Солнечные стрелы

Тарр Джудит

Нет, сказал Эсториан. Смотрины должны состояться сегодня. Скажем, через час-полтора.

Но, сир, заговорил регент с чрезвычайной деликатностью в голосе, сейчас при дворе, конечно, имеются знатные девушки, однако они...

Не сомневаюсь, что каждая из них была подготовлена к этому событию уже тогда, когда я пересекал границу Асаниана. Или вы хотите сказать, что невесты покинули столицу, не ожидая нашего вызова?

Ваше величество очень стремительный человек, сухо сказал лорд Фираз. В его голосе явственно сквозило неодобрение. Может быть, вы позволите нам назначить церемонию чуть позже, ближе к вечеру, когда дневная жара спадет и люди отдохнут от нее?

Я уже отдохнул, сказал Эсториан. Он улыбался. Вы будете находиться рядом со мной, чтобы я сделал разумный выбор. Регент наклонил голову и встал.

Как будет угодно вашему величеству, медленно произнес он. Зал императрицы располагался во внутреннем дворце за воротами, которые сторожили специально обученные охранницы и евнухи Золотого дворца. Много лет молчание этих покоев переплеталось с молчанием камня,

из которого были возведены эти стены, укрытые плотными старинными гобеленами. Гравировка колонн поражала своей вычурностью виноградные грозди набегали на пышные, диковинного вида цветы. Солнце скупо проникало сюда, сквозь узкие, забранные решетками окна, зал в основном освещался светильниками. Эсториан стоял в укрытии за троном, ожидая, пока в зале уляжется суета. Евнухи и охранницы толпились на почтительном расстоянии от своего господина, всем своим видом показывая готовность его защищать. От кого? Это он понимал плохо. Отец Эсториана погиб в императорских покоях, убийца был достаточно смел. Чтобы проникнуть в женский дворец, требовалось нечто большее, чем обычная смелость. Посягнувшему на жизнь императора грозила только смерть. Посягнувшему на честь императрицы грозила смерть медленная и мучительная, негодяй, застигнутый в стенах гарема, терял поначалу свои гениталии, а уж потом расставался с остальными частями тела. Из своего укрытия Эсториан хорошо видел все просторное помещение, наполнявшееся желтокожими девушками. Они трепетали скорее от спешки, чем от волнения и страха; гораздо больший трепет испытывали их братья и отцы, запертые в покоях внешнего дворца, разлученные со своими тетушками, женами и кузинами, толпящимися вдоль стен зала, которым бравые и наиболее смелые евнухи постоянно одергивали вуали, но не могли прекратить шелеста несмолкаемой болтовни. Стройная высокая фигура двигалась среди них, облаченная в асанианские платья, яркие черные глаза сияли на темном, не прикрытом вуалью лице. Эсториан вспыхнул от стыда. Увлекшись разглядыванием асанианских девиц, он проглядел появление собственной матери. Она не осуждала сына за спешку, ибо хорошо знала его нрав. Он всегда был подобен рыси, стерегущей добычу, таился и выжидал, сколько мог, потом совершал прыжок, мгновенно, без пауз. Он пошел навстречу пожеланиям асаниан, но даже в угоду своей матери не мог измениться. Сейчас он томится за темной портьерой, рассматривая набор невест, и это томление наверняка напоминает ему его детские годы, когда он, вот так же волнуясь, подглядывал за взрослыми. Его посадят на трон и станут подводить к нему кандидаток, поочередно рассказывая о каждой, расхваливая ее достоинства и умалчивая о недостатках. И вся процедура пройдет чинно и достаточно мирно, если он опять не задумает что-нибудь выкинуть. Он задумал кое-что выкинуть прежде, чем уселся на трон. Он стащил с себя восемь мантий, оставив на теле только две верхнюю и нижнюю, тонкую. Евнухи, разинув от изумления рты, остались сторожить брошенный на пол ворох тяжелых одежд. Он вышел в зал, минуя трон, что было выше понимания собравшихся на opnvedsps. Журчание голосов, пронесшееся по залу, являло собой грубое нарушение этикета, однако и сам император позволил себе неслыханное. Он вышел к своим подданным всего в двух покровах, словно простолюдин, претендующий на знатность. Грубый, долговязый, потерявший всяческий стыд варвар. Леди Мирейн обернулась на звук его шагов. У него защекотало в носу от ее взгляда. Он бережно поцеловал ей руку, хотя ему жутко хотелось прижаться к ней.

Ма, пробормотал он на языке ее племени. О ма! Они не пускали меня к тебе.

Как ты похудел! быстро проговорила она на том же наречии. Просто кожа да кости! Что они сотворили с тобой!

Это я сам. Он попытался улыбнуться. Сидел взаперти, без солнца, ты же знаешь, как это бывает.

Я никогда не довела бы тебя до такого. У него на языке завертелась колючка, но он не позволил себе пустить ее в ход. Он вновь склонился к рукам матери и поцеловал их с величайшей нежностью.

Сейчас говори тише, сказал он. Мы оба ведем себя не очень-то хорошо. Пойдем, ты поможешь мне выбрать желтоглазую женушку.

Но, заколебалась она, все еще говоря на языке своей юности, это, наверное, не одобряется их правилами. Ступай, я присоединюсь к тебе позже... Он затоптал в своей душе росток надежды на то, что мать велит ему немедленно убраться отсюда домой, в Эндрос, вместе с Вэньи, что она вновь позволит ему стать счастливым и безмятежным.

Идем, сказал он. Здесь лорд Фираз, он обещал рассказать мне, какая из этих дев посимпатичней и побогаче. А ты со своей стороны высмотришь мне самую чувственную из них, причем такую, которую не вытошнит на брачное ложе от одного вида бородатого дикаря.

Большинство из них и так уже без ума от тебя. Она подхватила его под руку и перешла на столичный асанианский диалект. Лорд Фираз, какое счастье видеть вас здесь! Как поживают все эти молоденькие леди?.. Они медленно двинулись через зал. Лорд Фираз, не забывая обмениваться любезностями с леди Мирейн, представлял ей каждую девушку, обстоятельно рассказывая о ее родословной, совершенно так, как если бы юная асанианка была породистой кобылкой, которую покупательница намеревается приобрести для своего племенного жеребца. Леди Мирейн держалась прекрасно, она расточала во все стороны очаровательные улыбки и задавала приличествующие своему положению вопросы. Эсториан безмолвствовал. Он примечал, кто из кандидаток украдкой бросает взгляды на его лицо и кто из них ухитряется не поддаваться вполне простительному соблазну удовлетворить свое любопытство. Он твердо решил вос принимать происходящее, как необходимое

зло, но не предполагал, что этого необходимого зла окажется так много. Он давно приметил пару золотистых глаз, мерцающих из-под синей вуали. Встречаясь с глазами Эсториана, они не опускались в испуге и не закатывались под потолок в припадке кокетливого жеманства. Они, казалось, дышали живой любознательностью, но их обладательница всегда умудрялась ускользать с пути императора, равно как и застенчивая хозяйка розовой вуали с выбившимся из-под нее соломенным локоном. Эти девушки постоянно держались вместе, затеяв с его величеством игру, подобную догонялкам, несмотря на то, что некое маленькое согбенное существо опекало беглянок и пыталось направить их на истинный путь, ведущий к брачному ложу. Леди Мирейн что-то сказала девушке, только что представленной ей, но Эсториан не запомнил ни слова из этой цветистой фразы. Синие и розовые пятнышки затерялись в калейдоскопе других цветов, и он напрасно вытягивал шею, пытаясь отыскать их. Однако в положении императора имелись свои преимущества. Толпа расступалась перед ним, как масло перед раскаленным ножом, и он был волен следовать, куда захочет. Эсториан оставил матушку и регента вести беседу с импонирующей им обоим лимонно-лиловой скромницей и отправился на поиски существа, способного без кокетства и трепета смотреть ему прямо в глаза. Дуэнья беглянок верно угадала его намерения. На пути к счастливому браку bqe средства хороши, и потому старая карга, бесцеремонно растолкав группу евнухов, загнала девушек в угол, образованный двумя полусомкнутыми колоннами, и оглянулась, как охотничий пес, ожидающий одобрения хозяина. Эсториан ус корил шаги, сдерживая невольную улыбку. Ловушка была хороша, он заполнил единственную имеющуюся в ней брешь своим телом и встал, прислонившись плечом к гладкому мрамору. Он старался по местным представлениям о приличиях держать губы сомкнутыми асаниане, подобно степным котам, обнажали свои зубы, только готовясь к бою. Одарив каждую из пленниц легким церемонным поклоном, он заговорил:

Милые леди, почему вы бежите от меня? Разве я слыву пожирателем детей или похож на монстра? Розовая вуаль спряталась за плечом подружки, синяя, глядя ему прямо в лицо смеющимися глазами, промолвила:

Милорд, конечно же, вы не красавец... по крайней мере по нашим канонам. Однако позвольте все-таки сказать, что вы интересный мужчина. Ясный и звучный голос. Немного, быть может, высокий, но в основном приятный. Эсториан вскинул брови и, иронически поклонившись, сказал:

Лучше быть безобразным, но интересным, чем красивым, но скучным.

Вы вовсе не безобразны, возразила она. Вы просто... другой. И пользуетесь огромным успехом. Это снимается? Он оглядел свои свободно болтающиеся одежды.

Надеюсь, что да. Она рассмеялась легко и беззаботно.

Не это. Другое. Кивком головы она указала на его руки. Каким-то шестым чувством он угадал, что ее интересует не их форма и даже не золотое сияние, исходящее от его правой ладони. Он повернул их, вглядываясь. В них не было ничего необычного, кроме яркого пылающего пятна. Длинные, немного костистые пальцы, узкие кисти, ладони, загрубевшие от поводьев и рукоятки меча. Она выпростала из-под платья золотистую, словно выточенную из слоновой кости ручку. Блеснули золоченые ноготки.

Вы ведь не родились таким, моя нянюшка мне все хорошо объяснила. Они натерли вас сажей, как только вы появились на свет, и продолжали делать это изо дня в день, пока сажа не въелась в поры. Тогда вы стали красивым по их представлениям. А какой вы в действительности? Нянюшка говорит белый как кость. Я же думаю, что коричневый. Белый цвет сажа превратила бы в серый. Эсториан в жизни своей не слышал такой чепухи.

Я такой, каким создан природой, сказал он. Ты можешь убедиться в этом сама. Потрогай меня, если хочешь. Он думал, что она не осмелится. Но девушка протянула ручку и прикоснулась к его обнаженному плечу. Сперва робко, словно привыкая, потом потерла сильнее, пытаясь оттереть краску, потом легонько ударила его, словно отгоняя надоедливого котенка.

У вас растет шерсть. Она указала на его бороду. Как у зверей.

Как у всех наших мужчин, поправил он, неожиданно развеселившись, хотя слова ее могли показаться обидными. Ему импонировала ее смелость, соседствующая с наивностью и простотой манер. Он никак не ожидал встретить такое чудо в толпе девиц, воспитанных при Высоком дворе Асаниана. Даже рабыни не позволяли себе рядиться в такие яркие небесно-голубые цвета, расшитые серебром и золотом. Золото предательски просвечивало сквозь синюю вуаль, золото глаз и золото крупных сережек. Золотые браслеты охватывали ее запястья, угадывались на стройных лодыжках. Ее подружка выглядела совсем поиному: скромно и со вкусом одетая, она застенчиво посматривала на него и тут же отводила взгляд, кутаясь в розовые покровы. Сгорбленная дуэнья, прислонившись к стене, неодобрительно покачивала головой, прислушиваясь к вольному разговору.

Эта шерсть, спросила вдруг розовая девушка, она у вас всюду? Совсем неожиданно его бросило в жар. Он усмотрел в этом вопросе двусмысленность.

Нет, сказал он. Только там, где это определено природой. Как и у `q`mh`mqjhu мужчин.

Они предпочитают ее брить. Она окинула его быстрым взглядом и вновь опустила глаза. Не знаю, в чем большая дерзость: глядеть на вас или говорить с вами. Я склоняюсь к тому, что глаза более нескромны. Но мне нравится смотреть на ваше лицо. Наши мужчины очень обычны. Они все одного цвета и мягкие словно пух. Он рассмеялся. Скромница удивила его. В ее речи сквозил острый, проницательный ум. Она вновь подняла голову и уже не опускала ее в продолжение всего разговора. Ее глаза были мягче, чем у подруги, янтарные, как смола из лесов Куриона.