Солнечное затмение
Шрифт:
– Иди, Фил! – еле проговорил он. – Тебе уже положили суп харчо. На второе будет баранина с картошкой.
Я отправился и, когда зашёл внутрь, оказался в просторном, чистом и очень уютном помещении, обставленном квадратными столиками на двоих, покрытыми толстыми тканевыми скатертями с цветами в вазах на каждом столе. Электрический свет в зале не горит и поэтому стоит небольшой полумрак. Посетителей не было вообще. Это было неудивительно, ведь за прошедший час с небольшим, что мы здесь находились, мимо нас не проехал ни один гражданский автомобиль. Пол застелен коврами, отчего было несколько стеснительно ступать по нему в пыльных сапогах. Я встал на входе, но женщина за прилавком, та самая,
– Заходи, заходи, парень! – показала в сторону расположенной в углу раковины. – Иди, мой руки и садись за стол, уже всё готово!
Я исполнил всё, что было предписано, и расположился за столом, положив автомат на колени. За столом уже дымился суп, стоит тарелка с солёными и свежими овощами, и тарелка с горячим лавашом. Суп был всё ещё неимоверно горячим и мне пришлось дуть на него, что давалось мне с трудом – так давно я не ел по-настоящему домашнюю пищу и так хотелось поскорее начать. Ещё мне интересно, где девушка, которая к нам подходила – она необыкновенно мила и приветлива, хотелось бы поблагодарить и её тоже! Да и что греха таить, хочется просто посмотреть на симпатичную молодую женщину, а по возможности и поговорить с ней. Хотя я даже не знаю, с чего это общение начать, я и вообще-то довольно стеснителен с девушками. Но девушки в зале не было. Возможно, это также связано и с особенностями менталитета и воспитания местных людей – возможно, незамужней девушке не положено находиться в одном помещении с посторонним мужчиной. Играет музыкальное радио – какая-то очередная новая поп-группа поёт какую-то совершенно новую песню, по крайней мере, для меня. Что-то про то, что «день уходящий не вернуть», и «не торопись пройти свой путь», вроде прислушался и нормально звучит, хорошо. Что за радио, интересно? Из развлекательных я знаю только «Европу плюс», но и на «Маяке» песни тоже включают. От нетерпения и голода я стал помешивать ложкой суп, чтобы он остыл побыстрее, и не успел приступить к обеду, как услышал, что к нашему перекрёстку подъезжает очередная боевая гусеничная машина – грохот её траков слышен в помещении. Я даже готов поручиться, что это именно наш третий экипаж БМП, застрявший позади, звук от неё тяжёлый, но не такой, всё же, как от танков. От одного сорокотонного танка Т-72 земля буквально дрожит на несколько сотен метров от него. Наконец, суп достаточно остыл, и я приступил к его поглощению. Какой же это суп! И жирный, и острый, и настоявшийся, с насыщенным вкусом – я дольше осознавал это, чем ел, ведь съел я его буквально за несколько минут.
Женщины тоже в зале не было, возможно у неё были дела «за кулисами», но только я закончил с супом, как она уже вышла из внутренних помещений с подносом, на котором также дымилось второе – жаркое из баранины с картофелем. Поблагодарив добрую женщину, я принялся за второе, как вдруг в кафе со всей своей обычной стремительностью ворвался наш снайпер Слава Мохов. Оглянувшись и не заметив хозяев (женщина опять растворилась в глубинах подсобных помещений), но разглядев меня, он деланно разинул рот и воскликнул:
– Вот так н'a тебе! Вот как вы тут устроились!
Я почему-то виновато развёл руками, приглашая его за стол. Он тотчас плюхнулся на стул напротив меня, так же, как и я, на колени положив свою снайперскую винтовку, и я смог его рассмотреть. Он был буквально чёрным от копоти: и форма, и лицо его – всё было чёрным, только зубы его белели, когда он открывал рот. Я предложил ему своё жарк'oе, но хозяйка вышла из подсобки, как из наблюдательного пункта, и сказала, что накормит столько солдат, сколько будет необходимо накормить. Слава пошёл умываться, а я – звать наш третий экипаж. Все явились тотчас же, а за моим
– А что с вашей машиной случилось? – спрашиваю Славу. – И почему ты такой чёрный?
– Да вообще не знаю, – отвечает он, быстро поедая харчо. – Что-то с подачей топлива неладно было, потом сами всё исправили. Ну, в смысле, Авдей с Бодровым всё исправили.
– А почему ты такой чёрный? – я повторил ещё один свой вопрос.
– Фил, ты что докопался? – начал нервничать Слава. – Мы все здесь чёрные от копоти.
– Ну, всё-таки не такие, как ты, – возразил я.
– Слушай, Фил, ты что нарываешься? – Слава был уже на грани взрыва. – Ложкой в лоб захотел?
Я промолчал и продолжил есть своё жаркое из баранины с картошкой.
– Там, представляешь, – через некоторое время сказал Слава (он уже совсем успокоился), – танкисты застряли.
– Это как?
– Да как, помнишь то место, где мы сломались? Перед солончаками?
– Конечно, помню, мы его объехали.
– Вот-вот, – продолжил он, отставляя пустую тарелку из-под супа и принимаясь за жаркое. – Только танкисты объезжать не стали, а поехали прямо через них, дорогу же видно было. И застряли один за другим все десять танков, некоторые аж по гусеницы закопались.
– Да уж, веселуха, – довольно невесело сказал я. – И что теперь?
– А что теперь? – переспросил он так, как будто ответ был очевиден (признаться, ответ действительно был очевиден). – Ремвзвод ждут. Сначала мы ждали, теперь вот они. Только если мы сами починились, то эти навряд ли сами выберутся.
– Ну, может, попробуют, – понадеялся я. – Брёвна для самовытаскивания ведь есть?
– Какие брёвна, Фил?! – чуть не закричал мой товарищ, что даже остальные повернулись на нас. – Ты этого просто не видел. Там у некоторых танков гусениц не видно – так залетели!
Я опять замолчал, ещё и потому что хозяйка принесла нам чай, а к нему – плюшки, свежие, горячие, политые сиропом. И так к каждому столу.
– Да-а, устроились, – протянул Слава, потягивая чай. – Неплохо-неплохо.
– Может, останешься? – предложил я.
– Да вот ещё! – возмутился он. – Сами стойте тут на вашем перекрёстке.
Обед подошёл к концу, мы поблагодарили хозяйку и стали выходить на улицу. Оказалось так, что я выходил последним и услышал позади себя:
– Подождите! – это была та самая девушка. Она протянула мне свёрток с какой-то очередной выпечкой. – Передайте Глебу!
«Вот это да!», – думаю, – «Глебушка здесь даром времени не терял, вот уже гостинцы получает». Сейчас мне удалось рассмотреть её получше. Девушка была очень симпатична, но затянута в водолазку, тугой жилет поверх него и длинную до пола юбку. В глаза не смотрит – наверное, особенности воспитания. Ай, да Глеб!
– А можно узнать, как вас зовут? – решил спросить я.
– Мадина, – сказала она тихо и собралась уходить.
– А я Филипп, – сказал я, но это обстоятельство её, по-моему, совершенно не волновало. Уже вполоборота она сделала неопределённый жест головой и ушла в свои подсобные помещения.
Я подошёл к нашим – они над чем-то смеялись. Оказалось, что Слава Мохов ехал с правой стороны башни, облокотившись на неё и постелив под собою светлый ватный матрас, у самого выхлопного отверстия машины, и БМП извергала из себя чёрный дым прямо на него и на матрас за ним. Он долго сидел в одной и той же позе, подогнув ноги и положив на них снайперскую винтовку, а когда покинул своё насиженное место, на матрасе остался лишь его белый силуэт в той же самой позе на чёрном фоне копоти. Смеялись все, включая и самого Славяна. Надо будет спросить, где он взял матрас.