Солярис. Эдем. Непобедимый
Шрифт:
— Ну, в чём дело? — буркнул я машинально.
Мне казалось, что по трубам доносится слабый стук. Вероятно, Сарториус копался в аппаратуре высокого напряжения. Мне захотелось пойти наверх. Но тут я сообразил, что придётся идти с Хари. И если её присутствие в библиотеке было ещё как-то объяснимо, там, среди машин, оно могло вызвать какое-нибудь неуместное замечание Снаута.
— Крис, — шепнула Хари, — как у нас?
Я невольно вздохнул. Нельзя сказать, чтобы этот день был для меня счастливым.
— Как нельзя лучше. О чём ты снова?
— Я хотела бы с тобой поговорить.
— Слушаю.
—
— А как? Ну, я же сказал тебе, у меня болит голова, масса работы…
— Немного желания, Крис.
Я выдавил из себя улыбку. Наверно, она была жалкой.
— Да, дорогая. Говори.
— А ты скажешь мне правду?
Я поднял брови. Такое начало мне не понравилось.
— Для чего же мне врать?
— Может, у тебя есть основания. Серьёзные. Но если хочешь, чтобы… ну в общем… то не обманывай меня.
Я молчал.
— Я тебе что-то скажу, и ты мне скажешь. Ладно? Это будет правда. Несмотря ни на что.
Я отвёл глаза. Она искала мой взгляд, но я притворялся, что не замечаю этого.
— Я тебе уже говорила, что не знаю, откуда здесь взялась. Но, может, ты знаешь. Погоди, я ещё не кончила. Возможно, ты и не знаешь. А если знаешь, но не можешь этого мне сказать сейчас, то, может, поздней когда-нибудь? Это не самое плохое. Во всяком случае, дашь мне шанс.
На меня словно обрушился холодный поток.
— Детка, что ты говоришь?.. Какой шанс? — запинался я.
— Крис, кто бы я ни была, я наверняка не ребёнок. Ты обещал. Скажи.
От этого «кто бы я ни была» у меня так перехватило горло, что я мог только смотреть на неё, глуповато тряся головой, как будто защищался от её слов.
— Я ведь объяснила — ты не обязан говорить. Достаточно будет, если скажешь, что ты не можешь.
— Я ничего не скрываю, — ответил я хрипло.
— Это хорошо. — Она встала.
Я хотел что-то сказать. Чувствовал, что не могу оставить её так, но слова застряли у меня в горле.
— Хари…
Она стояла у окна, отвернувшись. Тёмно-синий океан лежал под голым небом.
— Хари, если ты думаешь… Хари, ведь ты знаешь, что я люблю тебя…
— Меня?
Я подошёл к ней. Хотел её обнять. Она высвободилась, оттолкнув мою руку.
— Ты такой добрый… Любишь меня? Я бы предпочла, чтобы ты меня бил!
— Хари, дорогая!
— Нет. Нет. Молчи уж лучше.
Она подошла к столу и начала собирать тарелки. Я смотрел на синюю пустыню. Солнце садилось, и огромная тень станции мерно колебалась на волнах. Тарелка выскользнула из рук Хари и упала на пол. Вода булькнула в моечном аппарате. Рыжий цвет по краям небосклона переходил в грязно-красное золото. Если бы я знал, что делать! Если б знал! Вдруг стало тихо. Хари стояла рядом со мной, сзади.
— Нет. Не оборачивайся, — сказала она шёпотом. — Ты ни в чём не виноват, Крис. Я знаю. Не мучайся.
Я протянул к ней руки. Она отскочила и, подняв целую стопку тарелок, сказала:
— Жаль. Если бы они могли разбиться, разбила бы, всё разбила бы!
Какое-то мгновение я думал, что она и вправду швырнёт их на пол, но она внимательно посмотрела на меня и усмехнулась:
— Не бойся, не буду устраивать тебе сцен.
Я проснулся среди ночи как от толчка, напряжённый и собранный. Сел на кровати. В комнате было темно, только через приоткрытую
Протяжный хрип.
От этого я сразу же пришёл в себя. Я на станции, не в ракете, а этот ужасный звук…
Я выскочил в коридор. Дверь маленькой лаборатории была открыта настежь, там горел свет. Я вбежал внутрь. На меня хлынул поток ледяного холода. В кабине клубился пар, превращающий дыхание в хлопья снега. Туча белых хлопьев кружилась над завёрнутым в купальный халат телом, которое едва шевелилось на полу. Это была Хари. Я с трудом разглядел её в этом ледяном тумане, бросился к ней, схватил, халат обжёг мне руки, она хрипела. Я выбежал в коридор, миновал вереницу дверей. Я уже не чувствовал холода, только её дыхание, вырывающееся изо рта облачками пара, как огнём жгло мне плечо.
Я уложил её на стол, разорвал халат на груди, секунду смотрел в её перекошенное, дрожащее лицо: кровь замёрзла вокруг открытого рта, покрыла губы чёрным налётом, на языке блестели кристаллики льда…
Жидкий кислород. В лаборатории был жидкий кислород в сосудах Дьюара; [21] поднимая её, я чувствовал, что давлю хрустящее стекло. Сколько она могла выпить? Всё равно. Сожжены трахеи, горло, лёгкие, жидкий кислород разъедает сильнее, чем концентрированные кислоты. Её дыхание скрежещущее, сухое, как звук разрываемой бумаги, пропадало. Глаза были закрыты. Агония.
21
Сосуды Дьюара — сосуды с двойными стенками, между которыми создан вакуум, что обеспечивает высокую теплоизоляцию вещества внутри сосуда. Изобретены английским физиком и химиком Джеймсом Дьюаром (1842–1923).
Я взглянул на большие застеклённые шкафы с инструментами и лекарствами. Трахеотомия? Интубация? Но у неё уже нет лёгких! Сгорели. Лекарства? Сколько лекарств! Полки были заставлены рядами цветных бутылей и коробок. Хрип наполнял всю комнату, из открытого рта Хари всё ещё шёл пар.
Термофоры…
Я начал искать их, но, прежде чем нашёл, рванул дверцу другого шкафа, разбросал коробки с ампулами… Теперь шприц… Где он?.. В стерилизаторах… Я не мог собрать его занемевшими руками, пальцы были твёрдыми и не хотели сгибаться. Начал бешено колотить рукой о крышку стерилизатора, но даже не чувствовал этого. Я ощущал только слабое покалывание.
Лежащая захрипела сильнее. Я подскочил к ней. Её глаза были открыты.
— Хари!
Это был даже не шёпот. Я не мог издать ни звука. Лицо у меня было чужое, словно сделанное из гипса. Рёбра у Хари ходили ходуном, волосы, мокрые от растаявшего снега, рассыпались по изголовью. Она смотрела на меня.
— Хари!
Я ничего больше не мог сказать. Стоял, как бревно, с этими чужими деревянными руками. Ступни, губы, веки начинали гореть всё сильнее, но я этого почти не чувствовал. Капля растаявшей в тепле крови стекла у неё по щеке, прочертив косую чёрточку. Язык задрожал и исчез, она всё ещё хрипела.