Соло
Шрифт:
Но всего этого было недостаточно. «Не так стараешься», – звучало в его голове без остановки. Он выбирал места и события, которые пугали, выходил из зоны комфорта, как только мог, жил впроголодь, обманывал, нарушал границы, но всего этого было недостаточно, чтобы перебороть свой социальный статус. Это было клеймо, и больше он не мог его нести.
Конечно, он знал, что не нужно было говорить с тем незнакомцем в баре. Ох, как же хорошо, он это знал! И именно поэтому заговорил.
К совершеннолетию Лео так и не смог найти своё место, понять предназначение и заслужить имя. Родители говорили, что каждый
2.
–Я делал это недавно, – мужчина с поседевшими волосами взглянул поверх горлышка бутылки.
Женщина стояла у окна и держалась за раму.
–Но почему тогда… – она не закончила и снова указала ему во двор.
В сумерках придомовая территория представляла собой довольно грустную картину. Детский городок, для которого Надин специально выбрала место под окнами кабинета, уже давно был похож на забытые декорации, состоящие из песочницы, качели и небольшой горки. Женщина так отчетливо помнила, как они с мужем красили её в жёлтый цвет.
– Цвет солнца, – Филипп снял маску-респиратор и улыбнулся. – Я мечтал о таком городке в своём детстве. А у тебя был такой?
–Да, – грустно произнесла Надин, поглаживая живот, на который с утра еле натянула свитер. – В твоём детстве вообще мало что было…
–Ох, Ди, перестань, – он в который раз прокрашивал ступеньки горки. – Они ведь будут здесь так часто бегать!
–Они?
Обрадовавшись, как удачно получилось перевести тему, Филипп задорно рассмеялся.
–Ну а как же? Династия Соло! – мужчина замер, смакуя то, что только что произнёс. – Я жду наследника, – он опустился на скамейку рядом с женой и, сняв перчатку, положил тёплую ладонь на её живот. – Как ты там, друг?..
Диван скрипнул, и Надин отвела взгляд от окна. Филипп стоял рядом с ней и тоже смотрел во двор, крепко сжимая горлышко бутылки.
–Ди, – взгляд его выцветших глаз был затуманен, но извечно прямолинеен, – я говорю, что смазывал качели недавно. Не нужно делать это каждую неделю. Это, по крайней мере, глупо.
–А разве не глупо всё это? – она с грустью обвела руками двор. – Вечно смотреть на пустые качели.
Филипп удивлённо хмыкнул и протянул жене бутылку.
–Выпьешь?
–Ладно, Филипп, я поняла. Просто вспомнила нас молодыми. Тогда мы ждали Лиз, и ты красил детский городок в ярко…
–… и тогда-то, – он недовольно поднял указательный палец к потолку и повторил то, что Надин говорила ему слишком часто, – тогда-то я был совсем другим.
–Мы. Мы были другими.
–Это что-то новенькое, – его ноги в старых клетчатых тапках шаркнули по полу, и он медленно опустился на диван. – Закрой ты эти шторы и не выглядывай во двор, делов-то! А на днях я вызову рабочих, и они уберут этот городок, если он так на тебя влияет.
–Ты всегда умел решать проблемы таким способом.
Она наклонилась к его ногам, и Филипп вздрогнул от неожиданности. Надин
– Будь всегда впереди в этой гонке жизни, – говорила ей бабушка, расстилая белоснежную скатерть на огромном обеденном столе. – Чтобы на тебя смотрели снизу вверх, и никогда, слышишь… – пожилая женщина медленно наклонилась к малышке, которая стояла у её ног, – …никогда не опускайся на колени перед своим мужчиной. Это главное правило. Ты – моя последняя надежда.
Надин долго несла в себе страх стать служанкой для мужа, растерять свою женскую гордость и так и остаться у его ног – слабой и безвольной, какой ни при каких обстоятельствах нельзя было быть.
–Я из рода сильных женщин, – сказала она 30 лет назад молодому попутчику в поезде.
–Сильные женщины тоже любят.
Тогда он оказался прав, и теперь неуверенно сидел на диван перед женой, которая стояла на коленях.
–Мне неудобно, Надин, прошу, встань.
Его седина и слабость были выше её и выше всего того, что ей говорили и чему пытались научить. Она убирала бутылки и каждый день проветривала кабинет от запаха алкоголя, а потом останавливалась у окна. И так продолжалось который год, снова и снова, и будет продолжаться, хотя бы потому, что ей не перед кем расстелить белоснежную скатерть и напомнить о «вечной гонке жизни».
–Каждый день говоришь мне одно и тоже, – раздражённо буркнул Филипп, когда Надин, наконец, поднялась на ноги. – Зачем ворошить прошлое, которое так хочется забыть?
–Ты много выпил…
–… и всё равно в отличной памяти, – он в который раз за вечер посмотрел на кипу бумаг, которая лежала на столе. – Завтра выходной, и я, в кои-то веки, имею право выпить без твоих упрёков. Этот новый судья заменит нас завтра на слушании, хотя, как по мне, приезжал бы почаще, хватит заниматься консультациями, – он с усмешкой взглянул на жену. – И, конечно, ты сейчас удивлена, что я это знаю!
–Ты ознакомился с делом?..
–Надин, прошу… – он с тяжёлым вздохом облокотился на подушку, – не трогай меня. Я в руки не брал эти бумаги. Они так и лежат здесь с утра. Не наше дело и не наше слушание. В конце концов, у меня выходной или как?
Женщина кротко кивнула.
–Просто ты сказал про судью, и я подумала, что…
–Дорогая Ди, – он устало отчеканивал каждое слово, – пожалуйста.
Женщина без слов прошла мимо и вышла из кабинета. Что-то в её осанке встревожило мужскую интуицию, в которой теплилась любовь, но Филипп слишком устал. У него не было выходных уже несколько лет подряд.
–Десять… – он попытался сосчитать в уме, когда в последний раз был в отпуске и так и не смог вспомнить.
Филипп поднялся с дивана и подошёл к окну. Его уже не трезвому разуму не хватало свежего воздуха, и он шире открыл окно и сделал глубокий вдох. Головная боль начала понемногу отступать, и мужчина окинул взглядом скрипящие качели, которые так не нравились его старшей дочери. Лиз каждый раз сначала капризно морщилась, когда он предлагал ей покататься во время прогулки, но через минуту соглашалась.