд и вежливость никогда рядом не валялись, поэтому я не стал заострять внимание на его тоне.
— В Фиолетовых Колбах. — Мне снова пришлось подать ему руку. Наверх он карабкался совершенно неумело.
— А я из Оранжевых.
Бывает. Что тут сказать? Поделились важным, но обоим все равно.
Но меня тогда уже начал занимать вопрос, откуда родом Квоттербек. С Лайном все было понятно — Синие или Белые… А Квоттербек?
Вы всегда боялись таких, как он, верно, господа Служители? Да что там. Вы боитесь всех нас. Служительницы Эбы смелее вас, господа Служители…
— Раннинг, бери Солнце, — приказал Квоттербек, и я полез в ремни. — Есть три правила общения команды с болельщиками — не удивляться, не нарушать, не конфликтовать. Сами увидите что к чему, поэтому просто помните о правилах.